У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы - Юрий Дьяков

Но в то же время со времени создания единого государства с центром в Москве, затем в период его стабилизации уже в послесмутное время формировались и иные стороны русского национализма, вдохновляемые державными претензиями царской власти, боярско-дворянских группировок. От обороны Россия переходит к экспансии, от возвращения своих исконных земель – к завоеванию новых территорий – в Сибири, на Юге (Крым, Молдавия, Валахия). Такого рода политические тенденции стали основой для складывания русской самодержавной националистической идеологии, которая уже обращается не только вовне страны, но и внутрь ее. В императорской России уже имеет место четкое разделение на русских и инородцев. И по мере укрепления абсолютистского государства и его унитарных черт, стеснения былой вольности народов (например, Украины, Грузии, Азербайджана) эта разница обозначается все более и более четко. Былая ненависть к латинству и «бусурманству» как носителям антирусских геополитических традиций и опора на православие как на силу национально-патриотическую превращаются в императорской России в великодержавную формулу «православие, самодержавие, народность», которая, как уже отмечалось выше, несла в себе скорее автократические, нежели националистические, начала. Именно эта формула стала основой российского государственного национализма. Этому способствуют и некоторые политические тенденции внутри страны в XVIII–XIX вв., такие, как борьба с «бироновщиной» – засилием немцев в русской правящей верхушке, завершившаяся переворотом, совершенным «русской партией», который возвел на престол дочь Петра I – Елизавету. К этому же относится и борьба против немецкой ориентации Петра III, и новый переворот под русскими знаменами, который привел к власти правительство Екатерины II, чьей идеологией официально становится русский национализм.

Но и в XVIII и в XIX вв. государственно-националистические тенденции в России охватывают лишь верхушку российского общества, которая причудливо сочетала в себе низкопоклонство перед Западом и русскую доморощенную спесь. Народ – миллионы крепостных, государственных, удельных крестьян, работные люди, городские ремесленники были весьма далеки от этих настроений. Можно со всей определенностью утверждать, что в нашем распоряжении нет материалов, которые бы говорили о массовом распространении националистических настроений в народной среде. Напротив, там сохранялись стихийный интернационализм, спокойное, дружеское отношение к инородцам – татарам, украинцам, грузинам, латышам, якутам и т. д., которое зародилось в этом многонациональном, унитарном по своему характеру государстве в глубокой древности. Точно так же отсутствовало и враждебное отношение к другим народам мира, хотя испокон веков на Руси было настороженное отношение к немцам – не только как к ближайшим носителям иной, западной культуры и религии, но и как к нации, постоянно агрессивно устремленной на Восток. Характерно, что даже война с Наполеоном и Крымская война стали в России лишь эпизодами в развитии национального самосознания, но «ледовая» победа Александра Невского над тевтонцами, война с Ливонским орденом вошли прочно в душу народа. И эти чувства были подкреплены в дальнейшем в ходе первой мировой войны и схватки с германским фашизмом.

Самое главное, в народе не было ни малейшего признака чувств расового превосходства русских по отношению к другим народам России и мира, что определяет основную черту шовинизма, расизма и воинственного национализма, хотя необходимо признать существующее в народной среде чувство эдакой бытовой дружелюбной снисходительности по отношению к представителям некоторых национальностей, попадающих в русскую народную стихию.

Вторая половина XIX – начало XX в. резко изменили ситуацию в стране. Мощные социально-экономические и политические процессы нового времени подтачивали устои прежней империи. Близились революционные потрясения. Народы России, лишенные по разным причинам своей государственности и не прошедшие определенных историей цивилизованных ступеней развития, устремились на путь самостоятельного решения своих исторических судеб.

В этих же условиях верхи российского общества обратились к рычагам национализма как к панацее против поднимающих голову национальных движений народов страны, против революционных сил разных направлений. С конца XIX в., но особенно определенно в ходе революции 1905–1907 гг. и в послереволюционное время консервативные силы, близкие к трону, выдвигают лозунги незыблемости самодержавия как исконной русской формы правления, стабильности системы помещичьего землевладения, единой и неделимой России, борьбы против пагубных общественных перемен и настроений, воинствующего православия и религиозной нетерпимости, великодержавного шовинизма и антисемитизма, ксенофобии[26].

Одновременно националисты (и об этом также надо сказать откровенно) вели критику правительства, настаивая на борьбе с бюрократией, ратуя за уравнение прав всех сословий, за сохранение общинного землевладения, развитие страхования рабочих; некоторые из них активно поддержали реформы Столыпина.

Создаются националистические организации: «Союз русского народа», «Объединенный русский народ», «Русский народный Союз имени Михаила Архангела». Именно в начале века зазвучали слова, которых не знала ранее Россия, о защите русского народа от инородческой опасности, о том, что Россия представляет собой осажденную инородцами крепость, что Россия должна принадлежать русским[27] и т. д. Но что характерно – националистическая истерия не затронула широких слоев народа. Под этими знаменами шла часть духовенства, дворянства, купечества, некоторые слои городских обывателей.

Скажем, «Союз русского народа» насчитывал 350 тыс. человек, «Русский народный союз Михаила Архангела» – около 60 тысяч. Это было немало, но в стране обитали десятки миллионов людей. Трудовой народ остался глух к этим настроениям. Любопытно, что на выборах в I Государственную думу в 1905 г. от монархических правых партий прошло лишь 9,2 % выборщиков, а черносотенцы получили 6,1 % голосов выборщиков, хотя избирательная система дискриминировала крестьянство и городские трудовые слои и отдавала преимущество тем социально-политическим силам, которые могли поддержать националистические призывы[28].

Думается, что традиционно интернационалистские настроения народа сыграли свою роль в этих процессах, оставив националистов без широкой массовой опоры. Однако националисты выступали хотя и немногочисленным, но сплоченным фронтом. Их пропаганда, насильственные действия, в частности еврейские погромы, спровоцированные ими столкновения между армянами и азербайджанцами и другие акты имели широкий общественный резонанс и придавали времени определенную националистическую окраску.

В первые революционные и послереволюционные годы национальные отношения резко обострились. Во-первых, русское националистическое движение нашло себе дополнительную опору в катастрофическом для старой России коллапсе страны: разрухе, утрате всех старых общественных ценностей, отпадении от России веками собираемых национальных территорий. По существу, большинство «белых» антибольшевистских движений выступало не только под реставрационно-монархическими или буржуазно-демократическими лозунгами, но и под лозунгами националистическими. Сохранение единой России, возрождение ее территориальной целостности были маниакальной идеей правительств и Колчака, и Юденича, и Деникина, и Врангеля. Но надо объективно признать, что этот всплеск русского национализма имел весьма специфический характер. Он снова был вызван тяжелым положением страны, утратой ее прежних приоритетов, горькими размышлениями о судьбах Родины, как их понимали дворянство, чиновники, офицерство, православное духовенство, предпринимательские слои, благополучный обыватель, зажиточное крестьянство – все, кто был сметен с общественной арены большевистской революцией. Одновременно наблюдался взрыв национализма в «инородческих» регионах России. На развалинах рухнувшей империи создавались националистические правительства, множилась и совершенствовалась националистическая, зачастую антирусская и, естественно, антибольшевистская пропаганда, поскольку большевики сразу же фактически выступили политическими наследниками центральной власти в России, несмотря на свои интернационалистические лозунги.

Сложность ситуации заключалась и в том, что события резко окрашивались в социальные тона. И в России, и в национальных районах одновременно шла борьба «белых» против «красных», сторонников старого общественного устройства с апологетами левых, социалистических сил, с низами народа. Все это придавало националистическим настроениям крайне запутанный характер. Однако попытки создать российские фашистские партии в Маньчжурии в 1920‑30‑е гг. и в США в 1930‑е гг. окончились полным фиаско, не говоря уже о том, что такие же попытки в России оказались обреченными на полный провал[29].