Заметки поклонника святой горы - архимандрит Антонин (Капустин)

часе – второй псалом 40, а не 22. На шестом – также вторый псалом 27, а не 76. На девятом – первый псалом 2, а не 92.

(В каноне тропари идут вперемежку Петру и Клименту. Первых 7 песней канона недостает в книге вместе с синаксарем. Надобно надеяться, что содержащий их листок, по миновании надобности в нем, будет возвращен обители)384.

Месяц февраль. 4.

Прим:

Тропарь:

Кондак:

Во 2 тропаре 9 песни канона сказано:..

В икосе: ...

Синаксаря при каноне нет.

Месяц март. Под 2 числом:

Статья XI. Старый Русик. Дохиар. Ксеноф. Ксиропотам

Св. Гора. 12 сентября 1869 г.

Оставалось видеть три монастыря южного приморья: Ксиропота́м, Ксено́ф и Дохиа́р, из коих первый славится наибольшею, после иерусалимской, частью Животворящего Древа и многими остатками древности языческой, второй – двумя древними мозаическими (на дереве) иконами св. великомучеников Димитрия и Георгия, третий – камнем, чудесно найденным некогда в церкви с привязанным к нему мальчиком, утопленным в море злыми людьми. Приготовляясь в дорогу, мы запасались уже «тяжелою» одеждою – хотя более по правилу, нежели по действительной нужде. Погода стояла прекрасная. Было тепло и даже жарко. Но у зимы руки длинные, – говорит опасливый святогорец и готовится потому к встрече с нею издалека. Уже в августе не редкость здесь увидеть старца – даже русского – в шубке. Частовременные разъезды по горным кряжам и ущельям с пронзительным ветром и въедающеюся в кости сыростью приучили афонцев к теплой исподнице, носимой в течение круглого года. Еще более требует подобной предосторожности многократное в течение дня и продолжительное отправление ими «монашеского правила», т. е. урочного числа земных поклонов, подвергающее молитвенника постоянной смене разгорячения и охлаждения тела. Вот начало и истинное значение иноческой власяницы вместе с сандалиями, так мало пригодной северному климату и оттого получившей у нас значение уже символическое. Мы ехали знакомою дорогою. Рассматривать было нечего, говорить не о чем. И я дал мыслям волю лететь по встретившемуся направлению... А пострижение власов, думал я? А кукуль беззлобия – шлем спасительного упования? А палий и мандий – одеяние нетления и чистоты? А греческий κομβολογιον или κομβοσχοίνιον (узловервие), так выразительно переведенный нами словом четки? А наш параман, приданный нами «малому образу ангельскому» по подобию аналава «великого образа»? Не суть ли все это предметы, подлежащие археологическому исследованию? Постриг не должен ли быть остригом, и притом не единовременным, а постоянным? Кукуль через сколько промежуточных понятий дошел до значения беззлобия? Предваряющая его в «малой схиме» камилавка = κάλυμαύχιον (κάλυμμα αὐχένο?, как думают, т. е. шейный покров)385 ему ли сообщила свое значение шлема надежды спасения или от него заимствовала оное в виде залога или обручения, другими словами: какой из двух головных покровов древнее, а следовательно, и ближе к исторической основе происхождения его? О головном уборе духовенства древнейших времен мы не имеем никакого сведения. Оттого исследование о камилавке и кукуле, как единственных теперь памятниках его, не лишено значения. Плащ малый (палий = pallium) и плащ великий (мандий = μανδύα? – муж. р.), первый – обругение, а второй – одеяние великого и ангельского образа, как и когда поступили в ведение иночества – теперь исключительное, а по-видимому, не всегда бывшее таковым?386 Наша (русская) общемонашеская мантия есть ли палий требника? Мантия не отрицает ли рясы, т. е. не идет ли взамен ее? – Параман или параманд (т. е. примантейник) чем был первоначально, и как (у нас) отделился от мантии, и занял место под хитоном? – Наконец, четки – скольких требуют исследований исторических? К удивлению, требник о них совершенно молчит, как бы обозначая тем неестественность молитвы по счету и предугадывая, во что обратится сей указатель поклонов в руках, заменяющих поклон одним крестным знамением, и каким знамением! Удовлетворительного решения вопросов этих нельзя ожидать от одной Св. Горы. За объяснением всех внутренних и внешних особенностей монашества нужно отправиться сперва в Египет и Сирию, к коптам и арабам, потом – к армянам, наконец – к древнейшим орденам монашеским Запада. Св. Гора предназначена, по-видимому, решать вопросы высшего разряда, а именно, относящиеся до гражданственной стороны иночества. Предполагая в ней эту задачу, полезно умерить желание видеть ее одною обширною киновиею, хотя бы это была наилучшим образом устроенная, вроде той, к которой мы теперь направлялись.

Мы пересекали хребет горы, по дороге от Кареи к Русику. На самой вершине его, образующей мягкую и тенистую площадь, водружен большой деревянный крест, кругом коего поделаны каменные скамейки на искушение бедных пешеходов, от усталости ищущих отдыха на перевале, и вместо него обретающих простуду. В этой части Горы нельзя видеть с вершины двух морей. Мало того – не видно даже и ближайших скатов горы. Все кругом заросло густым лесом. Сопутствовавший нам топограф, исходивший вдоль и поперек всю Гору, называл подобные места неблагодарными и неприветливо относился к ним. Не довольствуясь успехами работ своих, он ожидал зимы для проверки своих линий, углов и точек – по земле, обнаженной от зелени. Через 1/4 часа от перевала мы спустились к ключу, называемому до́бра вода, из которого и не жаждая напились, по вниманию к его доброте, которая, впрочем, не менее опасна в летнее время, чем и горный отдых у креста. Еще 1/4 часа, и мы выехали на широкую поляну, рассекаемую потоком с каменным руслом. На южной оконечности долины мы увидели обширные, грустно-живописные развалины. Это был Старый Русик.

Монастырь св. муч. Пантелеймона, называемый в актах Солунским или Солунцев или даже одного некоего Солунянина (Θεσσαλονικέως), был известен в XI веке, а в половине XII казался уже ветхим и близким к разрушению; отчего и уступлен был охотно тогдашним начальством Св. Горы русскому афонскому братству в надежде, что известное и тогда усердие наше к церковному благолепию не только поддержит, но и украсит обитель. Едва ли, впрочем, средства соотчичей наших соответствовали тогда их усердию. Кажется, далекая отчизна мало поддерживала свою иноческую колонию на Св. Горе. Монастырь был