Чернильная смерть - Корнелия Функе

— В пещере к северо-востоку от Омбры. Кикиморы называют ее «хоромами великанов». С ними осталось несколько разбойников и женщины. Глупое укрытие, но, поскольку Змееглав счел разумным поручить поиски своему шурину, которого даже кролики умудряются перехитрить, дети там, наверное, еще некоторое время будут в безопасности.

Интересно! Вот уж действительно новость, которая убедит Змееглава, что от Орфея есть польза!

— А жена и дочь Перепела? Они тоже там?

— Разумеется. — Мортола хрипела, как будто у нее в глотке застряло зерно. — Я хотела отправить маленькую ведьму вслед за Черным Принцем, но ее мать меня прогнала. Она слишком много обо мне знает!

Чем дальше, тем лучше! Но Мортола прочла его мысли.

— Погоди расплываться от самодовольства! Ни слова ты Змееглаву об этом не скажешь! Мать и дочь — мои! Я не отдам их Серебряному князю, чтобы он их снова упустил. Ясно?

— Конечно! На моих устах печать молчания! — Орфей сразу сделал невинное лицо. — А что делают остальные — те разбойники, которые хотят тебе помочь?

— Идут за вами. Завтра ночью они устроят засаду на Змееглава. Им кажется, что они сами до этого додумались, а на самом деле это я заронила идею в их глупые головы. Где легче всего заполучить книгу, как не в лесу? Хват сотни раз устраивал такие засады, а тут даже Свистуна нет. Глупый Змей оставил дома своего лучшего сторожевого пса — наверное, хочет наказать его за то, что тот упустил Перепела. Но накажет он только собственное гниющее тело, а Мортола, может статься, уже завтра выменяет у Смерти его труп на своего сына. Жаль только, что я не увижу, как Белые Женщины забирают переплетчика, ну да ладно. Забрать они его все равно заберут и на этот раз уже не отпустят. Кто знает? Может статься, Смерть так обрадуется, получив сразу и Змееглава и Перепела, что забудет про Пустую Книгу, и Мортола сможет вписать туда имя своего сына, чтобы никогда уже больше не дрожать за его жизнь!

Она говорила, как в лихорадке, все быстрее и быстрее, словно боялась, что слова ее задушат, если она не успеет их прострекотать.

— Спрячься в кусты, когда они нападут! — проговорила она. — Я не хочу, чтобы Хват ненароком пришиб и тебя. Может, ты мне еще пригодишься, если этот дурак не справится с задачей.

Орфей, она по-прежнему тебе доверяет! Он чуть не рассмеялся вслух. Куда подевался хваленый ум Мортолы? Или все ее внимание сосредоточено теперь на жуках и червяках? «Тем хуже для нее, — подумал Орфей, — и тем лучше для меня».

— Отлично. Замечательно, — произнес он, лихорадочно прикидывая в уме, как распорядиться всей этой информацией. Ясно было одно: если Мортола действительно завладеет Пустой Книгой, для него игра будет проиграна. Смерть заберет себе Змееглава, Мортола впишет в Пустую Книгу имя своего сына, а он, Орфей, не получит обратно даже похищенное у него «Чернильное сердце», не говоря уж о вечной жизни. Единственное, что у него останется, — это сказки, сочиненные Фенолио для избалованного ребенка. Нет! Так дело не пойдет. Он должен и дальше делать ставку на Змееглава.

— Что ты таращишься на меня, как лунатик? — Голос Мортолы с каждым словом все больше превращался в стрекот.

— Хозяин! — встревоженный Осс просунул голову в палатку. — Вас зовет Змееглав. Говорят, он в отвратительном настроении.

— Иду! — Орфей чуть не наступил сороке на хвост, выходя из палатки. Она отпрыгнула с сердитым стрекотом.

— Мерзкая тварь! — буркнул Осс, пытаясь пнуть птицу. — Прогоните ее, хозяин. Моя мать говорила, что сороки — это заново родившиеся воры.

— Да, я их тоже не люблю, — шепнул ему Орфей Знаешь что? Сверни ей шею, пока меня нет.

Губы Осса искривила злобная улыбка. Он любил такие поручения. На самом деле он был вовсе не плохим телохранителем. Пожалуй, даже очень хорошим.

Орфей пригладил волосы (в Омбре их считали ранней сединой, таких светлых блондинов здесь больше не было) и зашагал к шатру Змееглава. Перепела он ему не вычитает и до конца аудиенции не узнает, что интересного скрывается в книжке Якопо, но благодаря Мортоле у него теперь было чем развлечь Серебряного князя.

Шатер Змееглава темнел среди деревьев, словно забытый клочок ночи. Ну и что? «Ночь, Орфей, всегда была к тебе благосклоннее, чем день», — думал он, когда Пальчик с непроницаемым лицом раздвинул перед ним черные полотнища. Разве в темноте и тишине воображению не легче перекраивать мир по своему вкусу? Пожалуй, нужно будет погрузить историю Фенолио в вечную ночь, как только он получит обратно «Чернильное сердце».

— Ваше величество! — Орфей низко поклонился, увидев лицо Змееглава, выплывавшее из мрака, словно луна. — Я принес новости, подслушанные у ветра… Мне кажется, они вам понравятся.

Ленивый старик

Однажды Бог решил, что пора сделать в мастерской весеннюю уборку. (…) Просто поразительно, сколько всякого запылившегося барахла он вымел из-под верстака. Незаконченные создания; части, выглядевшие вполне приемлемо, но, очевидно, не подошедшие к целому; идеи, которые он отложил в сторону, а потом забыл (…). Там валялся даже комочек солнца.

Бог почесал в затылке. И что делать со всем этим мусором?

Опять она! Элинор Лоредан. Имя звучит так, как будто это он ее выдумал. Фенолио, чертыхнувшись, натянул на голову одеяло. Мало того что эта тетка — синий чулок, всезнайка и упряма, как мул, так она, оказывается, еще и любительница вставать спозаранку? На дворе наверняка еще темно!

— Гм, не похоже на прилив вдохновения! — Она воззрилась на чистый лист бумаги у его постели.

Какой же чудовищно бодрый у нее голос!

— Разве не правда, что музы слаще всего целуют по утрам? Помнится, я что-то такое читала.

О Господи! Что она может знать о сладких поцелуях?! И разве не заслужил он право поспать (раз уж в этой проклятой пещере нет приличного вина)? Разве не спас он только что Черного Принца? Тот, правда, еще с трудом держался на ногах и почти ничего не ел, как озабоченно твердила Минерва, — но не умер, и это главное!

Принц даже снова выезжал на охоту, хотя Роксана ему запретила. Детей ведь нужно было чем-то кормить. Добыть пропитание в это время года было непросто, а малыши постоянно просили есть, кроме тех моментов, когда они требовали от Дариуса рассказать сказку, от Фарида — показать фейерверк, а от Мегги — спеть песню о Перепеле (она пела их теперь не хуже чем Баптиста).

«Вот чем надо заняться в первую очередь, — думал Фенолио, демонстративно поворачиваясь спиной к сеньоре Лоредан. — Сочинить охотникам побольше легкой добычи — крупной, с нежным мясом…»

— Фенолио!

Нет, это же надо! Она стаскивает с него одеяло! Розенкварц высунул голову из кармана, в котором повадился спать в последнее время, и протер сонные глаза.

— Доброе утро, Розенкварц! Приготовь бумагу и очини перья!

Эти интонации! Медсестра, да и только. Фенолио со стоном сел. Он слишком стар, чтобы спать на полу в сырой пещере!

— Это мой стеклянный Человечек, и я говорю ему, что делать! — буркнул он.

Но Розенкварц уже бросился исполнять поручение со сладчайшей улыбкой на бледно-розовых губах.

Тысяча чернильных чертей! Предатель стеклоголовый! С какой готовностью он выполняет ее приказы! А когда о чем-нибудь просит Фенолио, он и вполовину не так услужлив.

— Замечательно! — медовым голосом произнесла сеньора Лоредан. — Благодарю тебя, Розенкварц!

Элинор. «Я бы подобрал ей другое имя, — думал Фенолио, поеживаясь и нашаривая ногами сапоги. — Что-нибудь боевое… Пенфесилея, Боадицея или какие там еще были воинственные дамы… Какой же в этой пещере собачий холод, ко всему прочему! Ты не мог бы это изменить, Фенолио? Кажется, нет…»

Пока он дул на замерзшие руки, непрошеная гостья принесла ему дымящуюся кружку.

— Держи! Невкусно, но согревает. Кофе из древесной коры. Розенкварц все-таки самый милый из стеклянных человечков, — доверительно шепнула она. — Сланец тоже прелесть, но он до того застенчивый! А эти розовые волосы!

Польщенный Розенкварц пригладил прическу. Слух у стеклянных человечков был острый, как у сов (еще одна причина посылать их шпионить, несмотря на хрупкость). Засунуть бы этого тщеславного коротышку в пустой винный мех!

Фенолио отхлебнул горячего отвара — действительно, редкая гадость, — встал и окунул лицо в миску с водой, которую ему с вечера ставила Минерва. Показалось ему или вода действительно покрылась тоненькой корочкой льда?

— Лоредан, ты ничего не понимаешь в писательском деле! — буркнул он. Да, он будет звать ее «Лоредан». Это имя ей больше подходит, чем романтичное «Элинор». — Во-первых, раннее утро — самое неподходящее время: мозги спросонок похожи на мокрую губку. Во-вторых, настоящая работа начинается с того, чтобы смотреть в пространство и ждать, пока придет нужная мысль.