Совершенно секретно - Александр Бирюк

Вот так. Одним махом история преступления превратилась в историю кладоискания. Хоть детектив Легран и стал обладателем тайны, но в полицию по этому поводу не обращался, а плёнки уничтожил, потому что во всем цивилизованном мире несанкционированное властями подслушивание с помощью технических средств является деянием уголовно наказуемым. Недавно Легран продал своё агентство, и ушел на заслуженный отдых, и потому публике история мошенника Фриновского до последнего времени была абсолютно неизвестна. Можно представить себе, как разбогатеет человек, которому посчастливится обнаружить клад, оставленный после себя Фриновским. Очередной порцией фальшивых Милле, Каннов, Боудов и бог там знает кого еще, наводнится и так раздутый и дискредитированный всякими Эльмами, Гиббонсами, Фриновскими мировой рынок живописи. Поэтому первейшей задачей любого честного человека на данном этапе является обнародование этой истории и выявление спрятанных “шедевров”, которые сфабриковал одесский проходимец. Легран долго думал, пока не пришел к выводу, что историю все же следует сделать достоянием гласности. “Может быть эти строки прочтут художники, рисовавшие для Фриновского свои картины. — заключил бывший детектив, заканчивая свой рассказ на страницах журнала “Детективные истории”. — Наверняка им за их “творения” было уже заплачено, а если они и не успели получить от Фриновского плату, то наверняка ее уже не получат ни от кого. Так что нет больше смысла скрывать художественные характеристики хранящихся в тайнике картин…”

Когда-то великий художник, но никудышный мудрец Коро, подписывая своим бессмертным именем произведения проходимцев, изрёк, как бы оправдываясь: “Потомки разберутся”.

Может быть. Повторяю — МОЖЕТ БЫТЬ когда-то и разберутся…

Но ни нам с вами лично, ни тем более нашим потомкам от этого, поверьте, не станет лучше.

Глава 21. Слишком большая добыча

…Эта история не получила широкого распространения ни в среде филателистов, ни среди собирателей всяческих сенсаций, и отчасти потому, что многие данные, которые легли в ее основу, до последнего времени были слишком расплывчатыми и неопределенными, к тому же все походило на досужую выдумку, не подкрепленную сколько-нибудь убедительными фактами. Однако совсем недавно на одном их филателистических аукционов в Гамбурге “всплыла” почтовая марка, которая все же оказалась способной поколебать твердолобую упертость некоторых скептиков в правдоподобности курсирующих в коллекционерских кругах слухов об одном из самых загадочных раритетов [22] прошлого века — это была трехпенниговая марка Саксонского королевства выпуска 1850 года.

Однако трехпенниговых марок Саксонского королевства выпуска 1850 года в мире насчитывается так много, что приобрести одну из них мог бы каждый даже самый начинающий филателист, обладающий более-менее крупной суммой денег (3–4 тысячи долларов за экземпляр в идеальном состоянии, “подержанный” стоит гораздо дешевле), и потому можно понять, что в данном случае речь идет о разновидности.

…Как известно, у многих, даже самых распространенных почтовых марок имеются свои разновидности — в основном это ошибки полиграфии или перфорации, которые в большинстве случаев ликвидируются прямо у печатного станка, но в некоторых случаях отдельные единицы такого брака теми или иными путями умудряются проскользнуть мимо внимания контролеров готовой продукции, и тогда рождается новый филателистический раритет, а то и уникум[23]. Таковым, к примеру, является единственный отысканный экземпляр шведской почтовой марки 1855 года выпуска номиналом 3 скиллинга, который по какой-то причине вместо зеленого цвета был отпечатан в желтом. Эта марка в 1995 году на швейцарском аукционе “Фельдман” была продана за полтора миллиона долларов, да и то только потому так “дешево”, что перед самым аукционом кто-то весьма умело распустил слухи о том, что якобы где-то в Америке обнаружился еще один экземпляр этого уникума. Слухи так и остались только слухами, и потому можно ожидать, что если нынешний владелец “желто-зеленого трёхскиллинговика” пожелает с ним когда-нибудь расстаться, то цена уже увеличится вдвое, а то и втрое.

Вернемся теперь к нашей “саксонской тройке”, которая была продана на гамбургском аукционе за 500 тысяч долларов — эта марка оказалась редкой разновидностью, все той же ошибкой, только речь тут идет не о полиграфии, а о так называемой ошибке художника. Дело в том, что когда почтовому ведомству Саксонии понадобилось в середине прошлого века выпустить свои собственные марки, оно прибегло к услугам гравера, имя которого история до нас донесла — это был некий Вольфганг Стокман. Дело было для тех времен новое, но обращаться за консультациями к своим более сведущим коллегам за рубежом Стокман счел излишним, и не ломая долго голову над сюжетом рисунка, он просто повторил черную баварскую марку в 1 крейцер, заменив слово “Бавария” словом “Саксония”, а цифру “1” на тройку.

Гравер вырезал рисунок на дереве, после чего с гравюры сделали 20 свинцовых отливок и ручным прессом приступили к печатанию марок. Это была нелегкая работа: нужно было напечатать 50000 экземпляров, но марки все же напечатали, и вскоре они поступили в обращение, а еще через некоторое время выяснилось, что они не пользуются особенным спросом, так как в те времена немногие письма нуждались в такой оплате, и марки применялись по большей части для франкирования газетных бандеролей. Было решено немедленно приступить к выпуску марок иного достоинства, но Стокмана к дальнейшей деятельности уже не привлекали, и до недавнего времени этот факт удивлял многих специалистов по истории почты, так как саксонский умелец являлся самым настоящим, так сказать, пионером в производстве почтовых марок, благодаря работе над своей “саксонской тройкой” он получил необходимый опыт, но тем не менее он был заменен на заезжего французского специалиста. Имя этого специалиста история до нас также донесла, но оно в наше расследование ничего нового не добавляет, и потому мы его оставим “за кадром”.

Итак, сразу же после того, как выяснилось, что отпечатанные “трехпфенниговики” следует изымать из обращения ввиду их низкой популярности среди населения, почтовое ведомство обнаружило, что на складе образовалось большое количество неиспользованных марок (36992 штуки), с которыми следовало что-то делать. В наше время этот материал без долгих раздумий запустили бы на филателистический рынок, но в те годы — ровно полтора века назад, и десять лет спустя после введения почтовых марок в Англии — филателистического рынка еще не было и в помине, и потому было решено поступить самым естественным образом: все оставшиеся марки уничтожить. Решение было выполнено с типично немецкой тщательностью, и потому до наших времен дошли только гашеные экземпляры, а чистых, да еще и в хорошем состоянии — раз-два и обчелся. Сегодня отдельный негашеный экземпляр “саксонской тройки” не купишь даже на престижном (а потому и дорогом) аукционе, потому что в мире, согласно официальным данным, не существует ни одного отдельного экземпляра, а все они, в количестве 20 штук, сохранились единственно в виде целого марочного листа, который принадлежит американскому табачному магнату-коллекционеру Джеймсу Брауну и обошелся ему в свое время в целых два миллиона долларов.

История не донесла до нас причин, по каким этот лист избежал экзекуции разрезания и наклеивания на конверты с последующим гашением чернильным штемпелем. Тут следует предполагать одно из двух: либо он был похищен одним из почтовых работников непосредственно перед уничтожением всех почтовых запасов, или же был куплен на почтамте каким-то чудаком из Саксонской Швейцарии[24], наклеившим его потом на стену своей комнаты, где и был найден под ободранными обоями во время ремонта дома 45 лет спустя. Другая легенда гласит, что все было не так, и попался этот лист на глаза почтовому работнику из Эйбенштока (Тюрингия), который отодрал его от деревянной балки на чердаке своего почтового отделения, но выбирая, в какую версию верить, стоит прислушаться к рассказу самого “короля филателистов” Филиппа Феррари[25], который купил этот лист у венского марочного торговца вместе с его историей о “чудаке” за 1000 германских марок в 1896 году. К слову сказать, что в результате неумелого и даже варварского отделения этого листа от стены (или деревянной чердачной балки согласно второй версии) он оказался сильно поврежден, но Феррари, как истинный знаток филателистических ценностей, нашел его прекрасным даже в таком состоянии. За неимением лучшего таковым его коллекционеры-эстеты всего мира считают и по сей день.

Однако речь у нас идет не об этом “бриллиантовом” листе, а об одной-единственной марке, появившейся в поле зрения филателистов несколько лет назад, и из-за ошибки художника, допущенной при ее “проектировании”, грозящей побить в скором времени все рекорды стоимости филателистического материала. Как уже было сказано, Вольфганг Стокман перерисовал картинку с баварской “единицы”, заменил только название государства и меру стоимости, а вот денежную единицу изменить забыл. В Саксонии тогда официально имели хождение талеры и пфенниги, а в соседней Баварии — гульдены и крейцеры, и когда печатники заметили допущенную художником (он же по совместительству и гравер) ошибку, было отпечатано уже несколько десятков листов по 20 марок в каждом. То, что Стокман, выполняя такую ответственную работу, перепутал наименование валют, вполне объяснимо — крейцеры в Саксонии широко участвовали в денежном обороте наравне с пфеннигами, но на официальном документе, которым являлась почтовая марка, этого указывать, конечно же, не следовало. От руководства почтовым ведомством поступил приказ уничтожить брак, а все расходы по ликвидации последствий оплошности Стокмана возложить лично на виновника этого брака. Этим и объяснялся тот факт, что больше невнимательного художника к работе над марками не привлекали, но ничем не объяснить того факта, что из столь малого количества “испорченной” продукции, которая никуда дальше печатного цеха перед сожжением не выходила, неизвестные пройдохи умудрились стащить целый лист марок с неправильной франкировкой. Вообще-то этот лист до сих пор не найден, но слухи о его существовании, то затихая, то разгораясь с новой силой, будоражили воображение многих поколений филателистов до тех самых пор, пока в 1994 году на Гамбургском аукционе к продаже не была представлена признанная целым сонмом самых компетентных экспертов подлинной “трёхкрейцеровая Саксония” выпуска 1850 года, да не одна, а в паре с письмом самого Стокмана, в котором он и описывал собственной дочери с горечью последствия своей “отставки” в связи с таким досадным “ляпом”. Самое пикантное заключалось в том, что причина его беды была наклеена на конверт, в котором он это письмо и намеревался переслать из Дрездена в Мюнстер, но этот знак почтовой оплаты в связи с собственной недействительностью погашен штемпелем не был, и потому марка осталась чистой (к слову сказать, что если бы почтовый клерк все-таки тиснул свою печать, то ныне этот конверт смог бы потянуть миллиона на три-четыре — таковы непреложные законы филателистического бизнеса).