Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

– Эта штука поможет Голату отправить мне сообщение, где бы я ни была, – объяснила я. – Мы просим его дать нам ответ о том, что он согласен приехать и всё такое.

Нив долго стояла, теребя подол платья, и её лицо становилось всё более мутным – она теряла облик. Наконец она прошелестела:

– Хорошо. Я скажу ему.

Мёртвая скальница дотронулась до меня, чтобы восполнить силы (уже привычный удар холода в сердце) и, с трудом подхватив сердолик, исчезла вместе с ним, оставив после себя лишь тонкий запах ладана.

Мы с Берти, бросив последний взгляд на пещеру, пошли назад, сквозь светло-зелёные горные луга, по которым вилась, огибая редкие раскидистые деревья, песчаная дорога.

– Ох, надеюсь только, Хегола Тофф не сорвётся в Долину Колокольчиков сегодня же, вместо того чтобы встретиться с нами через три дня, – прикинула я, пнув случайный камешек.

Берти покачал головой:

– Не должен! Даже если Нив сразу передаст ему сообщение, представляешь, каким будет его смятение? Скорее всего, поначалу он впадёт в ступор. Потом буквально оглохнет от лавины нахлынувших чувств: и страх перемен, и ностальгия, и подозрение, что это какая-то шутка, и ярость… Затем, согласен, у него наверняка мелькнёт мысль броситься в Долину (при условии, что он вообще может туда попасть, мы же с тобой этого не знаем), но, обдумав её, он поймёт, что у него слишком мало информации: сначала надо встретиться с нами. Так что всё будет тип-топ, Стражди.

Под синим небом, разукрашенным грандиозными кучевыми облаками, было пусто: в траве стрекотали одуревшие от жары кузнечики, на дороге впереди шуршало перекати-поле, а вдалеке, на холме, мерцала таинственная стена погодного разлома, ведущего в зиму.

Я прикрыла глаза и подставила лицо сухому горячему ветру, стараясь получше запомнить этот момент, аккуратно сложить его в шкатулку воспоминаний.

Мы решили, что послезавтра покинем шале Моргана. Да, я до сих пор не нашла способ сохранить жизнь Авалати, но оставаться в Соловьиной Песне не было никакого смысла: в деревенской библиотеке не появится новых книг, местные жители не станут гениями по части невозможного, а на меня не снизойдёт озарение только потому, что я сижу в полюбившейся мне гостевой комнате. Скорее уж, можно надеяться, что по дороге появятся новые данные или же Хегола Тофф обладает некоей полезной информацией.

Поэтому с шале мы вот-вот попрощаемся. А вот с Морганом – нет! Перед тем как мы ушли в пещеру, он чинно выразил желание вместе с нами отправиться в Долину Колокольчиков.

Признаться, меня удивило, что Гарвус подал это решение как какую-то невероятную новость. С самого начала я была уверена, что так и будет – а как иначе-то? Он же по уши увяз в этой истории, какой нормальный человек захочет бросить подобное дело на полпути, не говоря уж о том, чтобы добровольно попрощаться с такими лапочками, как мы с Голден-Халлой!..

Но, как мне объяснил Берти, все эти дни Морган взвешивал, мучился и сомневался.

– На второй чаше весов у него была диссертация, Тинави, вдумайся! – рассмеялся Голден-Халла, лихо развернувшись на пятках и идя по дороге задом наперёд. – Где мы – а где она!.. Да у Моргана с этим несчастным исследованием настолько эпичные отношения, что весь остальной мир меркнет, сильнейшие романы о любви, долге и ненависти стыдливо уползают в дальний угол библиотеки, а матёрые магистры магии утирают скупые слёзы умиления. Чудо какое-то, что он выбрал нас с Авалати!

– Ух ты. Так это повод для гордости, а не что-то в порядке вещей? – восхитилась я.

– А то! Не забудь включить этот пункт в список своих достижений. В вашей Башне магов точно оценят, они, как мне кажется, нехило так настрадались от нашего потрясающего доктора в прошлые годы.

– Тогда это будет мой тайный список. Не хочу делать людям больно посредством жутких воспоминаний. Все в Башне и так слишком часто осеняют себя защитными знаками при виде меня.

– Да ладно? Я был уверен, что у тебя замечательная репутация!

– У меня – да. Но следом за мной обычно появляется Полынь, а это, знаешь ли, не каждая психика может выдержать. В общем, Берти, спасибо за объяснения того, что стоит за утренним заявлением Моргана Великолепного! Теперь я прониклась и преисполнилась, и совершенно согласна с тобой: нам нужна вечеринка.

– Ура! – обрадовался он.

* * *

По дороге домой (сама не понимаю, в какой момент я начала так нагло величать шале Гарвуса домом) мы заглянули в Соловьиную Песню и там заказали навынос чуть ли не половину главного трактира.

– Сегодня в девять вечера у нас начнётся традиционный летний фестиваль возле озера, – вежливо сообщил официант, пытаясь заглушить доносящиеся с кухни вопли в стиле: «Ско-о-о-олько блюд надо приготовить?! Что за прожорливые иноземцы!» – Приходите, будет красиво.

– Ох, точно! Обязательно! – воодушевился Берти. И пояснил мне: – Я облизывался на афиши о фестивале, ещё когда уезжал отсюда, и раз уж волею судеб я снова тут, то не собираюсь это пропускать. Поэтому начнём праздновать у Моргана, а потом двинем к озеру.

– Отличный план, – одобрила я. И, прислушавшись к бурному монологу повара, чьи интонации мотались между воодушевлением и ужасом перед предстоящей готовкой, добавила: – А пока, чувствую, нам стоит завести какой-нибудь длиннющий философский разговор… Ждать явно придётся долго.

Берти встрепенулся:

– У меня есть тема! Уже несколько дней о ней думаю, с тех пор как мы с тобой погуляли в Слепке Заклятия.

– Боги-хранители! Звучит опасно. Предупреждаю: на слишком личные вопросы я отвечаю только в присутствии Мелисандра Кеса.

– Э. Почему его?..

– Потому что тогда отвечает он. Про себя. Не затыкаясь и не интересуясь тем, кого вообще-то спрашивали.

– Какими ужасными людьми бывают мои соотечественники!.. Так, ладно, а если к делу: Стражди, расскажи, как шолоховцы воспринимают любовь? Кого ни послушаешь – получается, что вы какие-то психи в плане романтики, отвратительно бездушные. Хочу воспользоваться шансом и разобраться, раз уж передо мной сидит живой лесной экземпляр!

– Ух. – Я отпила принесённый официантом ежевичный лимонад. – И впрямь философский вопрос. Жутковато будет выступать за целую нацию: не то чтобы у нас есть кодекс романтики, под которым мы расписываемся кровью. Впрочем, традиционные взгляды всё же существуют, и я их разделяю.

– Вот и расскажи! – обрадовался Голден-Халла.

Я откинулась на спинке деревянного стула.

– Так, ну, как и большинство шолоховцев, я выделяю три категории романтических чувств. Во-первых, самое частое и стойкое – интерес или привязанность: приятное состояние, когда у тебя внутри что-то расцветает при взгляде на человека и тебе хочется проводить с ним много времени. Во-вторых,