Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Взгляните, как благодаря заботам дяди этот толстый, нахальный тринадцатилетний мальчик едет вместе с почтенным генералом ордена Милосердных Братьев в соседний монастырь Картеджироне, чтоб вступить туда послушником. Он надевает рясу, отдается под надзор монастырского аптекаря, на реторты и тигли которого он с изумлением посматривает. Было ли это дело случая, что он неожиданно превратился в аптекарского помощника, был ли это его собственный выбор или игра судьбы? Но эта монастырская лаборатория, без его ведома, указала ему путь в жизни, вдохнула в него энергию – импульс, необходимый для каждого гения, даже для гения плута. Он сам сознается, что изучил здесь некоторые начала химии и медицины. И это весьма понятно, потому что здесь находились новые химические книги, старинные сочинения алхимиков, совершались дестилляции и сублимации, происходили устные и письменные препирательства относительно делания золота, выкапывания кладов, волшебных прутьев и т. п. Да, кроме того, разве у него не было кислот и лейденских банок под рукою?

Первые начала медико-химического волшебства, которым можно заниматься с помощью фосфора, Aqua tofana, ипекакуаны, настоя из шпанских мушек, были усвоены; их было достаточно, чтобы, когда наступит час, снабдить необходимыми средствами всякого неумелого шарлатана, а не только шарлатана из шарлатанов. Здесь, в этой мало обещавшей обстановке, были положены начатки того изумительного искусства и громкой славы великого кофты, которая впоследствии облетела весь мир.

Но эта обстановка, как мы заметили, немного обещала. Беппо, обладая разнообразным аппетитом и способностью есть, достиг, возможно, лучшего положения, но вскоре оказалось, что это положение не оправдало его ожиданий. К своему удивлению, он заметил, что сам находится здесь в «мире условий» и если желает наслаждаться и удовлетворять свою вышеупомянутую способность, то должен прежде трудиться и терпеть. Он постоянно советуется с самим собою и не раз затронутый вопрос: «Нельзя ли всего этого достичь более легким способом, именно воровством» – снова шевелится в нем. Воровство, под которым, говоря вообще, следует понимать все искусство плутовства, так как что такое ложь, если не кража моего доверия, – воровство, повторяем мы, собственно составляет северо-западный проезд к наслаждению, потому что в то время, как обыкновенный мореплаватель с трудом объезжает жаркие береговые страны, чтоб достичь того или другого мыса «доброй надежды», ловкий вор – Парри, благодаря саням, запряженным собаками, успеет уже побывать там и воротиться. Несчастие заключается только в том, что на воровство нужен талант, а кораблекрушение на этом северо-западном пути еще ужаснее, нежели на каком-либо другом. Мы знаем, что Беппо «часто наказывали», – грустное испытание гения, потому что каждый гений, уже по своей природе, непременно нарушает спокойствие и комфорт всякого человека, а воровской гений делает это гораздо чаще. Читатель может себе представить, что вытерпела чувствительная кожа Беппо от власяницы и плети во время, когда его душу укрощали всенощным бдением и постами. Ни один глаз не глядит на него ласково, и всюду его гению представляются самые грубые препятствия. Впрочем, качество гения и заключается в том, что он развивается наперекор препятствиям и даже благодаря им, как пролагает себе путь зерно сквозь твердую почву и питается той же почвой, в которую его хотели схоронить.

Беппо, развиваясь физически и приобретая характер, борется с препятствиями и ни в каком случае не падает духом. На наказание, которым его подвергают, он может смотреть с некоторым гениальным презрением. За монастырскими стенами лежит Палермо, целый мир, но и здесь живет он, хотя и хуже, чем бы желал, и чувствует, что мир для него устрица, которую придется ему когда-нибудь открыть. Мы находим даже, что в мальчике развились первые проблески озлобленного юмора – верный признак, как говорят, великого характера. Например, полюбуйтесь, как он ведет себя при одном обстоятельстве, мучительном для его огненного темперамента. В то время как монахи сидят за трапезой, неукротимый и прожорливый Беппо не имеет права не только обедать с ними, но даже подбирать крохи со стола. Он обязан стоя читать им жития святых. Смелый юноша покоряется неизбежному, читает скучное житие, но читает не то, что напечатано, а что подсказывает ему его собственный живой мозг: вместо имен святых, которые ему безразличны, он произносит имена известных «палермских блудниц», которые начинают уже интересовать его. Какая «глубокая, мировая ирония», как говорят немцы, заключается здесь! Взбешенные монахи, разумеется, бросают его на пол, угощают плетью, но к чему это приводит? Это доказывает только, что он перерос монастырскую дисциплину и сбросил ее с себя, как сбрасывает личинка кожу, чтоб превратиться в бабочку.

Джузеппе Бальзамо посылает последнее «прости» Картеджиронскому монастырю и, с согласия или без согласия милосердных братьев, снова возвращается к дяде в Палермо. Дядя, разумеется, спросил его, что он намерен теперь делать? После долгого молчания и колебания он наконец ответил, что желает заняться живописью. Отлично! Беппо добывает себе красок, кистей и посвящает себя изучению рисовального искусства. Но увы, если мы вспомним только о громадном аппетите Беппо, как скудны покажутся нам средства, добываемые этим искусством именно теперь, когда в нем пробуждаются новые желания, удовлетворить которые может только какое-нибудь другое, более выгодное искусство. Правда, он живет у дяди, кухня которого снабжает его кушаньями, но где взять карманных денег на другие и более ценные блюда? «Из моей головы», как говаривал император Иосиф.

Римский биограф, несмотря на все свое тупоумие, случайно бросил некоторый свет на положение Беппо в этот период, т. е. на его образ жизни и доходы. Относительно первого кажется, что он – употребляя при этом фразеологию биографа – держался самого «дурного общества», вел «беспутную жизнь», находился в тесных сношениях с мошенниками, игроками, падшими женщинами и усердно изучал теорию и практику бездельничества. Гений, сумевший вырваться из монастырских стен и преодолеть другие мелкие препятствия, стремится теперь к своему блеску. Затевается ли где плутня или драка, устраивается ли дикая оргия, там, наверное, можно встретить Беппо. Придет время, и он сделается мастером своего ремесла. Живопись свою он не оставляет, да и не намерен оставлять, она ему необходима как занятие, которым он хочет щегольнуть перед дядею и соседями, даже обмануть самого себя, потому что, при всех своих гениальных наклонностях к бездельничеству, он не предчувствует, не смеет предчувствовать, что он рожден бездельником – всемирным бездельником.

Относительно же другого вопроса, т. е. его доходов, следует сказать, что они довольно разнообразны и постоянно увеличиваются. Кроме его доходов как живописца, которые, впрочем, заключались в одних только надеждах, главным источником, откуда он черпает деньги, служит ему сводничество. У него есть хорошенькая кузина, живущая с ним в одном доме, а у нее обожатель. Беппо делается их посредником, передает письма, не упускает случая намекнуть обожателю, что с дамой, любовь которой желают приобрести, нужно поступать великодушно: серьги, часы, ожерелье, порядочный куш денег – в подобных обстоятельствах делают чудеса. «И все эти предметы, – замечает его биограф, – он тайно присваивал себе». Затем он открывает новый источник доходов, начинает подделывать чужие подписи, сперва в небольшом размере, чтоб испытать неумелую руку, пробуя свое искусство на театральных билетах и подобных мелочах. Впрочем, это продолжается недолго, и он вскоре вступает на более широкое поприще. Постоянным упражнением он достигает совершенства в великом искусстве подделывать подписи и готов за известное вознаграждение показать свое искусство в малом или большом размере. Между его родственниками есть нотариус, доверием которого он и спешит воспользоваться. В шкафу этого нотариуса хранится завещание, и Беппо удается подделать в нем подписи в пользу некоего «религиозного общества». Несколько лет спустя подлог был обнаружен, но участия в нем Беппо уже невозможно было доказать. Биограф еще с удивлением или ужасом упоминает, как Беппо однажды подделал какому-то монаху отпускной билет и подписался под руку настоятеля. Отчего же и не сделать этого? Плут должен исполнять все, что от него требуют. Лев никогда не охотится за мышами, но разве он откажется проглотить ее, когда она сама вскочит к нему в пасть?