Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

ведь из рассказов уже ясно, что он слишком скор на расправу и всегда бьёт первым. А потом – просто уклониться и мстительно посмотреть на то, как вытянется его лицо, когда он собственноручно разнесёт что-нибудь у себя в гостиной.

Но не успела я провернуть всё это, как магией остудили меня.

Вот только сделал это не Морган, а Берти. Два больших глиняных кувшина, прежде стоявшие на столе, взлетели и бойко выплеснули своё содержимое нам с Гарвусом в лица. Под потоками безжалостной холодной воды мы отпрыгнули в разные стороны: я с грохотом сбила стул, Морган стукнулся коленом о стол и взвыл.

– Прекрасно, – обвёл нас пронзительно-синим взглядом Берти. – Я всегда мечтал так разнять каких-нибудь оголтелых спорщиков – и вот час наконец-то пришёл.

Он так и сидел за столом, закинув ногу на ногу и покачивая носком ботинка. Его тон казался таким же дружелюбным, как и всегда, но мысли о только что случившемся некрасивом споре заставляли меня искать в словах Голден-Халлы некий опасный металлический отзвук, признак недовольства.

Его не было. Вроде бы. Не уверена.

Или был?..

Между тем Берти продолжил, с любопытством наблюдая за тем, какими пристыженными скульптурами застыли мы с Морганом:

– Надо сказать, вы оба оказались весьма непредсказуемы. Меньше всего я ожидал, что наша вечеринка превратится во внезапное разбирательство с мордобоем. Да ещё что к последнему возжаждет перейти именно Тинави, боги хранители! Хотя нет. Ведь реально перешёл я, кхм. Забыли.

Берти встал и прошёл к окну, затем задумчиво обернулся. За спиной у него было звёздное небо и луна, всплывшая аккурат над головой, будто какой-то нимб.

– Вы оба сейчас были правы, – хрустнув пальцами и намеренно сладко потянувшись, сказал Голден-Халла.

Вот сейчас я воочию убедилась в том, о чём подозревала всю дорогу – этого радушного парня тоже иногда стоит бояться.

– Морган – когда как следует раскатал меня за истерики после гибели Элайяны. Было дело. Хотя мне кажется, сейчас это уже в прошлом. Время лечит – такая скучная, затёртая фраза… Я бы добавил к ней: время вправляет мозги. Ну, если ты сам что-то делаешь в этом направлении. В какой-то момент я действительно понял, что награждаю Эл и нашу с ней историю тем, чего там не было. И я перестал так делать. Теперь мало-помалу горе трансформируется в светлую печаль, но это не происходит мгновенно. Самое забавное, что сегодня я действительно вспоминал её только с теплом, поэтому, когда ты начал свой внезапный монолог, я, как говорят алхимики, натурально выпал в осадок.

Берти продолжил:

– И Тинави тоже была права – когда сказала, что всё время ходить с сердцем нараспашку не вариант. По мне, так маски нужны, даже дурацкие. И да, нам всегда нравится именно то, что под ними – мы же не идиоты, ведущиеся на подделку. (Хотя такие тоже встречаются.) В этом-то и кайф. Ты начинаешь по-настоящему проникаться к человеку, когда тебе удаётся догадаться, что у него внутри. А потом, когда тебе доверятся, увидеть это наяву. Душевный стриптиз – вот оно, настоящее удовольствие. Можно, конечно, делать как ты, Морган: нахально срывать с чужой души одежду, но это как-то… э-э-э… не универсально, не находишь? Ну и заодно в ту же тему: я долгое время пытался жить именно так – без маски. И хотите узнать, к чему это привело? – Голден-Халла наклонил голову набок.

Я кивнула. Вероятно, Морган тоже, потому что Берти развёл руками:

– Она всё равно выросла, эта маска. Сама. И на сей раз такая толстая, что до себя настоящего я потом еле достучался. Всё казалось фальшивым. Короче. Апельсины не растут без кожицы. И это хорошо. И наконец…

Он улыбнулся. И вот эта улыбка уже снова была привычно-греющей, солнечной, истинно голден-халловской.

– Тинави! – Он наставил на меня указательные пальцы. – В нашей сомнительной компании ты действительно можешь больше не притворяться, хотя, ей-небо, по мне, так ты этим и не занималась. Просто кое-кто, видимо, меряет всех по себе и прикидывает, что сам бы на твоём месте круглыми сутками бушевал от такого невыносимого соседства. – Берти хитро прищурился: – Морган, а ты что, правда её одобрил?

Тот лишь раздражённо закатил глаза.

Я напряглась:

– Э-э-э, а что именно в данном случае означает глагол «одобрить»?

– Ничего ужасного, скорее наоборот: готовность считать кого-либо «своим». Поздравляю, Тинави! Ты прошла отбор, о котором и не подозревала. – Берти подмигнул мне и вновь обернулся к Гарвусу: – А кто-то, кроме меня, вообще удостаивался этой великой чести в последние годы?..

– Да иди ты, – холодно бросил тот, высокомерно вскинув подбородок и неспешно садясь обратно за стол, где чинно, будто ничего и не случилось и по лбу у него сейчас не стекает вода, стал накладывать себе в тарелку козий сыр и виноград.

Берти рассмеялся:

– Значит, не удостаивался.

А до меня вдруг стало потихонечку доходить, что это была вовсе не ссора, или как минимум точно не ссора из тех, что портят отношения. Что Морган, может, и промахивается в своих предположениях насчёт чужих чувств, но при этом очень старается в них разобраться. Что Берти, хоть и выглядит ходячим сплавом из наблюдательности и радушия, а всё же иногда бывает и обескураженным, и раздражённым. И что я сама – какой бы ни казалась себе уверенной и независимой – а где-то там, внутри, постоянно боюсь не понравиться.

Надо же, сколько открытий!

Берти и Морган уже активно обсуждали, что неплохо бы нам высушиться, а потом разделать огромную, покрытую хрустящей корочкой индейку, которую мы с Голден-Халлой так самоотверженно притаранили из деревни. Одновременно Берти поражался тому, как же неожиданно эмоционально сейчас выступил Морган, а Морган морщился и говорил, что присутствие в доме двух поехавших головой сыщиков кого угодно доведёт до ручки и он ещё долго держался. Берти побился об заклад, что Морган будет скучать, когда мы уедем. Морган сказал, что подобные вещи, конечно, случаются в силу несовершенства человеческой психики, но не стоит обольщаться – это не продлится больше недели.

– Ведь у меня есть она… – загадочно двинул бровями он.

– ДИССЕРТАЦИЯ! – хором закончили мы все втроём и так же дружно расхохотались.

Что бы там ни было дальше, а отпуск уже прошёл не зря.

«Озарения. – Как всегда говорит Полынь. – Слаще всего в жизни: победы и озарения».

Я бы ещё добавила: ощущение близости. Каждый новый шаг в её сторону. Когда сердце твоё растёт, находя местечко новым прекрасным людям и углубляя его для старых.

Короче: победы, озарения и любовь.

30. Даже