Я — ваши неприятности - Татьяна Полякова

Тут в дверь постучали, я испугалась, а Серафима нахмурилась.

— Кто это?

— Понедельник, — напомнила я. Тетка замысловато выругалась и пошла открывать. Входная дверь хлопнула. Услышав голос Владимира Петровича, я облегченно вздохнула. Он прибыл не один. Рядом сиял улыбкой Илья Сергеевич Тарханов с тремя белыми розами в руках. Положительно, он имел виды на Серафиму. Приняв розы, та милостиво протянула руку и сказала:

— Что ж, проходите. — Теплоты в ее голосе было как в мороженой рыбе. Илью Сергеевича это не смутило, он продолжал улыбаться так же лучезарно.

— Вы в подъезде столкнулись? — поинтересовалась Серафима.

Владимир Петрович хмыкнул и ответил миролюбиво:

— Не угадала. Налицо тайный сговор.

— Интересно. С чем пожаловали?

— А просто так нельзя?

— Просто так мне недосуг. Скорбит душа. С мебелью прощаюсь.

— А я, можно сказать, по делу, — заговорил Илья Сергеевич, наблюдая за тем, как Серафима ставит цветы в вазу. — Хочу вам предложить работу у себя.

— С чего это вдруг? — очень натурально удивилась тетушка.

— Мне нужен хороший специалист.

— Хороший это не про меня. Хороший за долги квартиру не продает.

Серафима села в кресло, сверля Илью Сергеевича взглядом.

— Чаю хотите? Лика организует.

— Нет-нет, спасибо, — отказался Тарханов, чем очень меня порадовал, подниматься с дивана совершенно не хотелось.

— А ты чего это домой не спешишь? — накинулась тетушка на Владимира Петровича.

— Катерина с девчонками к теще уехала, в деревню. Парень я теперь холостой, Илья Сергеевич поманил, я и купился.

— Вот оно что. Если вы холостые сегодня, может, женщин в ресторан пригласите?

— Ты, Серафима, совесть имей, — укорил тетушку Владимир Петрович. — С моей-то зарплатой по ресторанам шляться?

— А почему бы и нет? — обрадовался Тарханов. — По-моему, отличная идея. Я уже не помню, когда в последний раз был в ресторане.

— Серьезно? — фыркнула Серафима.

— Серафима Павловна, я ведь за тот случай уже извинялся, — тихо сказал Илья Сергеевич. — Помилосердствуйте, вспомните пословицу: лежачего не бьют.

Серафима поразмышляла, разглядывая потолок, потом кивнула:

— Ладно, мужики. Катим в ресторан.

— Да ну его, — заскучал Владимир Петрович. — Давайте ко мне, посидим как люди, я вас пельменями накормлю. — Мы засмеялись, а он обиделся. — Хорошие пельмени, жена сляпала.

— Катька твоя отродясь ничего путного сляпать не могла, так что придется тебе потратиться.

— Куда прикажете? — поинтересовался Илья Сергеевич, поднимаясь.

— В “Узбекистан”, — ответила Серафима, чем вызвала легкое замешательство у мужчин.

— Ну вот, — вздохнул Владимир Петрович. — Дался тебе этот притон…

— Ничего, на подопечных своих посмотришь. Живут не тебе чета. Собирайся, радость моя, — повернулась она ко мне. — Мужики приглашают, грешно отказываться.

Подавив тяжкий вздох, я поднялась с дивана.

"Узбекистан” радовал глаз цветными витражами и таинственным полумраком. Мы устроились в нише, напоминающей беседку, и стали смотреть по сторонам.

Публика была обычной, ресторанной. Серафиме очень скоро надоело таращить глаза, и она пристально посмотрела на меня. Я тосковала о покинутом диване. Однако очень скоро тоска сменилась удивлением при виде сокрушительной щедрости Ильи Сергеевича. Съесть все я и за неделю бы не смогла, но все равно порадовалась.

Где-то через полчаса в зал ввалилась шумная компания человек в пять. Официантки засуетились, публика насторожилась, а тетка Серафима нахмурилась.

— Кто это? — спросила я, догадываясь, каким будет ответ, и не ошиблась.

— Катков-старший. Вон тот, у окна, в сером костюме.

На Юрика Каткова стоило посмотреть. Выглядел он роскошно и сам себе нравился. Наверное, многие женщины сочли бы его красавцем, конечно, те, кому по душе подобные типы. Гладко зачесанные назад волосы, золотые запонки, бриллиантовая булавка в галстуке величиной с куриное яйцо — голливудский гангстер, да и только. Чувственные губы презрительно кривились, а глаза невероятной яркости и голубизны взирали на мир с наигранным равнодушием.

— По дружку соскучилась? — съязвил Владимир Петрович.

— Что б ему пропасть, — в сердцах ответила Серафима.

Дальше стало еще интересней. Не прошло и часа, как в зале появился еще один тип. Я вряд ли бы обратила на него внимание, но Серафима вдруг подпрыгнула на стуле и начала вращать глазами, так что мне волей-неволей пришлось заинтересоваться.

Тетушкины прыжки объяснялись просто: в ресторане появился Циркач. Тут надо пояснить, что, возникая перед ним прекрасным видением, я так погружалась в образ, что рассмотреть его как следует не имела возможности. Теперь случай представился.

Циркач меня разочаровал. В нем не было ничего особенного. По нынешним меркам невысокий, широкоплечий, простоватое лицо, короткая стрижка. Обычный парень, каких тысячи. В ресторан он пришел в спортивном костюме. Подбрасывая ключи от машины и насвистывая, направился к столику в противоположном углу, где шумно отдыхала компания молодых ребят. Судя по всему, приехал он для того, чтобы с кем-то увидеться. Хотя у него и было тяжелое детство, но я отказывалась верить, что он считает возможным появляться здесь в таком виде. Циркач разговаривал с бритым наголо здоровяком, слегка наклонившись к ь? его уху, и тут, надо полагать, увидел нас. Глаза Серафимы загорелись дикой радостью.

Циркача приглашали остаться, поначалу он качал головой, отказывался, но вдруг передумал. Устроился за столом, поглядывая в нашу сторону.

— Это судьба, — прошипела Серафима.

— Чему радуешься? — разозлилась я. Наши мужчины повели ушами. — А в чем дело? — спросил любопытный Илья Сергеевич. Верный друг ухмыльнулся, но промолчал. Ответила Серафима:

— Лика увидела знакомого.

— Неужели вон тот бесцветный тип и есть предел ваших мечтаний? — изумился Тарханов. — Не могу поверить. Невзрачный парень, к тому же похож на бандита…

— Да? — удивилась я. — А мне казалось, он довольно приятный молодой человек.

— Мы говорим о разных людях? Кстати, он упорно на вас смотрит. Я сидела к Циркачу спиной и наблюдать за ним не имела возможности. Приходилось полагаться на Серафиму. Илья Сергеевич почему-то занервничал, разговора не получалось. Серафима была слишком увлечена наблюдением, чтобы достойно реагировать на два внешних раздражителя в виде сидевших за столом мужчин.

— Он остался из-за тебя, — продолжала радоваться тетушка.

Мне же был чужд ее оптимизм.

— Ну и что? Может, пригласить вас на белый танец?

— Наверное, это все-таки слишком.

— Да? А то я с удовольствием…

— Пригласить должен он.

— В спортивном костюме? По-моему, это несколько странно. А потом, не принято приглашать на танец женщину, сидящую в компании мужчин.

— Где не принято? — начала вредничать Серафима, я только рукой махнула.

В конце концов тетушке надоело разглядывать Циркача, было ясно, что никаких шагов в отношении меня он предпринимать не будет, по крайней мере сегодня. Мы вздохнули: тетушка с грустью, я с облегчением.

Мужчины, потратив некоторые усилия на бесплодные попытки завязать с нами разговор, на время удалились. Серафима прикидывала наши шансы в отношении обладателя спортивного костюма, когда я, почувствовав чье-то присутствие рядом, с удивлением обнаружила, как переменилась в лице тетушка. Я посмотрела вправо, пытаясь отгадать, что у такое особенное она усмотрела за моей спиной. И увидела Каткова. Как-то я умудрилась забыть о его существовании. Оказалось, напрасно. Каток был изрядно пьян и в приподнятом настроении.

— Привет, Серафима, — сказал он.

Голос как нельзя лучше соответствовал его облику: чувственный и возмутительно наглый.

— Здравствуй, Юра, — спокойно ответила Серафима.

— Вроде сегодня понедельник? — поинтересовался он.

— Помню, Юра. Нашла покупателей на квартиру. Я отдам деньги, все до копейки, не сомневайся.

— Не сомневаюсь, — хохотнул он и покосился на меня.

— А это, значит, твоя племянница?

— Да. Приехала в отпуск.

— Ясно. Тетушке помочь в трудную минуту? Молодец, деточка. — Привалившись к моему стулу, Каток стал меня разглядывать. Удовольствие небольшое. Помня советы Серафимы, я сосредоточилась на тарелке. — Племянница у тебя что надо, — ухмыльнулся Каток, сделал паузу и добавил:

— Только ведь я натурой не беру, так что не трудись.

Выражение “вся кровь ударила в голову” стало мне совершенно понятно, надо полагать, именно это со мной и произошло, потому что я разом забыла все тетушкины советы, посмотрела на Катка и поинтересовалась:

— Вы что, местный сумасшедший?

— Деточка, — ласково сказал он, — сунь в ротик апельсинчик и заткнись.

— Пошел вон, — ответила я, сотрясаясь внутренней дрожью не от страха даже, а от ярости, кстати, чувства опасного и, как правило, не обещающего обладателю спокойной жизни. Разговор принял скверный оборот. Беда в том, что уступать я не умею, твердолобое упрямство у меня наследственное.