Скиппи умирает - Пол Мюррей

— Боже мой! — кричит он! — Это что, вашу мать, творится-то?!

Он направляет на шкаф огнетушитель — и толпа, издав возглас восхищения, отпрыгивает назад, а пена каскадом валится на языки пламени. Меньше чем через минуту огонь уже потушен; зеваки расходятся, а Скиппи застенчиво стоит рядом и смотрит, как Нодди разгребает обугленное содержимое шкафа, следя, чтобы не оставалось тлеющих угольков.

— Это твой шкаф, да? — спрашивает он Скиппи. — У тебя там что было — фейерверки, или газ для зажигалок, или что-то типа этого?

Скиппи беззвучно мотает головой, не отрывая взгляда от мокрого черного нутра шкафа.

— Ну так как это случилось-то, а?

Изо рта у Нодди несет чем-то гадким, Скиппи прямо обжигает ноздри. Сквозь миазмы дыма он видит, что Карл по-прежнему наблюдает за ним — неподвижный, как восковая фигура.

— Не знаю.

— Не знаю! — передразнивает его сторож, снова поворачиваясь к сгоревшему шкафу. — Ну, теперь-то чего — все на фиг сгорело… Эй, ты куда? Ну-ка, скажи мне, как тебя зовут, ты…

Но Скиппи уже вырвался на волю и умчался. И вот он уже у себя в комнате. Небо за окном кажется холодным, даже ледяным; к ленточкам, которыми обвязана микроскопическая коробка с конфетами, прилипли частички сажи. Он, не думая, тянется за таблетками… и вдруг застывает. Оказывается, за ним следом пришли Деннис, Джефф, Рупрехт и Марио: они стоят в дверях, совсем как бременские музыканты, и грустно на него смотрят.

— Что? — спрашивает Скиппи.

— Ты в порядке, Скиппи?

— Все нормально.

— Там много добра было?

— Не важно.

— Что делать собираешься?

— В каком смысле?

Молчание. Ребята переглядываются, а потом Рупрехт выпаливает:

— Вот что, Скиппи! То, что случилось с твоим шкафом, не могло быть просто случайностью!

— Тебе нельзя идти к Лори, Скип! — выкрикивает Джефф. — Карл тебя убьет!

— Разумеется, я пойду. — Скиппи непоколебим. — И Карл меня не остановит.

— Но послушай, Скип… А если он тебя все-таки остановит?

— Пускай попробует, — вызывающе говорит Скиппи.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Может, уже настало время, чтобы кто-нибудь его остановил. — Он и сам не понимает, что у него на уме, пока не произносит эти слова, а как только он их произносит, то понимает, что говорит всерьез.

— Да о чем ты? У тебя никаких шансов против него!

— Так ты и девчонку свою упустишь, да в придачу тебя самого еще в землю втопчут!

— А через три дня у тебя соревнования! — вспоминает Джефф. — Скиппи, разве ты сможешь поехать на соревнования, если тебя втопчут в землю?

— Скиппи!

Внизу в воздухе все еще витает едкий дым от сгоревшей дешевой древесины, и ученики, идущие в классы, насмешливо смотрят вслед Скиппи. Он не обращает на них внимания и идет из левой половины вестибюля в правую, пока на пороге кабинета черчения не видит его: это единственный человек, знакомый Скиппи, который даже со спины выглядит сердитым… Удары сердца звучат у него в ушах, и с неожиданной скоростью, неизвестно откуда взявшейся, он движется по тоннелю из воздуха, соединяющего их двоих, и опускает руку на плечо Карла.

Вокруг них весь коридор замирает. Карл, стоящий в дверях, медленно поворачивается, и его налитые кровью глаза останавливаются на Скиппи. В них нет ни намека на то, что Карл узнал Скиппи; в них нет вообще ничего. Смотреть в такие глаза — все равно что заглядывать в пропасть, в бездонную, безразличную пропасть…

Скиппи сглатывает, а потом решительно выпаливает:

— Это ты поджег мой шкаф!

Карл смотрит на него с тем же выражением лица; а когда наконец он говорит, то кажется, будто каждое слово — это тяжелая гиря, которую нужно поднимать с пола цепями и шкивами.

— И что дальше?

Извиниться! Убраться отсюда! Поблагодарить его за то, что проделал такую основательную работу!

— После уроков, — говорит Скиппи, изо всех сил стараясь, чтобы голос у него не дрогнул. — За бассейном. Ты и я.

По толпе, стоящей вокруг, пробегает шумок. Карл реагирует не сразу, а потом у него медленно опускается челюсть и изо рта вылетает какой-то свинцовый смех. Ха! Ха! Ха! Ха! Это гулкий и пустой смех робота, который смеется, но не понимает, отчего что-то бывает смешным. Потом он осторожно кладет руку на плечо Скиппи и, нагнувшись, шепчет прямо ему в ухо:

— Я же просто убью тебя, придурок.

Через пару минут новость облетает всю школу: теперь пути назад уже нет, даже если Скиппи и передумал бы. Всеобщая реакция — полное недоумение.

— Ты будешь драться с Карлом?

Скиппи кивает.

— Ты — с ним?

Скиппи опять кивает.

— Да он от тебя мокрого места не оставит, — говорит Титч, или Винс Бейли, или еще кто-то.

Скиппи только плечами пожимает.

— Ладно, удачи тебе, — говорят ему ученики и уходят.

На уроках все постоянно оглядываются на Скиппи и смотрят так, будто он гигантская ящерица, сидящая за партой; и день, который пока что тянулся томительно медленно, вдруг начинает мчаться во весь опор, как будто само время тоже желает как можно скорее поглазеть на драку. Скиппи пытается слушать, что говорят учителя, — хотя бы для того, чтобы замедлить время. Но напрасно: похоже, слова сами знают, что не предназначены для ушей Скиппи, и потому пролетают мимо. Вот каково, наверное, быть мертвецом и являться к живым, думает Скиппи. Все как будто сделано из стекла, все слишком скользкое, не дает зацепиться, так что когда просто стоишь на месте, то кажется, будто падаешь вниз.

Через две минуты после последнего звонка первые зеваки начинают сходиться на пятачок, засыпанный гравием, за Пристройкой. Этот кусок территории, с одной стороны заслоненный бассейном, а с других — котельной и разрастающимися колючими кустами, не виден больше ни из одной части школы. С незапамятных времен именно сюда приходят драться, когда с кем-нибудь нужно свести счеты. Вскоре весь пятачок уже забит народом, и, судя по болтовне, совершенно ясно, что в исходе боя никто не сомневается: толпу привлекло сюда не столько желание посмотреть на драку вблизи, сколько возможность воочию увидеть, как наносятся серьезные телесные повреждения.

— Это же полное безумие, — хмуро говорит Марио. — Карл сотрет его в порошок. Скиппи еще дешево отделается, если когда-нибудь снова сможет глазеть на баб.

— Думаешь, нам стоит что-то предпринять? — спрашивает Найелл.

— Предпринять? — переспрашивает Деннис. — А что?

— Ну, вмешаться, как-то остановить его.

— Да? И пускай этот неандерталец спокойненько уйдет себе, довольный своей жизнью, а? — Подобно многим пессимистам, Деннис проявляет особую энергию, когда дела принимают наихудший оборот. — А Скиппи, значит, пускай сидит тихо и еще четыре года позволяет себя запугивать и пинать, да? А потом, когда он станет каким-нибудь бухгалтером и женится на какой-нибудь дурнушке, на которую не позарились хулиганы, — вот тогда пускай отомстит Карлу и компании, устроив им строгую проверку, — так, что ли?

— Но какой смысл драться, если заранее ясно, кто победит?

— Да не знаю я, какой смысл, — признается Деннис. — Но нас тут пинают как хотят, в этой помойке, вот уже девять лет, и раз уж хоть один человек решился с этим бороться, то я не собираюсь его отговаривать. Может, наоборот, это вдохновит всех остальных, и мы наконец перестанем быть забитыми неудачниками. Вот, кстати, как раз об этом и писал Роберт Фрост в своем стихотворении.

— Да ты же сам нас уверял, что это про анальный секс!

— Стихи же пишутся не о чем-то одном, а о многих вещах сразу. Ребята, говорите что хотите, но я со Скиппи. Он знает, что делает. Вот увидите.

Скиппи заперся в кабинке уборной. В руке у него трубочка с таблетками. Он сам понимает, что, наверное, не надо. Но у него такое чувство, что сейчас его голова оторвется и улетит, и, может быть, хватит всего половинки, чтобы комната перестала вращаться вокруг него…

Звонит телефон. Это она!

— Дэниел! Ты что, собираешься драться с Карлом?

Откуда она знает?

— Я — что? — говорит он, торопливо запихивая таблетки в задний карман брюк.

— О боже, — стонет она. — Дэниел, это правда?

— Это не из-за тебя, — отвечает он.

— О боже, — повторяет она и тяжело дышит.

Судя по голосу, она волнуется даже больше, чем он сам, и это, несмотря на все остальное, вдруг как-то согревает его.

— Дэниел, Карл опасен! Ты даже не представляешь себе, на что он способен…

— Можно тебя спросить кое о чем? — Ему не хочется спрашивать, но он уже не может себя остановить. — А у тебя с ним… Ты с ним… э…

Она вздыхает так, что это скорее похоже на стон.

— Послушай, Дэниел… — Она умолкает и снова вздыхает; он ждет, затаив дыхание, и все его нутро сжалось в одну невыносимо плотную пружину, которая утягивает его подбородок книзу… — В последний раз я видела Карла еще до дискотеки. Но мало ли что у него в голове происходит. Он буйный, Дэниел. Лучше держись от него подальше.