Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

с нежеланным кавалером. Магдаларек и слышать ничего не хотела. В какой-то момент тётушку отвлекли танцующие, которые запросили кофе, и тогда Магдаларек тихонько взяла Фройхена за руку и по маленькой лестнице увела его на чердак. Там было уютно, тепло от разгорячённых тел танцующих, в воздухе стоял сладкий мускусный запах шкур, сваленных на полу. Фройхен и Магдаларек, оба уставшие после долгого путешествия и танцев, устроились на шкурах. О дальнейшем Фройхен написал только: «Я всегда вспоминаю о ней с теплотой».

На следующий день Фройхен и Брёнлунн купили собак и отправились обратно на «Ханс Эгеде», который, подняв паруса, устремился обратно в Данию. Так закончилась первая поездка Фройхена в Гренландию. Эта земля зачаровала его. «Гренландия – это остров моей мечты» – так говорил он. Ему не терпелось вернуться.

4. «Неодолимое стремление»

Когда «Ханс Эгеде» бросил якорь в Копенгагене, порт наводнила толпа любопытных. 1906 год – это ещё эпоха до стабильной радиосвязи, и одни только корабли привозили новости из Арктики. А в этом году новостей с Севера ждали все. Несколько полярных исследователей соревновались между собой, кто быстрее дойдёт до Северного полюса, и большинство планировали начинать путешествие из Гренландии. У трапа «Ханса Эгеде» поджидали журналисты, они надеялись расспросить экипаж, что те слышали о полярной гонке. Увы, на борту никто ничего не знал; но грядущая экспедиция Мюлиус-Эриксена обещала подвести их близко к центру событий. Фройхен ещё не знал, что в полярной драме ему была уготована важная роль.

Гонка к Северному полюсу имела целью ответить на вопрос, который давно интриговал человечество: что находится на самой макушке у нашей Земли? В III веке до н. э. древнегреческий географ Эратосфен изобразил Северный полюс скованным льдами – хорошая догадка, – но в Древнем мире точно никто ничего не знал об этом месте, поэтому люди воображали самые разные небылицы вместо белого пятна на карте. Иные древние греки называли приполярные регионы Гипербореей: по их представлению, Гиперборея была залита солнцем и по ней бродили мудрые великаны и грифоны – наполовину львы, наполовину орлы. Через несколько веков путешественники из Китая и других стран заметили, что полюс влияет на поведение компаса, и задались вопросом, существует ли там вовсе притяжение – или люди попросту парят в воздухе как по волшебству. После интерес к Северному полюсу угас и вспыхнул только в XVI–XVII веках, когда Мартин Фробишер, Генри Гудзон, Уильям Баффин и другие путешественники отправились на поиски Северо-Западного прохода, а вернувшись домой, принялись рассказывать удивительные истории. С наступлением эпохи романтизма Северный полюс начал привлекать писателей и художников. В классическом романе «Франкенштейн» Мэри Шелли 1818 года полюс – это последний рубеж человеческого дерзания. Сюжет «Франкенштейна», готической истории о чрезмерной гордыне, начинается с того, что полубезумный главный герой гонится за своим чудовищным созданием через ледяную пустыню к Северному полюсу, где монстр надеется свести счёты с жизнью. Через четыре года после «Франкенштейна» Джордж Гордон Байрон упомянул Северный полюс в «Видении суда», сатирической поэме – размышлении о божественном суде. Через пять лет после выхода поэмы английский путешественник Уильям Парри отправился в первую из известных экспедицию, цель которой была достичь Северного полюса, а не Северо-Западного прохода. К сожалению, путешествие закончилось ничем: дрейфующие льдины унесли его команду обратно на юг. С этого момента жажда европейцев достичь полюса только усилилась, и всё больше судов гибло в северных водах, всё больше людей умирало или пропадало без вести в приполярных странах. Такие великие жертвы заставили людей ещё пуще фантазировать, что же может скрываться на самой северной точке планеты. В романе «Путешествие к центру Земли», впервые опубликованном в 1864 году, Жюль Верн описывал подземное море, расположенное прямо под полюсом, а по его берегам бродили мастодонты и некие древние люди – подобие «недостающего звена»[3]. «Разве нельзя предположить, – гадал Putnam’s Magazine в 1879 году, – что за стеной арктических льдов отыщут ещё затерянные осколки человечества – забытых братьев, унесённых в дальние края могучими течениями, которые описывают путешественники? Разве не может быть так, что счастливца, достигшего северных стран, поприветствует человеческий голос?»

Поэты и художники соревновались друг с другом в силе воображения, однако даже самые выспренные их домыслы уступали теориям учёных XIX века. Наиболее любопытный взгляд на Северный полюс представлял Август Петерман, немецкий профессор, во второй половине XIX века – самый известный и уважаемый географ в мире. Из-за особенного пристрастия к белым пятнам на карте мира Петермана прозвали «географ-теоретик». Вообразите человека с серьёзным лицом, с неожиданно ухоженными руками, интроверта, в очках с проволочной оправой: он сидит в своём кабинете, обитом деревом, и чертит замысловатые карты. Петерман издавал журнал Anstalt, у которого был латинский девиз Ubique terrarium («По всему миру»), сопровождаемый изображением змеи, кусающей собственный хвост. Этот символ указывал на то, что жажда знаний порождает больше знаний. Петерман видел в Северном полюсе ключ к пониманию того, как устроена наша планета, почему погода и другие стихии на ней существуют в таком балансе. Петерман неустанно вёл кампанию, призывавшую разные страны бросить силы на изучение Крайнего Севера. «Если не открыть Северный полюс, – писал он, – всё наше понимание географии никогда не соберётся в полную картину». Петерман знал, насколько опасны полярные экспедиции, но считал, что польза для общества легко окупает риск. «Разве подобное великое предприятие не стоит нескольких человеческих жизней?» – вопрошал он.

К 1906 году, когда была назначена Датская экспедиция, учёные уже имели неплохое представление о Северном полюсе. Никто ещё не ступал на эту географическую точку, но благодаря исследователям люди уже понимали, что самые безумные домыслы о ней – не более чем домыслы. Мюлиус-Эриксен задумал провести метеорологические изыскания, призванные ответить на вопросы, которыми так страстно мучался Петерман. Для этого полярный исследователь взял с собой в экспедицию немецкого учёного по имени Альфред Вегенер: последнему предстояло стать непосредственным начальником Фройхена. Однако к этому времени большинство людей понимали, что Северный полюс сам по себе не представляет большой ценности для науки: куда важнее был сам регион, а не точка на карте.

Но хотя с научной точки зрения Северный полюс был малоинтересен, к нему по-прежнему стремились романтики. В мире, переживающем стремительную индустриализацию, в мире, где человеческие лица заменяли машины, а на место идейных лидеров приходили безликие бюрократы, достичь Северного полюса значило одержать победу не интригами или хитростью, но мужеством и неукротимой силой духа. Достичь полюса значило навсегда войти в историю. Того, кому посчастливится впервые ступить на эту географическую точку, навеки прославят как