Извлечение троих - Стивен Кинг

— Вижу первую звезду, по секрету ей шепну, — произнесла она и умолкла, взглянув на Эдди. — Ты знаешь, Эдди, откуда это?

— Да, — сказал Эдди, не подняв головы. Голос его прозвучал вполне сносно, но если бы он поднял голову, она бы увидела, что он плачет.

— Тогда давай вместе. Но тебе нужно смотреть на нее.

— О'кей.

Он вытер слезы ладонью и запрокинул голову. Теперь они вместе смотрели на единственную в ночном небе звезду.

— Вижу первую звезду…

Она поглядела на Эдди, и продолжили они вместе:

— По секрету ей шепну…

Она протянул руку, и он взял ее. Их руки сплелись: красивая, цвета светлого шоколада, и красивая, белая, точно грудка голубки.

— У меня, звезда ночная… — проговорили они торжественно в один голос, взявшись за руки, как двое детей, которым еще предстояло стать мужчиной и женщиной, когда совсем стемнеет, и она спросит, спит он или нет, и он ответит, что нет, и она попросит, чтобы он обнял ее, потому что ей холодно, — … есть желание одно.

Он посмотрели друг на друга, и он увидел, как по щекам ее текут слезы. И он тоже заплакал, уже не стыдясь своих слез. Стыд прошел, сменившись невыразимым облегчением.

Они улыбнулись друг другу.

— Я тебе его доверю, пусть исполнится оно, — сказал Эдди и про себя подумал: Чтобы всегда ты была со мной.

— Я тебе его доверю, пусть исполнится оно, — отозвалась она и загадала: Если мне суждено умереть здесь, пусть моя смерть будет легкой и пусть этот замесчательный человек будет рядом со мной.

— Прости, что я плачу, — сказала она, вытирая глаза. — Я вообще редко плачу, но сегодня…

— Сегодня был очень тяжелый день, — закончил за нее Эдди.

— Да. И тебе, Эдди, надо поесть.

— И тебе тоже.

— Надеюсь, больше меня не стошнит.

Он улыбнулся ей.

— Думаю, нет.

Потом, когда чужие галактики закружились над ними в своем медленном танце, они оба узнали в первый раз в жизни, каким сладким и полным может быть акт любви.

На рассвете они отправились дальше, стараясь ехать как можно быстрее, и к девяти часам Эдди очень пожалел о том, что не спросил у Роланда, как быть, если, когда они доберутся до места, где гряда гор подступает вплотную к воде, двери не будет. Вопрос весьма важный, поскольку они приближались уже к концу пляжа — в этом не было никаких сомнений. Горный кряж, вытянувшийся по диагоналии, подступал все ближе к морю.

Собственно говоря, пляжа как такового уже давно не было: грунт под ногами стал твердым и достаточно ровным. Какая-то стихия

— может быть, думиал Эдди, воды, стекавшие с гор или сильное наводнение в сезон дождей (правда, за время его пребывания в этом мире с неба не упало ни капли дождя; пару раз собирались тучи, но каждый раз их разносило ветром) — сгладила выступы скал.

В половине десятого Одетта вдруг закричала:

— Стой, Эдди! Стой!

Он остановился так резко, что ей пришлось изо всей силы вцепиться в подлокотники, чтобы не вывалиться из коляски. Он бросился к ней.

— Извини. Все нормально?

— Нормально.

Он понял, что обишся: принял ее возбуждение за выражение боли.

Она указала вперед.

— Вон там! Видишь?

Он прикрыл глаза рукой, но ничего не увидел, Прищурился. Потом ему показалось… нет, просто марево от жары, нагретый воздух над слежавшимся грунтом.

— По-моему, ничего там нет. — Он улыбнулся. — Может быть, ты просто хочешь увидеть ее, вот тебе и представляется.

— Нет же, я вижу! — Она обернулась к нему. на ее возбужденном лице сияла улыбка. — Стоит там сама по себе! У самого конца пляжа.

Он посмотрел еще раз, сощурившись аж до слез. Ему опять показалось, что он что-то видит. Ты видишь, — сказал он себе и улыбнулся. Она хочет, чтобы ты увидел, вот тебе и мерешится.

— Вроде чего-то там есть, — подытожил он, но не потому, что сам в это поверил, а потому, что верила она.

— Пойдем!

Эдди снова встал позади коляски и принялся растирать себе поясницу, где давно уже угнездилась тупая боль. Она оглянулась:

— Ну и чего ты ждешь?

— Ты действительно думаешь, что она там есть? Правда?

— Да!

— Ну тогда ладно, пойдем!

Эдди толкнул коляску.

А через полчаса он тоже ее увидел. Боже, подумал он. У нее глаз не хуже, чем у Роланда. Если не лучше.

Никто их них не хотел останавливаться, чтобы перекусить, но им обоим нужно было поесть. Они подкрепились на скорую руку и снова тронулись в путь. Приближайлся прилив, и Эдди с растущей тревогой поглядел направо — на запад. Пока что они еще шли выше полосы гниющих водорослей, отмечающей верхнюю границу прилива, но Эдди боялся, что к тому времени, когда они доберутся до двери, они окажутся в неуютном узеньком клинышке между морем с одной стороны и горным кряжем с другой. Теперь уже отроги гор были видны отчетливо. Причем этот вид не сулил ничего хорошего: каменистые склоны, поросшие низенькими деревцами, — изогнутые корни которых отчаянно цеплялись за скудную почву, больше всего они напоминали суставы, пораженные тяжелой формой артрита, — и колючим кустарником. Склоны не слишком крутые, но с инвалидной коляской туда все равно не вскарабкаешься. Вероятно, ему хватит сил какое-то время нести Одетту на руках, и, скорее всего, именно это ему и придется делать — но от чего его воротило, так это от мысли, что ему нужно будет оставить ее там одну.

В первый раз за все свое пребывание в этом мире Эдди услышал жужжание насекомых. Похоже на стрекотание сверчка, только звук был гораздо выше и без колебаний в ритме — непрерывное, монотонное ж-ж-ж-ж-ж-ж, как гудение электрических проводов. В первый раз появились другие птицы, а не одни только чайки. Какие-то большие, с жесткими крыльями, кружились в небе вдали от моря над твердой землей. Наверное, ястребы, подумал Эдди. Временами они, сложив крылья, камнем падали вниз. Охотились. На кого? Ну, на каких— нибудь мелких зверюшек. Ничего. Все нормально.

И все-таки он продолжал думать о тех жутких воплях в ночи.

Где-то к середине дня они уже ясно различали третью дверь. Как и первые две, она была абсолютно невероятной, но от этого не менее реальной.

— Поразительно, — тихонько пробормотала Одетта. — Просто поразительно.

Она стояла как раз там, где, как начал уже подозреватьЭдди, она и должна стоять: в камом конце узкого клинышка, оставшегося от бесконечного пляжа и обозначающего конец их пути на север. Она стояла чуть выше верхней границы прилива, менее чем в девяти ярдах от того места, где скалы вдруг выныривали из земли, как рука какого-нибудь великана, поросшая вместо волос серо-зеленым кустарником.

Когда солнце стало спускаться к воде, начался прилив — около четырех часов дня, как сказала Одетта, и Эдди поверил ей, потому что она утверждала, что умеет определять время по солнцу и еще потому, что он был влюблен в нее по уши. В четыре часа они подошли к двери.