Сумма теологии. Том IV - Фома Аквинский

Ответ на возражение 1. Тот, кто стремится к наукам, что-то обязательно о них знает, но, как говорит Августин, знание это либо неполно, либо слишком общо, либо является знанием только некоторых следствий, либо же это знание понаслышке[461]. Но обладание означает не такое, а совершенное знание.

Ответ на возражение 2. Для совершенства знания требуется нечто такое, чего вовсе не требуется для совершенства любви. В самом деле, знание принадлежит разуму, функцией которого является различение в действительности соединенных вещей и своего рода соединение вещей различных путем сопоставления их друг с другом. Следовательно, для совершенства знания необходимо, чтобы человек четко знал все, что принадлежит вещи, а именно ее части, способности и свойства. С другой стороны, любовь находится в желающей силе, которая относится к вещи как таковой, и потому для совершенства любви достаточно, чтобы вещь была любима согласно тому, насколько она знаема как таковая. Таким образом, вещь может быть любима в большей степени, чем она знаема, поскольку совершенная любовь возможна и без совершенного знания. Это наиболее очевидно в случае наук, любовь к которым возможна и при наличии самого общего о них знания; например, можно знать, что риторика – это наука убеждения, и этого будет достаточно для того, чтобы любить это в риторике. То же самое справедливо и в случае любви к Богу

Ответ на возражение 3. Даже естественная любовь, которая находится во всех вещах, обусловливается своего рода знанием, хотя и не тем, которое в действительности существует в самих природных вещах, но [знанием] в Том, Кто сотворил их природу, о чем уже было сказано (26, 1).

Раздел 3. Является ли подобие причиной любви?

С третьим [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что подобие не является причиной любви – ведь одна и та же вещь не может являться причиной противоположностей. Но подобие бывает причиной ненависти, согласно сказанному [в Писании] о том, что «от высокомерия происходит раздор» (Прит. 13:10); а Философ говорит, что «все гончары соперники друг другу»[462]· Следовательно, подобие не может являться причиной любви.

Возражение 2. Далее, Августин говорит, что «человек [иногда] любит в другом то, от чего бы сам наотрез отказался; так, он может любить актера, сам не желая быть актером»[463]. Но этого бы никогда не происходило, если бы подобие являлось причиной любви, поскольку в таком случае человек любил бы в другом то, чем или обладал сам, или хотел бы этим обладать. Следовательно, подобие не может являться причиной любви.

Возражение 3. Далее, каждый любит то, в чем нуждается, даже если этого у него нет; так, больной любит здоровье, а бедный – богатство. Но нужда или нехватка скорее указывают на отличие. Следовательно, причиной любви может являться не только подобие, но и отличие.

Возражение 4. Кроме того, Философ сказал, что «мы любим тех, кто обеспечивает нас деньгами и здоровьем, а также тех, кто сохраняет к нам дружеские чувства вплоть до кончины»[464]. Но все это никак не указывает на подобие. Следовательно, подобие не является причиной любви.

Этому противоречит сказанное в [Писании]: «Всякое животное любит подобное себе» (Сир. 13:19).

Отвечаю: подобие в собственном смысле слова является причиной любви. Однако тут должно иметь в виду, что подобие бывает двояким. Один вид подобия обусловливается наличием в подобных вещах одного и того же актуального качества; так, например, об обладающих качеством белизны вещах говорят как о подобных. Другой вид подобия обусловливается тем, что одна вещь потенциально и в силу склонности обладает неким качеством, которое принадлежит другой вещи актуально; так, мы можем говорить, что тяжелое тело, пребывающее вне надлежащего ему места, подобно другому тяжелому телу, которое пребывает в надлежащем месте; или, опять же, тем, что потенциальность сообщает подобие своему акту, поскольку сам акт находится в состоянии потенциальности.

Итак, первый вид подобия обусловливает любовь-дружбу, основанную на добродетельности. Ведь сам тот факт, что двое людей подобны вследствие общности их формы, делает их некоторым образом обладателями одной и той же формы; так, два человека суть одно, с точки зрения человеческого вида, и два белых человека – одно, с точки зрения белизны. Результатом этого является склонность одного к другому, как если бы тот был им самим, и потому возникает желание блага другому как самому себе. Второй же вид подобия обусловливает любовь-вожделение или любовь-дружбу, основанную на полезности или удовольствии, поскольку находящееся в возможности стремится к своей актуализации, а если речь идет о чувствующей и мыслящей сущности, то и получает от нее удовольствие.

Затем, как уже было сказано (26, 4), в любви-вожделении любящий, желая искомого блага, любит прежде всего самого себя. Но человек любит себя больше, чем кого-либо другого, поскольку с самим собой он субстанциально един, тогда как с другим он един согласно подобию некоторой формы. Поэтому если подобие через причастность к форме с ним этого другого препятствует ему в обретении любимого им блага, то тот [другой] становится ему ненавистным, но ненавистным не поскольку подобен, а поскольку препятствует ему в обретении его собственного блага. Вот почему «все гончары соперники друг другу» (ведь они мешают друг другу получать большую прибыль) и почему «от высокомерия происходит раздор» (ведь высокомерные мешают друг другу достигнуть того положения, которого все они жаждут).

Из сказанного очевиден ответ на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Даже когда человек любит в другом то, чего бы он никогда не полюбил в себе, то и тогда имеет место определенное подобие, связанное с соответствием, поскольку отношение последнего к тому, что любят в нем, соответствует отношению первого к тому, что он любит в себе; так, например, когда хороший певец любит хорошего автора, мы видим наличие подобия, связанного с соответствием, поскольку каждый из них обладает тем, что принадлежит ему в соответствии с его искусством.

Ответ на возражение 3. Любящий то, в чем он нуждается, сообщает подобие тому, что он любит, тем же способом, каким потенциальность сообщает подобие своему акту, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 4. Скупой любит щедрого согласно подобию потенциальности своему акту, а именно постольку, поскольку ожидает от него получить желаемое. То же самое можно сказать о постоянном в своей дружбе по сравнению с непостоянным – ведь в любом случае дружба основывается на полезности. Мы можем также сказать, что хотя не все люди обладают добродетелями во всей полноте своих навыков, тем не менее они обладают ими согласно некоторым семенным началам в разуме, благодаря которым лишенный добродетели человек любит добродетельного постольку, поскольку тот соответствует природному разуму первого.

Раздел 4. Является ли причиной любви какая-либо иная душевная страсть?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что причиной любви может являться какая-нибудь другая страсть. Ведь сказал же Философ, что некоторых любят ради доставляемого ими удовольствия[465]. Но удовольствие – это страсть. Следовательно, причиной любви может являться другая страсть.

Возражение 2. Далее, желание – это страсть. Но мы любим иных постольку, поскольку желаем от них что-то получить, как это имеет место в основанной на полезности дружбе. Следовательно, причиной любви может являться другая страсть.

Возражение 3. Далее, Августин сказал, что «если мы не надеемся обрести какую-либо вещь, то мы любим ее вполсилы или вообще не любим, даже когда можем видеть, насколько она хороша»[466]. Следовательно, надежда может являться причиной любви.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что все остальные душевные волнения обусловливаются любовью[467].

Отвечаю: в душе нет такой страсти, которая бы так или иначе не предполагала наличия любви. И так это потому, что любая другая душевная страсть подразумевает или движение к чему-то, или упокоение в чем-то. Но каждое движение к чему-то или успокоение в чем-то является результатом некоторого сродства или соразмерности этому [чему-то], в чем, собственно, и состоит любовь. Поэтому ни одна из душевных страстей не может являться универсальной причиной всякой любви. Бывает, однако же, так, что та или иная страсть выступает в качестве причины некоторой частной любви подобно тому, как одно благо может являться причиной другого.