Философская лирика. Собака из лужи лакает небо - Валерий Белов

и мы — проводим бабье лето

И сыграем в шестигранный ящик.

Фаталисту объяснять не надо,

Как полёт свой обрывает птица…

Те, кто холодов боялись, наледь,

Дружно потянулись за границу.

Только почему-то мне сдаётся,

Саван там такого же покроя,

Осень жизни и при ярком солнце

Медным тазом каждого накроет.

Долгой жизни следуя наказам,

Мы отсрочим время нашей встречи

С теми, кто уже под медным тазом

И кому покой там обеспечен.

Умереть не в своей постели

Время всё превращает в прах.

С кем похлёбку хлебали лаптем,

Как ты там — на семи ветрах

Вертопрах или вбит по шляпку

В быт, семью? Что, не по годам

Стало нынче менять привычки?

Как здоровье?.. Вопрос задам

И ответ получу обычный:

Да нормально живём, старик…

Только что значит жить нормально?

— Отутюженный воротник,

Пить коньяк, заедать кальмаром,

Осетриной, иную снедь

Поглощать и блудить без меры?

— Жить и только в глубоком сне

Ощущать себя флибустьером?

— Как причину больших помех

Видеть собственное лишь пузо,

Обвиняя в болячках всех

Позвоночник свой заскорузлый?

На вопрос отыскать ответ,

Для чего были все мытарства -

На воде свой оставить след

Иль отдать за коня полцарства?

Чашу жизни испить до дна

Неизвестно с какою целью…

Дорогая тому цена

Умереть не в своей постели.

Ведь жить мы по-другому не умеем

За счастьем призрачным с большим трудом

В дверь не одну и мы ломились лбом.

И уйму шишок мы понабивали,

А сделались счастливее? Едва ли…

Пусть дверь открыта, дом — а вот порог,

И скатерью пред нами сто дорог,

А мы торчим, как прежде, у порога,

Хоть вовсе не за пазухой у Бога.

Выходит, дело вовсе не в дверях.

В каких мы ошиваемся сенях

Вот что для нас куда главнее,

Ведь жить мы по-другому не умеем.

Когда сбывались бы мольбы

Когда сбывались бы мольбы,

Легко мы жили б и радушно,

Держа удары от судьбы

Набитою песочной грушей.

Но тщетны просьбы и мольбы,

Что к небу шлём мы неумело,

И на любой удар судьбы

Мы отзываемся всем телом,

Не запираемся в дому,

Нам в замкнутом пространстве душно,

И живы мы лишь потому,

Что ко всему неравнодушны.

Когда сбывались бы мольбы,

И мы отвыкли бы от боли,

Мы всё одно сшибали б лбы,

Ведомые свободой воли.

Под кожей грубой проще нет

Мир благодушия нарушить,

И быть отдушиной для бед

Всё лучше, чем песочной грушей.

Большая наша маленькая жизнь

Позубоскалили и разошлись,

А что осталось? — Наши встречи, речи,

Оплывшие заплаканные свечи —

Большая наша маленькая жизнь.

Из наших встреч, огарков бытия,

Озябший от безверия до дрожи

Костёр любви Всевышний в небе сложит,

Ориентир для инопланетян.

Однажды, дружно встав из-за стола,

Поднявшиеся к Богу наши души

На тот огонь придут себя послушать

И в пламени речей сгореть дотла.

Нерадостный, казалось бы, итог.

Но неслучайно плачут наши свечи —

Чтобы в Центавре, где-то там далече,

Очередную жизнь Господь зажёг.

Попить, позубоскалить, разойтись

Сойдутся вновь уже иные лица.

Так в новой ипостаси повторится

Большая наша маленькая жизнь.

Действие продолжается

Времени переменчивость —

Явь, кем-то свыше данная.

Сущность же человечества —

Не в переменах главное.

Шишек себе не набили мы,

Не разжились хоромами.

Нам извинят любимые

Промахи наши скромные.

Мы же былые нежности

Пестуем не из жалости…

Пьеса, актёры прежние,

Действие продолжается.

Красота спасёт мир

Когда-то об этом писал Достоевский,

Не всё, дескать, можно за деньги купить.

И даже герой его влюбчивый, дерзкий

Банкнотами вздумал печь в доме топить.

Лишь мы, раздолбаи, живём на зарплату,

Не в шекелях наш состоит интерес.

Нас много и все мы не хуже, ребята,

Чем те, кто «всех лучше» в оценке на вес.

На круги своя всё вернётся обратно,

И женщины выберут нас неспроста —

Когда лишь любовь ген даёт доминантный,

Мир от толстосумов спасёт красота.

О пустоте и высоте мироздания

Белкой, что в колесе, целый день ты.

Слухом полнится наша земля.

Друг для друга мы корреспонденты

Из агентства "Ля-ля тополя".

Будь ты хоть лицедеем Петрушкой,

Принц, волшебник иль голый король

Мир заполнить простой погремушкой

Всем нам свыше предписана роль.

Даже если кому-то ты нужен,

А не просто пришёл на постой,

Пустоте, что внутри, что снаружи

Оставаться всегда пустотой.

Это если с высот мирозданья

Лицезреть то, какие мы есть.

Но одно есть всему оправданье -

Нам туда ещё надо залезть.

Что лучше, говоря о человечности

От боли мироточит божий лик

И доведён весь мир до исступления.

Страх душит, самовыживания инстинкт,

А жизни смысл в его преодолении.

Когда маячит в Окнах Овертон

И правду подменяет наущение,

Расчеловечивание не закон,

А к первобытной жизни возвращение.

Божественная сущность на кону.

Что лучше, говоря о человечности,

Принять как нечто неизбежное войну

Иль подчиниться оголтелой нечисти?

В любовь абсолютную верим мы только отчасти

В любовь абсолютную верим мы только отчасти,

Её заменили незримо нам страсти-мордасти.

А что мы имеем от страсти пленительно шибкой —

Лишь воспоминания с глупой счастливой улыбкой

О том, как послушно себя обрекали на пытку…

Восторгов вкусили мы всяких и даже с избытком,

Чтоб вдруг осознать, затерявшись в толпе многолюдной,

Насколько бессмысленна жизнь без любви абсолютной.

Не тварь дрожащая, а право возымевший

Обычный человек, поэт, философ

Ответы ищет на свои вопросы –

Среди проблем досужих и дилемм

Откуда появился и зачем?

Посланцем заслан он с другой планеты,

А может, прибыл вовсе без билета

На чьём-то платье и под дым кадил

Себя венцом творенья возомнил?

Не тварь дрожащая, а право возымевший

Старушек топором… да ну их к лешим…

Слабо? Что струсил? Значит всё же тварь

Дрожащая, что влезла на алтарь?

Да хоть и так, кому я подотчётен,

А что до топора, то он заточен,

Своих ростовщиков ждёт до поры,

Без дела не ржавеют топоры.

На многое способны люди-твари,

Особенно когда они в ударе…

Таких Господь не будет осуждать,

Ведь что ещё от твари можно ждать?

Когда же человек, так может статься,

Задумал за добро со злом сражаться,

А не валить старушек на ура -

Не тварью можно быть без топора.

Об этом не пристало говорить

Об этом не пристало говорить,

Про это неприлично думать даже,

Когда огонь желания горит,

Да так, что помыслы черны от сажи.