У черного дуба с красной листвой - Дмитрий Самохин

– Чем в последнее время Коля промышлял? – спросил я.

– Раньше он с Бедуином время от времени ходил. На Большой земле промышлял грабежами, часто с поджогом, по призванию. Мы на это глаза закрывали. Что на Большой земле происходит, то Большой Исток не касается. Но потом дело громкое вышло, его еще Школьным костром прозвали. Коля по пьяни не в то здание завернул. И вместо банка в школе оказался, спалил ее под корень. Хорошо что дело ночью было, и никто кроме сторожа не пострадал. Да и сторож отделался только алкогольным синдромом, недели две стресс после пожара водкой лечил. Так Колю после этого дела сильно пробрало, и он больше на Большую землю не ходил. Заело его, что мог он детишек невинных запечь. Вот уже два месяца из Большого Истока ни ногой. Пару раз пожарным помогал, больше ни в чем предосудительным замечен не был.

Красавчег изложил все предельно ясно. Но все таки что-то меня в этой истории смущало. Совесть оно конечно дело понятное. От нее как известно далеко не скроешься, все равно заест. Но вот откуда она могла взяться у такого прожженного циника как Коля Факел это вопрос с подвывертом. На него попробуй ответь. Колька попал в Большой Исток не младенцем, а вполне взрослым дяденькой с устоявшейся психикой и жизненном укладом. Очень уж обычников не любил. А чего их любить, когда они его двадцать лет за человека не держали.

– Скромное жилье, подбрось и выбрось.

– А у тетушки Клык Марьи Ивановны хором нет. У нее все рабоче-крестьянское общежитие. Да и с санитарными нормами вечные проблемы, – с ядом в голосе сообщил Красавчег.

– Так чего не прикроете?

– Если прикроем, где вся эта шушера ночевать будет. По домам солидным пойдет, горло драть будет. Лучше уж здесь под присмотром.

– Логично, подбрось да выбрось. Только одного не пойму. Говорили Коля Факел погиб, только что-то тела не вижу.

Я оглянулся по сторонам. Нигде ничего подозрительного. Постель не прибрана. На шатком столе, застеленном дешевой китайской клеенкой, початая бутылка коньяка, две пустые рюмки, тарелка с недоеденной закуской, по которой бегал таракан, ища пути к отступлению, под столом наблюдалась пустая коньячная бутылка. Вот и весь натюрморт.

– Да кстати, а где тело? Мы сюда что жилищный вопрос приехали обсуждать? – возмутился Красавчег. – Капитан, проясни ситуацию. Капитан, ты где?

Капитан вырос как из-под земли. Попытался отдать честь, вышло скомкано.

– Осмелюсь доложить. Тела то нет.

– То есть как нет, подбрось и выбрось, – изумился я до невозможности.

– В привычном понимании тела нет, – испугался капитан.

– Что значит в привычном, непривычном. Я перестаю вас понимать, капитан. Потрудитесь внести ясность, – закипел Красавчег.

– Так это. Вот все что осталось от Коли Факела, – сказал капитан и кивнул на стену позади нас.

Резко обернувшись, я заметил огромное выжженное пятно на белой стене. Теперь понятно, почему я его не заметил. Пятно формой напоминало человеческий силуэт, поверить в то, что это все что осталось от Коли Факела, было очень трудно. Я не смог сдержать возмущенный возглас.

– Подбрось да выбрось.

– И не говори, – выдохнул изумленный Ник Красавчег. – И как такое могло произойти?

– Чтобы мне быть таким умным, – ответил я. – Вы уверены, что это и есть наш потерпевший? Других тел нет?

– Наши спецы соскоблили пепел со стены, провели анализ, достоверно пепел принадлежит Факелу. Даже Карма подтвердила, – смущаясь отчего-то сказал капитан.

– Ну, если Карма сама подтвердила, то сомнений быть не может, подбрось да выбрось. Тогда мы в глубокой заднице. Я не представляю, что тут могло произойти, что нашего Колю так раскорячило.

– Будем копать, – сказал задумчиво Красавчег. – Одно ясно, Факел последний вечер своей жизни провел в бурной компании. И успел хорошо отдохнуть. Надо найти альтера, с которым вчера Коля умеренно возлиял. Капитан, ставлю задачу. Обойдите соседей, опросите народ, кто что видел. А мы с Преподобным поедем. Нам тут больше делать нечего. Будет что серьезное, звоните.

– Ты слышал, Крейн, про нас с тобой уже стихи слагают? – поднимаясь по ступенькам крыльца, заявил Ник Красавчег.

– Подбрось да выбрось, неужели. И чем же мы так прославились и заслужили, – удивился я.

Наш народ стихосложением не очень то балуется. Не та закалка. Правда, есть исключение – Дамиан Болтун. Тот любит покуражиться над словом. Понятное дело, от его слов мир чуть-чуть меняется. Грех не воспользоваться такой возможностью.

– Догадайся с трех раз, и оба раза как в небо, – Красавчег приземлился в кресло напротив и хищно осмотрел плетенный столик на предмет чем бы поживиться.

Сграбастал бутыль с вискарем, налил мне, не обнаружил второго стакана и, не церемонясь, хлебнул солидно из горлышка.

– Подозреваю, что во всем виноват Коля Факел, вернее его нелепая смерть.

– Зришь в корень. Хочешь послушать сатирические вирши?

И, не дожидаясь моего согласия, Ник продекламировал:

Как у нас в Большом Истоке шум, переполох.Преподобный и Красавчег уж не ловлют блох.Все случилось очень рано в доме тетки КлыкИз Коли Факела негодяи сделали шашлык.

– Хорошо сказано, ничего не скажешь. Подбрось и выбрось.

– Там еще продолжение есть. Слушать будешь? – лукаво спросил Красачег.

– Избави меня боже. Еще под вечер портить себе настроение. Как твои кентавры продвинулись в поисках злодея, прикончившего Факела? Или этот куплет и есть свежие сводки с полей?

– Ничего более нового сообщить не могу. Топчемся на месте. Соседей опросили, так они словно ослепли напрочь. Никого не видели, ничего не знаем, – развел руками Красавчег и облизнулся на вискарь.

– Подожди. А кто у нас на районе умеет глаза красиво отводить? – закралась мысль в голову.

– Проверял уже. Майк Гнутый к этому делу не причастен. Он уже три дня как животом мается, с белого друга не слезает. То ихтиандра зовет, то похоронные марши играет.

– Плохо. Версия была красивая, – искренне расстроился я.

– А еще какие-нибудь светлые версии есть, Крейн? Или мы, правда, больше ни на что не годны?

Чувствовалось, что за последние два дня, что прошли с момента смерти Факела, Красавчегу сильно досталось. Работы шквал, а тут еще и общественность негодует, что среди них убийца как у себя дома разгуливает, и никто ничего не делает, чтобы помешать ему делать нехорошее.

– Пока в голову ничего не идет. Пусто, словно в бункере в раю. Кому мог Факел помешать. Он же совсем мирный человек. На чужое никогда не зарился. А если и подрабатывал на себя чем незаконным, то никому от этого плохо не было, – задумчиво произнес я.