Совершенно секретно - Александр Бирюк

…Филателисты сразу же взяли сведения, приведенные Тюренном, на вооружение, и принялись за поиски загадочного листа “саксонской тройки с опечаткой в определении стоимости”. Архивы Дрезденской центральной типографии, в которой когда-то производились на свет почтовые марки королевства, погибли при варварской бомбардировке города англо-американской авиации в начале 1945 года, то же самое произошло и с архивами городского почтамта, и потому никаких сведений об ошибке гравера в далеком 1850 году отыскать не удалось. Некоторые скептики заявляли, что верить на слово какому-то русскому майору-перебежчику в таких важных вопросах, как открытие филателистического уникума, совершенно неразумно, тем более что если бы это событие (имеется в виду “оплошность Стокмана”) имело место в действительности, то вряд ли об этом не стало бы известно филателистам еще в прошлом веке. Другие призывали заняться немедленным расследованием, для чего следовало обратиться к советской стороне и просить содействия в отыскании марочного листа, который в 1945 году, судя по рассказу Скоморохова, попал в руки советского военного коменданта берлинской станции Штемменхорст.

…Однако в те годы добиться какого-либо содействия советских властей западным специалистам любого профиля в любой области было делом весьма затруднительным и даже немыслимым, особенно если это касалось взяточничества и коррупции, происходивших в среде советских чиновников и военных самых разных рангов, и потому “дело военного коменданта” никакой дальнейшей раскрутки не получило. Зато после того, как в начале 90-х начали раскрываться многие советские архивы, в том числе и судебные, на свет всплыла история военного коменданта берлинской станции Штемменхорст, на которого бывший помощник уполномоченного Комитета по делам искусств при СНК СССР по вывозу “трофейных ценностей” Скоморохов в 1945 году “накатал телегу” о получении им взятки за предоставление внепланового вагона Управлению военно-строительных работ, занимавшегося “параллельным” с Комитетом искусств вывозом ценностей из Германии в СССР.

Фамилия коменданта-филателиста была Звенягин, и по докладной Скоморохова на этого взяточника в начале 1946 было заведено уголовное дело. Началось все с простой проверки деятельности этого самого УВСР-2, и Звенягину при иных обстоятельствах практически ничего не грозило, поскольку факт дачи взятки подтвердить было трудно, а дело завели только после того, как совершенно неожиданно выяснилось, что этого самого УВСР в списках Советской Армии… вообще не значится! Это было настолько неожиданно и неправдоподобно, что следователи военной прокуратуры не спешили с выводами, и прошло еще несколько месяцев, пока стало совершенно ясно, что искать мифическое “управление” с аббревиатурой УВСР-2 бессмысленно вообще в природе, включая даже такие структуры, как МГБ и МВД, которые своей деятельности не афишируют и перед всемогущей ГВП (Главной военной прокуратурой). Дело пахло самым настоящим военно-политическим заговором, и поэтому Звенягина, как самого первого, подвернувшегося под руку в этом неожиданном деле, взяли в такой “оборот”, что бедняга выложил абсолютно все, что нужно было знать следователям, в первые же часы после ареста.

Конечно же, военный комендант не имел с УВСР ничего общего, как и те многие, чьи пути пересекались с этой организацией во время войны, но пока не были пойманы сами мошенники, козлы отпущения озадаченному следствию требовались позарез, и чем больше, тем лучше. У арестованного Звенягина оказалось чуть-чуть меньше связей в Москве, чем было нужно, и потому дело о злоупотреблении служебным положением этим Звенягиным органы НКВД принялись раскручивать на полную катушку, хотя бы в назидание остальным — что б воровали, но меру знали. В списках изъятого у коменданта имущества значился и наш “старый знакомый” — “марочный лист Саксонии 1850 года выпуска достоинством 3 крейцера”. Напротив этого пункта стояло заключение некоего “профессора К.Н. Лебедева, известного историка искусств”, свидетельствующее о том, что указанный марочный лист ввиду своей уникальности представляет несомненную филателистическую и историческую ценность и должен быть передан на предмет дальнейшего исследования в лабораторию Московского почтового музея.

…В 1997 году сведения о листе “трехкрейцеровой Саксонии”, причерпнутые из “дела Звенягина” (составной части “дела об антисоветской вооруженной организации УВС”, завершенного аж в 1952 году), некоторые фрагменты которого были обнародованы в прессе, попали в поле зрения известного американского филателиста Джона Майера. Майер и до этого относился именно к сторонникам версии существования таинственного “саксонского листа”, а получив сведения из официальных источников, всерьез озаботился идеей сделать версию существования этого уникума достоянием самой широкой гласности. В начале 1998 года Майер сделал запрос в Московский почтовый музей, но ему подозрительно быстро ответили, что никакой “саксонской тройки в виде целого марочного листа” ни в экспозиции музея, ни в запасниках не хранится, и никогда не хранилось вообще. Привыкший не довольствоваться письменными свидетельствами, ученый лично посетил Москву, но в результате длительных переговоров ему удалось узнать ничуть не больше. Так как Майер обратился в дирекцию музея как неофициальное лицо, то почти никаких документов ему не показали, однако подозрительная категоричность директора и главного хранителя Почтового музея убедили обладающего недюжинной проницательностью специалиста в том, что уникум все же существует на самом деле, и хранится он в подвалах именно этого заведения.

Тем временем за поиски таинственного листа принялись и некоторые другие специалисты-филателисты. Техасский миллионер Говард Робсон (потомственный коллекционер почтовых марок — ему в наследство от отца перешла большая коллекция, за которую он вот уже полвека получает всевозможные призы и премии на престижных филателистических выставках) решил упредить своих возможных конкурентов, для чего нанял целую армию частных детективов и отправил их в Германию и другие европейские страны на поиски сведений о том, каким образом интересующий его уникум попал в руки русских в 1945 году. Результаты появились почти сразу, и вскоре Робсон стал обладателем интересной истории, которую обнародовать, впрочем, сначала не собирался, но потом, по совету своего адвоката, передал американскому журналу “Тексас стайл”, где она и появилась в январском номере за 1998 год.

Главным героем этой истории явился 72-летний Иван Магда, проживавший в Кёльне, и который во время войны и некоторое время после нее весьма активно участвовал в деятельности так называемого “Управления военно-строительных работ” — незаконного воинского формирования, созданного в самом начале 1942 года стараниями удивительнейшего мошенника советских времен, некоего Николая Павленко, воентехника 1-го ранга[28], дезертировавшего с фронта и впоследствии собравшего под свое “крыло” таких же, как он сам дезертиров, аферистов, а также бежавших из тюрем в смутные военные времена зэков, не слишком щепетильных приятелей и даже родственников. Магда присоединился к Павленко сразу же после создания УВСР, и состоял в рядах этой “организации” до 1945 года, затем бежал в Западную Германию и правильно сделал, потому что спустя некоторое время зарвавшегося Павленко поймали, выловили и абсолютно всех его “подчиненных”, у которых не хватило ума вовремя “спрыгнуть с поезда”. История создания и деятельности УВСР общеизвестна, однако Магда привел некоторые интересные подробности, вплотную подводящие к интересующей нас сейчас теме — это тема таинственного листа “трехкрейцеровой Саксонии”. А предыстория всего этого дела такова.

Осенью 1941 года у воентехника Павленко, часть которого только-только с тяжелыми боями вырвалась из фашистского окружения, появилось сильное желание на фронт больше не возвращаться, и “соорудив” себе командировку по неотложным военным делам в тыл, этот новоиспеченный дезертир отправился в город Калинин, к которому приближалось уже изрядно выдохшееся немецкое наступление. Однажды, проходя по строительной площадке какой-то автодорожной организации, Павленко увидел огромное количество брошенной в панике исправной строительной техники, и его незамедлительно озарила мысль создать некую фиктивную организацию — в неразберихе, которая сопровождала всеобщую эвакуацию, никто никакой подмены не заметил бы, а самому Павленко это дело сулило не только избавление от фронта, но и к тому же сказочную поживу. У него на примете был один зэк-умелец из штрафного батальона, который за обещанное участие в будущих прибылях смастерил нужную гербовую печать новой воинской части, в ближайшей типографии был заказан бланк, а вскоре в результате некоторых манипуляций на имя УВСР-2 был открыт счет в калининском банке. Далее в местную комендатуру знающий толк в подобных делах Павленко отправил соответствующее письмо, в результате регистрации которого была создана видимость законности намечающегося предприятия, и новая воинская часть стала пополняться рядовыми и сержантами, в большинстве своем и не чувствавшими, в какую грандиозную аферу втянули их ротозейство и беспечность тылового начальства. Конечно, в Главном инженерном управлении РККА также и не подозревали о том, что в составе Красной Армии возникла новая воинская часть, но Павленко прекрасно позаботился о том, что б необходимая секретность была соблюдена, для чего комсостав подобрал сам лично из людей, которым к подобным делам было не привыкать, присвоил им офицерские звания, для чего снова воспользовался услугами опытного подделывателя документов, и даже создал свою контрразведку, главной целью которой было заниматься подкупом всех, от кого зависело безбедное существование УВСР. Сам Павленко, конечно же, “стал” полковником.