Философская лирика. Собака из лужи лакает небо - Валерий Белов

и не звали…

Конквистадор дал инкам колесо,

А дело довершил колесованьем.

Стремясь отвлечь беспутных от путан,

Им разум дал в стальные руки крылья…

Как результат — Ирак, Иран, Афган,

Бен-Ладан и другая камарилья.

Любую ложь готов принять народ

Из уст того, кто правит в этом мире,

И если Рим, по пьяни, сжёг Нерон,

Возможности сейчас гораздо шире.

Как с гуся с нас библейская вода,

Не омывает и души не лечит.

Кто скажет мне — и это суета,

Да нет, отвечу — кое-что похлеще.

До срока приближая свой конец,

По головам всё выше мы и выше…

В семье народов крёстный наш отец

Пинает всех, росточком кто не вышел.

Творя добро, провидит зло Творец.

Чтоб ограничить мир в его гордыне,

На Вифлеем пикирует гонец —

Бог вспоминает о внебрачном Сыне.

На Землю посланный за нами присмотреть

(Нам, глупым, мёд бы пить его устами),

Сын предпочёл мучительную смерть,

Чем принимать участие в бедламе.

Его встречали Будда и Аллах,

Узнать, как мы себя ведём на воле,

Но мрачно констатировали факт,

Что вышел человек из-под контроля

И, поклоняясь праздной чепухе,

На праведное слово корчит рожи.

Чья радость в греховодной шелухе

Увещевать таких — себе дороже…

Что сбились мы с предписанных путей,

Когда-нибудь, заблудшие, ответим…

Всё суета, но в этой суете

Рождаются и плачут чьи-то дети,

И гибнут чащи, и клянёт свой хлев

От голода охрипшая бурёнка,

И впитывает губкой чёрствый хлеб

Слезу с ресниц невинного ребёнка…

Похоже, сотворивший нас Старик

Не ожидал такой метаморфозы.

И прав у Бабеля был Мендель Крик —

Кому бы в морду дать за эти слёзы?

2004–2013

Настоящая жизнь, где она?

Житель подлунного мира, в себе подавляющий

Все потайные желанья, предмет осуждения,

Думаешь ты, что покинув земное пристанище,

Там за чертой обретёшь ты второе рождение.

Если шахид ты, то Там подавай тебе девственниц,

Иль Дульсинею, коль рыцарь печального образа.

В Царство небесное Там вход отдельный по лестнице

(Кто в него верит…, а прочим — дендрарии с розами).

Там обретёшь ты покой и людское признание,

Чем обделён ты при жизни капризной фортуною,

Там погрузишься в свой мир из глубин подсознания,

В то, что в мечтаниях тайных себе напридумал ты.

Там нет врагов, все друг другу друзья и приятели.

Каждая нота там верная, душу щемящая…

Только вот жизнь и Там в нашем привычном понятии.

То, что имеем, и есть наша жизнь настоящая.

О земной боли

На неизбежности кострах

Сгорают люди, как поленья.

Сжигает смерть, как Герострат,

Невосполнимые мгновенья…

Но мы их пестуем с любовью,

Пустоты заполняя болью.

К покинувшему буйство трав

И в небо взмывшему, как птица,

Мы все, земную боль прервав,

Однажды присоединимся,

Чтоб над прошедшим с лёгкой грустью

Из поднебесья улыбнуться…

Наш след, как отпечаток бед,

На вечность ляжет безупречно.

Сквозь жизни наши на просвет

Проступит профиль человечий,

Что вырезают обелиском

Скорбь за чужих и боль за близких.

Царску службу волочить парню неохота

Царску службу волочить

Парню неохота,

Стал от армии косить

Он под идиота.

Не по росту парню сшит

Сюртучок казённый.

И в казармы не спешит

Дурень просветлённый.

Знать блаженному милей

Грубые вериги…

Чёрту — ладан, водки злей,

Крест — попу-расстриге.

Подношенье — не приход,

Морда не лоснится.

Не указ законов свод —

Тките власяницу.

Не украсят дурачьё

Аксельбантов плети.

А в потугах на почёт

Взрослые как дети.

Эполеты хороши

Детям на игрушки.

Не заржавят палаши,

Пушки-побрякушки…

Слышишь, как в лихие дни

Что-то там пуляет?

То в солдатики свои

Дяденьки играют.

Чем игрушкой быть при них —

Лучше полководцем.

Да и выбор невелик —

Служба иль юродство.

С дураками не вяжись,

Что тебе их цацки?

Если сможешь, откажись,

От забавы царской.

1985

Лучше всех или как "Ще не вмерла" не запеть

Народиться может угораздить нас

Где угодно — белым, цвета беж,

Жёлтым, чёрным, в Африке и в Аззии,

В Кампучии или в Бангладеш.

Нас о том не известят заранее,

Чтоб соломку подстелить могли.

Даже захудалая окраина

Для кого-то будет пуп Земли.

Говорят — в семье не без урода. Есть

И такое. Что тому виной?

Речь веду не о семье народов здесь,

Нам семьи достаточно одной.

Той, что "Ще не вмерла" до рождения,

Что случится через много лет -

Как о ней в припадке вдохновения

Стих сложил подвыпивший студент. *

Не от вшитых генов незалежности

Иль иных достоинств правосек,

Чтоб сбежать от собственной ущербности,

Возомнит про то, что лучше всех.

С головой дружить не обязательно,

Чтобы высшей расою предстать.

Лишь свидомый (с польского — сознательный)

Может про правителя сказать:

"Недомерок, ростом метр с кепкою

И на образину — смертный грех -

Подрывает нашу веру крепкую

В то, что мы с Европой лучше всех!

Ходит от рождения пришибленный

Недоумок, нравственный урод.

Вроде как одна овца паршивая

Портит нам всё стадо — целый род.

Дан козёл нам свыше в управление

Без царя в свидомой голове.

Лучше всех он волей провидения,

Хоть совсем не нашенских кровей.

Не ходить ему в козлах заслуженных,

Лишь к обеду ложка дорога,

А когда всем будет не до ужина,

Быстро отобьют ему рога.

Он сбежит, сопьётся иль преставится.

Мы же те, кто в хате на краю,

В том что от неё потом останется,

Будем слать проклятья холую…"

Где родиться, кабы знать заранее,

Чтоб не повторить судьбину впредь,

Про свою любимую окраину

"Ще не вмерла" снова не запеть?

Впрочем, есть на то иное мнение,

С чем не согласится правосек -

Бед причина вовсе не в рождении,

А в козлах породы лучше всех!

*Стихотворение "Ще не вмерла Україна" сочинено в 1862 г. Павлом Чубинским, местечковым львовским автором с польскими корнями. Написал он этот текст экспромтом "на коленке" в ходе студенческой пирушки (Павлу было тогда 23 года).

Хорош совет Козьмы, но только не для нас

"Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану" (Козьма Прутков). "От дурака куда меньше вреда, если дать ему высказаться" (народная мудрость)

Заткнуть фонтан — совет Козьмы Пруткова,

Насколько он подходит нам и вам?

Молчанье золото? — Оно оковы,

Когда вокруг бардак, позор, бедлам!

Как можно на язык навесить гири,

Когда на семь и даже восемь бед,

На всё, что