Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер

и Хейвз. Человек, казалось, был нелепо вставлен в раму своей невероятной позы, белый порошок схватил момент смерти и запечатлел его.

Полицейский фотограф исполнял свой мрачный танец вокруг трупа, каждый раз после очередной вспышки фотоаппарата меняя угол съемки. Труп, не мигая, глядел на него, скрючившись в нелепой позе, в которой застала его смерть: подогнув одну ноту под себя, вытянул другую. Солнце ярко светило. Стоял май, и воздух был напоен пьянящим ароматом свежескошенной травы, восхитительным запахом магнолий, кизила, вишен и айвы. А в сердце у него торчал нож!

Они стояли вокруг тела, обмениваясь любезностями, они собирались вместе только тогда, когда торжествовала Смерть. Ребята из лаборатории, фотограф, помощник главного медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств Северного округа, двое с 87-го седьмого участка — все окружили труп человека с ножом в сердце и спрашивали друг друга о повседневных делах, слышали ли они, что Манилус из 33-го участка был убит грабителем вчера вечером, о людях, съезжающих с квартиры ночыо, чтобы не платить за нее, и о том, будет ли упорствовать комиссар, и о том, что день был прекрасный и погода этой весной прекрасная и нет ни капли дождя. Они перекидывались шутками. Фотограф рассказал одну — о пер' вом астронавте на луне, одновременно незаметно и по- деловому выполняя свою работу. Мертвец лежал на траве. Они признавали его присутствие мысленно, только ловко орудуя руками. Они, по сути, отрицали его. Он уже был для них не человеком, а проблемой.

Карелла вынул из его груди нож, после того как был закончен медицинский осмотр и фотографирование. Он осторожно взял его, предварительно прикрыв ладонь носовым платком, чтобы не снять возможные отпечатки на рукоятке и лезвии.

— Вы выпишете свидетельский бланк? — спросил его один из лаборантов.

— Да, — ответил он кратко.

Он вытащил три или четыре бланка из заднего кармана брюк, вынул один из перевязанной резинкой пачки, положил остальные обратно, снял колпачок с ручки и начал писать.

Автоматически он перевернул бланк и на обратной стороне заполнил строчки необходимой информацией.

Он привязал ярлык к ручке ножа в том месте, где она соединялась с острием. Затем, держа нож за принизанный к нему ярлык, подошел к лаборанту, который делал рисунок тела и его местоположение.

— Можете взять его с собой, — сказал Карелла.

— Спасибо, — лаборант принял нож из его рук и отнес его в машину, стоящую одним боком на траве, другим на дорожке, которая опоясывала парк. Прибыла «Скорая помощь», и санитары ждали, когда все кончат работу, и они смогут отвезти тело в морг на вскрытие. Хейвз, находящийся где-то рядом на расстоянии нескольких футов от того места, где ожидали санитары, расспрашивал человека, заявившего, что видел все происшествие. Карелла без всякой определенной цели подошел ближе. Иногда ему казалось, что вся эта официальная суматоха, которая начинается, когда обнаружен труп, предназначена для того, чтобы безболезненно свыкнуться с мыслью о существовании насильственной смерти. Служащие делали снимки, наброски, собирали латентные отпечатки и все доступные свидетельские показания, но все это были действия людей, которые на самом деле медлили, привыкая к мысли о трупе и необходимости иметь с ним дело.

— Когда это случилось? — спрашивал Хейвз свидетеля.

— Должно быть, полчаса назад, — сказал он. Это был иудой старик, его голубые глаза слезились, из носа текло. Он все время вытирал его тыльной стороной руки, покрытой коркой слизи.

— А где вы сидели, мистер Колуци? — поинтересовался Хейвз.

— Прямо здесь, на этом высоком камне. Я делал набросок озера. Видите ли, я уже на пенсии, живу с дочерью и зятем на Гровер-авеню, тут недалеко, через парк.

— Вы можете нам рассказать, что произошло? — попросил Хейвз.

Он заметил, что Карелла стоит рядом, и произнес:

— Стив, это мистер Колуци, — познакомьтесь. Детектив Кпрелла.

— Здравствуйте, — приветливо произнес старик и тут «г спросил по-итальянски — Вы итальянец?

— Да, — подтвердил Карелла. /

— Как хорошо, — улыбнувшись, продолжал старик по- итальянски. — Я отвечаю на вопросы вашего друга.

— Я не думаю, что он понимает итальянский, — мягко остановил его Карелла. — Ты понимаешь, Коттон?

— Нет, — ответил Хейвз.

— Я ему говорил, что прихожу сюда каждое утро порисовать. Я сидел вон там, когда подъехала машина.

— Какая, мистер Колуцй? — поинтересовался Карелла.

— «Кадиллак» с откидным верхом, — ответил Колуци без запинки.

— А цвет?

— Голубой.

— Верх опущен?

— Нет. 

— Вы случайно не заметили номера машины?

— Заметил, — Колуци вытер нос тыльной стороной руки и сказал — Я записал его в своем альбоме.

— Вы очень наблюдательный человек, мистер Колуци, — похвалил Хейвз, приподняв в восторге брови.

Колуци пожал плечами и опять вытер нос рукой.

— Ведь не каждый день доводится видеть, как человека закалывают до смерти.

Было видно, что для него это было настоящее развлечение, которое доставляло ему удовольствие. Ему было лет шестьдесят семь — шестьдесят восемь, худой старик с все еще мускулистыми, жилистыми, но слегка трясущимися руками. Старик, которого выпустили погулять и который каждый день приходил в парк рисовать. В это утро, которое началось как обычно, в его жизнь вошло что-то новое. Он наблюдал за озером и рисовал ту его часть, которая была рядом с доком, где в беспорядке на воде качались гребные лодки, как вдруг к краю извилистой дорожки подъехал «кадиллак», и произошло убийство. И старик, которого никто не заметил на его высоком валуне, откуда он хорошо видел и озеро и место убийства, был весь насторожен, наблюдателен и скор. Он закричал убийце и потом записал номер машины, когда она отъезжала. Впервые за многие годы, си почувствовал себя снова нужным, полезным, и он радовался этому, с удовольствием разговаривал с этими двумя людьми, которые восхищались живостью его ума и которые разговаривали с ним, как с равным, как мужчины с мужчиной, а не с ребенком, которого надо каждое утро выпускать на солнышко погулять.

— Так какие были номера, мистер Колуци? — повторил вопрос Карелла.

Колуци открыл свой альбом для рисования. Он рисовал углем и половину страницы занимал изящный набросок лодок в доке. В углу страницы, тоже углем, он записал: IS-7146. Карелла заметил, что семерка была перечеркнута, как ее обычно пишут на континенте. Он все это про себя отметил, списывая номер в собственный блокнот.

— Не могли бы вы нам точно сказать, что здесь произошло, мистер Колуци?

— Подъехала машина. Вот сюда, — Колуци показал место на тротуаре. — Я заметил ее сразу же, потому что сразу стало очень шумно: завизжали шины, хлопнула дверь, человек подбежал прямо в этому второму, который сидел на скамейке. Тот сразу же встал, пытаясь бежать, но тот, который приехал