Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Весьма престижными считались балы у Нессельроде. Министр иностранных дел граф Карл (Карл-Роберт) Васильевич Нессельроде (1780–1862), несколько десятилетий возглавлявший внешнеполитическое ведомство, вице-канцлер (1828) и канцлер (1845). Впрочем, балами больше занималась его жена статс-дама Мария Дмитриевна Нессельроде, урожденная графиня Гурьева (1786–1849), дочь министра финансов при Александре I, славившегося своим хлебосольством. Об одном из их балов Долли Фикельмон записала 11 января 1830 г.: «Большой бал у Нессельроде, Императрица – прекраснее, чем когда-либо, и обе с Великой княгиней выглядели дивно – молодые, красивые, веселые, смеющиеся. Император был великолепным. Их Величества держатся на балах, которые посещают, естественно и непринужденно. Императрица с неподражаемой грацией танцует без устали» [821] .

В описании другого бала у Нессельроде 19 февраля 1832 г. Долли Фикельмон рассказывает про бальные страсти, связанные с известным флиртом Николая I с княжной Софьей (Софией) Александровной Урусовой (1804–1889). Это была фрейлина Александры Федоровны (с 1828), фаворитка Николая I с января 1835 г., в дальнейшем – жена князя Леона Людвиговича Радзивилла, поручика Гродненского гусарского полка, флигель-адъютанта, впоследствии генерал-майора.

В тот день Долли Фикельмон записала: «Бал у Нессельроде для Двора. Немногочисленное общество, но вобравшее в себя все самое красивое и элегантное. Этот бал мог бы получиться чудесным, но Императрица была печальной… Бледно-розовое, гладкое и всегда бесстрастное лицо княжны Урусовой оживляется, на нем появляется выражение неописуемой радости лишь тогда, когда она находится рядом со своим Государем-повелителем… Бесспорно, она красива, но насколько благороднее, грациознее красота Императрицы! Дважды во время пупурри [822] княжне Софии случалось выбирать меня и Императрицу. И каждый раз я видела, как Государыня краснела, чуть ли не до белков глаз от досады, которую еще не научилась скрывать. Не знаю, как сложится в дальнейшем, и, несомненно, Урусовой даже удастся привлечь на свою сторону часть общества; ей будут льстить, заискивать перед ней, но пока. Я должна отдать справедливость обществу – оно целиком и полностью продемонстрировало живое возмущение этими первыми публичными проявлениями фаворитизма, за что я действительно признательна ему. Во время бала ни одна женщина не подошла к Урусовой, никто не оказывал ей внимания. Ощущалась как бы нарочитая антипатия к ней и, напротив, – все наперебой стремились засвидетельствовать Императрице свое подчеркнутое уважение, почтение и восхищение… Это буржуазное счастье на троне – такое редкое и трогательное зрелище! Будет жаль, если все это погибнет» [823] . На следующий год, 28 января 1833 г., Долли Фикельмон записала кратко: «Позавчера бал у Нессельроде, чрезмерная духота, мало красивых туалетов, но все же танцевали довольно весело» [824] .

К середине 1830-х гг., когда дочери Нессельроде были выданы замуж, балы у вице-канцлера прекратились. Только концерт итальянского тенора Джованни Батисты Рубини смог привлечь в 1843 г. огромное число гостей. Барон М. А. Корф в связи с этим поместил в дневниковой записи 18 марта 1843 г. следующие рассуждения: «Дом Нессельродов лет уже шесть или семь не вмещал в себя такого многочисленного общества. Прежде, когда дочери их были еще девицами, они давали великолепные балы, на которых присутствовала и вся царская фамилия. Но теперь этого нет, хотя дом их – единственный в сем отношении в целом городе – открыт четыре [дня в] неделю всем знакомым или представленным к маленькому двору графини: я говорю графини, потому что граф у себя дома играет довольно второстепенную роль и в 12 часов непременно удаляется, кто бы тут ни был, а бывают все, имеющие только малейшее притязание к составу высшего общества» [825] . О приеме у Нессельроде 10 сентября 1836 г. оставил воспоминания маркиз Лондондерри. «Ужин, – отметил он, – был прекрасно сервирован и проходил в самой благожелательной атмосфере» [826] . У Нессельроде подавали самые изысканные вина, включая произведенные в замке Иоганнисберг.

Отнесенные М. А. Корфом к первому разряду балы у Разумовской, так же как и вечера, пользовались известностью. Графиня и статс-дама Мария Григорьевна Разумовская (1772–1865), урожденная княжна Вяземская, во втором браке (с 1802 г.) была за генерал-лейтенантом графом Л. К. Разумовским (1757–1818), сыном гетмана Украины графа К. Г. Разумовского. В дневнике М. А. Корфа 25 ноября 1838 г., в связи с переносом балов из-за нездоровья императрицы, отмечается: «Оттого в пятницу и воскресенье вступили в обыкновенные свои права блестящие вечера графини Разумовской и графини Нессельроде» [827] . М. А. Корф отметил ее бал 2 февраля 1839 года: «У Разумовской… съехались к завтраку во 2-м часу, потом танцевали при дневном свете, в пять часов обедали и потом опять танцевали до 10-ти. Горько было, я думаю, нашим поблекшим от беспрестанных балов и бессонных ночей красавицам показывать при солнечных лучах свои пожелтелые плечики и спины, которые вечером идут еще кое-как в парад. Государь был на завтраке… уехал. Вернулся и много танцевал» [828] .

О балах у Разумовских (1, 7 и 26 января 1837 г.) с восторгом отзывался маркиз Лондондерри.

Традиционно славились балы в доме графа Ивана Илларионовича Воронцова-Дашкова (1790–1854), дипломата, обер-церемониймейстера, члена Государственного совета (с 1834). Двойная фамилия возникла в 1807 г., когда роду Воронцовых была передана фамилия Дашковых из-за пресечения в ней мужского колена. Впоследствии сын Ивана Илларионовича генерал от кавалерии Илларион Иванович (1837–1916) был министром императорского двора при Александре III и в начале царствования Николая II (1881–1897). Долли Фикельмон записала в дневнике 19 февраля 1835 г.: «Великолепный бал у Воронцова, чей дом – самый красивый в Петербурге (ныне Дворцовая наб., 32. – А. В,). Большая заслуга в организации балов принадлежала графине Александре Кирилловне Воронцовой-Дашковой (1818–1856), дочери К. А. и М. Я. Нарышкиных, с мая 1834 жене графа И. И Воронцова-Дашкова (во втором браке за бароном де Пойл и).

Писатель граф В. А Соллогуб также отдал должное этим балам: «Самым блестящим, самым модным и привлекательным домом в Петербурге был в то время дом графа Ивана Воронцова-Дашкова благодаря очаровательности его молодой жены прелестной графини Александры Кирилловны… Каждую зиму Воронцовы давали бал, который двор удостаивал своим посещением. Весь цвет петербургского света приглашался на этот бал, составлявший всегда, так сказать, происшествие светской жизни столицы. В день, или, скорее, в вечер торжества дом-дворец… представлял великолепное зрелище; на каждой ступени роскошной лестницы стояло по два ливрейных лакея: внизу в белых кафтанах – ливрея Дашковых, на второй половине лестницы в красных кафтанах – ливрея Воронцовых. К десяти часам все съезжались и размещались в ожидании высоких гостей в двух первых залах. Когда приходила весть, что государь и императрица выехали из дворца, мажордом Воронцова – итальянец, кажется, звали его Риччи (его знал весь Петербург) – в черном бархатном фраке, коротких бархатных панталонах, чулках и башмаках, со шпагой сбоку и треуголкой под локтем, проворно спускался с лестницы и становился в сопровождении двух дворецких у подъезда; граф Воронцов помещался на первой ступени лестницы, графиня ожидала на первой площадке. Императрица, опираясь на локоть графа Воронцова, поднималась на лестницу. Государь следовал за нею… Ужин императрице сервировался на отдельном небольшом столе на посуде из чистого золота…» [829]

Известно, что 23 января 1837 г. Николай I посетил бал у графа И. И. Воронцова-Дашкова. Тогда же, за 4 дня до дуэли, на нем был и А. С. Пушкин. В январе 1843 г. один из балов у Воронцовых-Дашковых отметил барон М. А. Корф [830] . Он же в дневниковой записи 13 февраля того же года заметил: «Вчера был бал для имп[ератри]цы у графа Воронцова. Вот уже третий, на котором она присутствует в нынешнем карнавале» [831] . 30 декабря того же года у него состоялся новогодний бал, по поводу которого барон М. А. Корф записал: «Вчера был первый в нынешнюю зиму бал графа Воронцова, на котором предполагалось присутствие Государя, но, как за несколько лишь перед тем часов вернулся из Дармштадта наследник, то Государь не приехал… были великий князь Михаил Павлович и оба жениха» [832] .

Сравнивая балы И. И. Воронцова-Дашкова с балами богача Б. Н. Юсупова, тот же В. А. Соллогуб писал: «Бал у князя Юсупова, который по своему огромному богатству занимал видное положение в свете, отличались великолепием, но не имели того оттенка щегольства и барства, которым отличались приемы Воронцова-Дашкова… Каждую зиму Воронцовы давали бал, который двор удостаивал своим посещением. Весь цвет петербургского света приглашался на этот бал, составлявший всегда событие в жизни столицы» [833] .

Дома (два дома) Белосельских-Белозерских были известными и популярными. Один из балов описан в дневниковой записи Долли Фикельмон 12 февраля 1832 г.: «Молодая княгиня Белосельская 9 февраля дала чудесный бал, который почтили своим присутствием Император с Императрицей. Часть дома только что заново обустроена, но большая зала и галерея для танцев остались такими, какими были сорок лет назад. Этот дворец так отличается от всего, с чем свыкся взор. Высокая и просторная галерея, покрытая позолотой, украшенная картинами, антиками, роскошной мебелью, полна старинного величия, какого не сыщешь в Петербурге, где все, как правило, новое, роскошное и имеет современный вид. Старый князь отличался изысканным вкусом… Почти все свое состояние он вкладывал в произведения искусства… Их вечер напомнил мне Италию, где все дышит стариной и каждая вещь возвращает в прошлое… Могу считать себя архиаристократкой!