Скиппи умирает - Пол Мюррей

— Единственно разумный путь, — рассуждает Деннис, — вот здесь — через пожарную лестницу. — Он тычет пальцем в значок на карте, обозначающий металлическую винтовую лестницу. — Там наверху окошко, через него попадаешь прямо на половину монахинь. А уже оттуда остается перебраться с третьего этажа на цокольный, в другой части школы, по пути избегая монахинь, всяких ловушек для поимки нарушителей, старост, вооруженных хоккейными клюшками, и так далее. Затем нам всего-то и остается, что проникнуть в ту запертую комнату, под которой находится древний могильник, там, внутри, заново собрать установку, перебросить провод через стену, чтобы подсоединиться к Уплотнителю Космической Энергии, и открыть портал, на этот раз обязательно засняв все на видео. Ну а дальше — Нобелевская премия.

— И все — прощай, школа! — говорит Марио. — Мы станем мировыми знаменитостями.

— Я стану, — поправляет его Рупрехт.

— Думаешь, все получится? — спрашивает Скиппи.

Рупрехт думает, что да: после той ночи в подвале он стал настоящим обращенцем, поверив в таинственную силу древних погребальных курганов.

— Я почитал о них в интернете. Ну, с точки зрения науки с ними связано множество странных феноменов, которые еще ждут объяснения. Я понимаю, это нетрадиционный подход. Но, как говорит профессор Тамаси, “наука — это область прежде невозможного”.

— А если тебя монахини поймают?

— Но рискнуть-то мы должны, — отвечает Рупрехт.

— Кондор вылетает завтра ночью, Скип, — сообщает Деннис. — В нашей команде еще есть местечко для одного участника.

— Ну, даже если б я хотел, я завтра не могу, — отвечает Скиппи. — Я завтра к Лори в гости иду.

В другое время Скиппи, пожалуй, позавидовал бы Деннису и его новой роли главного помощника при фигуре Рупрехта, но сегодня, лежа в постели, он думает только о завтрашнем дне — не о Деннисе, не о Карле, не о таблетках или соревновании по плаванию, не об “Операции ‘Кондор’”: о завтрашнем дне, и больше ни о чем. Он так взволнован, что не знает, сможет ли уснуть; но ему нужно уснуть, потому что скоро уже 6 часов утра, и вдруг он — плюх! — плюхается в воду со свежим хлорином.

Счастливчикам, которых отобрали для соревнований, всю эту неделю положены дополнительные тренировки — по полчаса каждое утро, до прихода остальных. Сквозь плексигласовую крышу видно черное-пречерное небо, будто на улице еще полночь. Тренер, стоя у края бассейна, ритмично хлопает в ладоши, а они носятся туда-сюда, взад-вперед, проделывая бесконечный путь на одном и том же коротком отрезке. Брасс, на спине, баттерфляй, кроль: руки и ноги Скиппи движутся сами по себе, а он плывет где-то внутри собственного тела, будто пассажир. Справа и слева от него, на параллельных дорожках, показываются из пены Гаррет Деннехи и Сидхарта Найленд, словно фрагменты отражений: другие Скиппи в других мирах.

Возле душа команда сбивается в кучку, все складывают руки, прижимая их к своим скользким холодным телам, и с серьезным, взрослым выражением лица слушают тренера. До соревнований осталось всего три дня!!!! Он излагает им план поездки и говорит, кто с кем будет делить номер в гостинице. “Дэниел, твоим товарищем будет Энтони, как и раньше…” (“Ха-ха, Джастер! Повезло тебе!” “Не забудь прихватить тампоны для ушей!”) Энтони “Налет” Тейлор храпит громче всех в школе, причем, когда он уснул, его невозможно разбудить до утра, если только не вылить на него целое ведро воды.

— Ладно, бегите в душ! И помните: берегите себя эти несколько дней. Избегайте шумных игр. Я не хочу, чтобы все наши старания пошли прахом из-за того, что кто-нибудь подерется, потянет себе мышцу или наступит на гвоздь.

На гвоздь, на стекло, на кислоту, на горящие угли, или ты пройдешь под строительными лесами и прямо на тебя свалится балка, или ты получишь ожоги при пожаре, или тебя похитят террористы… Когда начинаешь об этом думать, кажется — столько бед может с тобой приключиться! Но Скиппи об этом и не думает, в его мозгу звучит только один сигнал: ЛОРИ ЛОРИ ЛОРИ ЛОРИ! Он не может больше ни о чем думать — ни во время плавания, ни за завтраком, ни на немецком, ни на религии, ни на искусстве, — и мысль о ней придает всему какую-то нереальную красоту, как бывает в последние дни школьного года, когда уже идешь вдоль кромки июня, и хотя занятия еще не закончились, лето уже наползает на все, будто это лужица апельсинового сока расползается по тетрадке. Лето, которое сильнее школы, и Лори — девочка-лето…

На уроке английского они проходят “Другую дорогу” — про этого парня, Роберта Фроста, в лесу. Мистер Слэттери, читая это стихотворение, приходит в необъяснимое волнение:

— Понимаете, жизнь… Жизнь, хочет сказать нам Фрост, — это что-то такое, что нам нужно выбирать, как выбирают тропинку в лесу. Для нас самое сложное в том, что в наше время нам предоставляется огромное множество вариантов — целый лабиринт уже готовых тропинок. Но, если присмотреться повнимательнее, многие из этих дорог оказываются очень похожими друг на друга: ну, например, нам предлагают покупать разные товары, верить в разные заранее заготовленные истории — скажем, придерживаться какой-то религии, гордиться какой-то страной, болеть за какую-то футбольную команду и так далее. Смысл в том, чтобы самому делать свой выбор: например, не верить во что-то, отказываться от потребления, не пускаться ни в какие путешествия, а оставаться домоседом…

— Эй, Скип! — шипит шепотом Марио, перегнувшись над Джеффом и тыча Скиппи в локоть. — Ты уже приготовил подарок своей даме?

— А я должен прийти к ней с подарком?

Марио хлопает себя по лбу:

— Mamma mia! Нечего тогда и удивляться, что вы, ирландцы, лет до сорока ходите в девственниках!

В обеденный перерыв они отправляются в торговый центр за подарком для Лори. На все деньги, которые лежат у Скиппи в бумажнике, он покупает коробку шоколадных конфет — вторую по величине в магазине (считая от самой маленькой). На обратном пути Деннис, который оставался необыкновенно молчалив во время всей этой перемены, вдруг заговаривает.

— Я все думал об этом стихотворении Роберта Фроста, — сообщает он. — И мне кажется, оно вовсе не про то, какой мы делаем выбор в жизни.

— А про что тогда? — спрашивает Джефф.

— Про анальный секс, — отвечает Деннис.

— Про анальный секс?

— Как это ты до такого додумался, Деннис?

— Ну просто если вдуматься, то это же очевидно. Вы только послушайте, что он сам рассказывает. Он оказывается в лесу — так? Он видит перед собой две дороги. И идет по той, которая меньше исхожена. Про что же это еще?

— Э… Может, про лес?

— Про прогулку?

— Ты что, не слушаешь на уроках? Поэзия же никогда не рассказывает напрямую о том, о чем хочет рассказать, в этом-то и вся соль! Ясно, что мистер Фрост или кто-нибудь другой вовсе не собирался открытым текстом рассказывать всем на свете о том, как он трахнул свою женщину в задницу. И вот он хитроумно все это маскирует и сочиняет такое стихотворение, что какому-нибудь неискушенному читателю покажется, будто оно всего лишь про какую-то скучную прогулку по какому-то дурацкому лесу.

— Но послушай, Деннис, неужели ты думаешь, что мистер Слэттери действительно стал бы с нами разбирать это стихотворение, если бы там правда говорилось про анальный секс?

— Да что понимает этот мистер Слэттери? — фыркает Деннис. — Думаешь, он сам когда-нибудь гулял со своей женой по менее истоптанной дорожке?

— Ба! Можно подумать, ты когда-нибудь гулял по этой менее истоптанной дорожке, — смеется Марио.

Деннис поглаживает себя по подбородку:

— Ну, я вспоминаю одну волшебную ночь с твоей матерью… Я пытался ее остановить! — кричит он, бросаясь в сторону, чтобы по нему не попал кулак Марио. — Но она была ненасытна! Ненасытна!

Проходя под облезлыми платанами, они замечают какой-то ажиотаж у входа в подвальный этаж. Вокруг толкутся мальчишки, а над их головами клубы дыма. Когда они подходят ближе, от толпы зевак отделяется Митчелл Гоган и, запыхавшись, подбегает к ним.

— Эй, Джастер! — говорит он, еле скрывая злорадство, — это не твой шкаф, случайно, под номером сто восемьдесят один?

Конечно! И он горит. Скиппи протискивается сквозь толпу, а навстречу ему из открытой двери рвется пламя, по-хозяйски ревет внутри; искры взлетают до потолка, а вниз как подбитые самолеты падают уже хлопья сажи. Мальчишки глазеют на это с ухмылками, и на их лицах виден адский оранжевый отблеск; а посреди толпы — глядя на Скиппи глазами, которые в этом готически-жутковатом освещении кажутся окнами пустого дома, — стоит Карл. Скиппи с ужасом смотрит на него, не в силах отвести взгляд, И тут позади него раздается скрипучий голос — из-за спин ребят появляется Нодди — с побагровевшим бугорчатым лицом тролля, с огнетушителем в руке.