Извлечение троих - Стивен Кинг

Эдди оставил Одетту за ее первой трапезой за столько дней и вернулся к стрелку. Выглядел Роланд как будто получше.

— Присаживайся, — сказал он Эдди.

Эдди присел на корточки.

— Оставь мне полупустой бурдюк. Мне хватит. Отвези ее к двери.

— А что если я не…

— Не найдешь ее? Не волнуйся, найдешь. Две первых нашлись, и эта тоже будет на месте. Если ты доберешься туда до заката, дождись темноты и убей двух этих чудищ. Тебе нужно будет оставить ей достаточно еды и позаботиться, чтобы у нее было какое-нибудь укрытие понадежней. Если ты не найдешь дверь сегодня, тогда убей трех. На, держи.

Он протянул Эдди один револьвер.

Эдди почтительно принял его, опять удивившись его солидному весу.

— Я думал, у нас нету больше хороших патронов.

— Может быть. Но я зарядил его теми, которые меньше всего подмокли: три, считая от пряжки левого пояса, и три —

— от правого. Один, может быть, выстрелит. Два, если тебе повезет. Но не трать их на этих ползучих гадов. — Он внимательно поглядел на Эдди. — Там могут быть и другие твари.

— Ты тоже слышал?

— Если ты имеешь в виду, что кто-то вопил в холмах, то да. Если ты думаешь, будто это какой-нибудь леший, а по тебе видно, что думаешь, тогда нет. Я слышал, как дикая кошка вопила в зарослях, и не более того. Может быть, у нее голос раза в четыре мощнее ее самой. Она, может, такая мелкая, что ты ее палкой отгонишь запросто. Я говорил о ней. Если та, другая, вернется, тебе, возможно, придется…

— Я не стану ее убивать, если ты это хотел сказать!

— Тебе, возможно, придется подрезать ей крылышки. Понимаешь?

Эдди неохотно кивнул. Эти чертовы патроны, скорее всего, вообще не выстрелят, так что нет смысла сейчас лезть в бутылку.

— Когда вы доберетесь до двери, оставь ее там. Устрой ее там по возможности, и возвращайся за мной с коляской.

— А револьвер?

Глаза Роланда сверкнули так, что Эдди даже отпрянул, как будто стрелок ткнул ему в лицо горящим факелом.

— Господи! Ты что, хочешь оставить ей заряженный револьвер, когда в любую минуту может вернуться та, другая?! Ты, кажется, спятил!

— Патроны…

— К такой-то маме патроны! — заорал стрелок как раз в тот момент, когда ветер немного стих, и слова его прозвучали отчетливо. Одетта повернула голову, посмотрела на них долгим взглядом, потом опять отвернулась к морю. — Не оставляй его ей!

Эдди на всякий случай понизил голос, опасаясь, что ветер опять утихнет.

— А что если, пока я буду ходить за тобой, какая— нибудь зверюга спустится с гор? Какая-нибудь кисуля раза в четыре мощней своего голоса, а не наоборот? Которую палкой не отогнать?

— Оставь ей кучку камней, — невозмутимо проговорил стрелок.

— Камней! Господи! Да ты просто вонючая куча дерьма!

— Я думаю, — стрелок оставался невозмутимым. — совершая процесс, который, похоже, тебе недоступен. Я дал тебе револьвер, чтобы ты сумел защитить ее от опасностей, которые ты мне сейчас так ярко живописуешь, хотя бы пока ты идешь туда. Тебе как, понравится, если я его заберу обратно? Наверное, понравится… тогда у тебя будет шанс умереть за нее. Ты этого хочешь? Весьма романтично… не считая, конечно, того, что после твоей героической смерти, мы загнемся все трое.

— Логично. Но ты все равно — куча дерьма.

— Или иди, или оставайся. Но прекрати меня обзывать.

— Ты забыл одну вещь, — со злостью выдавил Эдди.

— Какую?

— Сказать, чтобы я начинал взрослеть. Так мне Генри всегда говорил. «Пора бы тебе повзрослеть, малыш».

Стрелок улыбнулся — странной, усталой, но все же хорошей улыбкой.

— Мне кажется, ты уже повзрослел. Так ты идешь или ты остаешься?

— Я иду, — сказал Эдди. — А что ты собираешься есть? Она все поъела, что у нас было.

— Вонючая куча дерьма как-нибудь выкрутится. Куча дерьма именно этим и занималась на протяжении многих лет.

Эдди отвел взгляд.

— Я… ты прости меня, Роланд, за то, что я так тебя обозвал. Просто… — он вдруг рассмеялся. — Это был очень тяжелый день.

Роланд опять улыбнулся.

— Да уж. Тяжелый.

В тот день они шли с приличной скоростью, они выжали из себя все, что можно, но к концу дня, когда лучи заходящего солнца разлились золотистой дорожкой по глади моря, никакой двери не было и в помине. И хотя Одетта твердила ему, что она вполне в состоянии выдержать еще полчаса пути, Эдди решил, что на сегодня хватит, и помог ей выбраться из коляски. Он отнес ее на ровную площадку, достал из коляски сидение и подушки и устроил ей постель.

— Боже мой, как хорошо прилечь, — вздохнула она. —

— Но… — она вдруг нахмурилась. — Я все думаю, как он там, Роланд, ведь он же совсем один, и мне как-то не по себе. Кто он, Эдди? Что он такое? — Чуть погодя она добавила: — И почему он всегда так кричит?

— Просто характер такой, — ответил Эдди и, не сказав больше ни слова, пошел собирать камни. Роланд вообще никогда не кричит. Правда, утром сегодня он крикнул — К такой-то маме патроны! — но больше он не кричал ни разу, так что воспоминания Одетты были ложными воспоминаниями… она вспоминало то время, которое она пробыла Одеттой.

Он набил омаров в три раза больше обычного, как и советовал стрелок, и при этом он так увлекся, что едва успел увернуться от клешни четвертого, который подкрался к нему незаметно справа. Увидев, как чудище щелкнуло своей клешнею в том месте, где только что стояла его нога, Эдди еще подумал о недостающих пальцах стрелка.

Он приготовил ужин на костре, сложенном из сушняка, — на близлежащих холмах, покрытых густою растительностью, найти достаточно дров было делом приятным и легким, — еще до того, как последние отблески уходящего дня погасли на западном горизонте.

— Смотри, Эдди! — вскрикнула она, показывая наверх.

Он поднял голову и увидел одинокую звезду, что сияла на ночном небе.

— Правда, красиво?

— Да. — Внезапно, безо всякой причины, у него на глаза навернулись слезы. Где он был всю свою проклятую жизнь? Где он был, что он делал, с кем проводил свое время, и почему вдруг все это стало ему противно, как будто всю жизнь он провел в большой яме с дерьмом?

Ее лицо, поднятое к небесам, было красиво до невозможности, до жути: неопровержимая красота в мягком мерцании ночного костра, красота, о которой не ведает та, кто отмечена ею, а лишь смотрит на небо, на единственную звезду широко распахнутыми в изумлении глазами и тихо смеется.

— Вижу первую звезду, по секрету ей шепну, — произнесла она и умолкла, взглянув на Эдди. — Ты знаешь, Эдди, откуда это?

— Да, — сказал Эдди, не подняв головы. Голос его прозвучал вполне сносно, но если бы он поднял голову, она бы увидела, что он плачет.

— Тогда давай вместе. Но тебе нужно смотреть на нее.