Мотылек - Кэтрин Куксон

Но что ей делать с Дейвом и Пегги? В одном она была уверена: у Дейва помутился рассудок. После того несчастного случая с ее отцом он так и не стал прежним. Но и до этого его стремление оградить Милли от всего чего угодно, как она видела теперь, тоже не было нормальным. Оно было таким же отклонением от нормы, как и сама Милли.

Куда все это приведет? Она должна что-то предпринять, но что? Как жаль, что ей не с кем поговорить.

10

Роберт не был в «Булле» больше трех недель. После работы он направлялся прямо к тете, где его ждал вкусный ужин на крахмальной скатерти. Они неторопливо ужинали, обсуждали события дня, время было уже после семи, и желания переодеваться и ехать на велосипеде в «Булл» не появлялось.

Но сегодня вечером он решил заскочить туда по дороге домой. Помимо прочего, он умирал от жажды. Последние несколько недель он не брал в рот ни капли, но сегодня большую часть дня он провел в амбаре, чинил упряжь, готовил пойло для свиней и надышался дымом от угля, на котором работает бойлер. В горле совершенно пересохло, чаю больше не хотелось, а вот от хорошего глотка эля он бы не отказался.

Народу в баре было немного. Завсегдатаи сидели на своих местах, у бара стояли два незнакомых ему человека, оба в военной форме, один рядовой, другой капрал. Когда он вошел, они посмотрели на него, он в ответ глянул на них. Он постоял у стойки несколько минут, пока Билл Таггерт подошел к нему принять заказ:

— Привет. Я думал, ты ушел в армию и не сообщил нам.

— Нет, еще нет. Были дела.

— Ах, да, слышал-слышал, как всегда?

— Да, пожалуйста.

Ставя на стойку перед Робертом кружку с пивом, Билл многозначительно улыбнулся.

— А я думал, ты возьмешь чего-нибудь покрепче, знаешь, ну, вина или еще чего-нибудь в том же духе, скажем, бренди.

— Отчего ты так подумал, Билли?

— А как же, я слышал, ты получил кучу денег, не говоря уже о доме и бизнесе. Это правда?

— Не знаю, как в отношении кучи денег. А дом с бизнесом получил.

— Ну, вот ты и встал на ноги. Да, везет некоторым.

«Странное дело, не правда ли?» — с иронией подумал Роберт. Как любят некоторые люди узнавать о несчастье, приключившемся с другими, и как редко радуются вместе с тобой счастью, которое выпало не на их долю. До чего же верная поговорка: ничего нет чуднее людей. Он готов поклясться, что Билл и Мери Таггерт были бы рады, если бы ему улыбнулось счастье. Отплатил ли он им за дни, проведенные в их доме? Только недавно он подарил им еще один предмет мебели, низенький столик с ножками, которые он обрабатывал вручную. На эти ножки он ухлопал несколько недель.

— Нашего Джорджи отправили во Францию.

— Ну? Жаль.

— Должен же кто-то отправляться туда, разве не так?

Билли отвлекся обслужить нового клиента, но к нему тут же подошла Мери. Улыбнувшись ему, она проговорила:

— Ну, вот ты и стал редким гостем. Я думала, перебрался куда-то в другое место, как только пошел вверх.

— Да ладно тебе, Мери. О чем речь? Мне оставили дом, небольшой бизнес и несколько фунтов. Разве я стал от этого другим?

— Нет. — Она посерьезнела и стала протирать стойку, — это не сделало тебя другим, Роберт. Но я скажу тебе, что сделало, — одежда, которую ты носишь. — Она кивнула. — Ты один не в военной форме, один из всех, годный к военной службе и не в форме.

— Чушь собачья. Из наших мест в армии не больше десятка парней.

— Нет, это потому, что работают на шахтах или на ферме. А чем занят ты? Тебя не освобождали по причине освобождения по профессии, ты свободен, у тебя ни жены, ни ребенка, ни девушки… — она на миг замолкла, — пока нет. И все спрашивают, что тебя здесь держит? — Она перешла на шепот: — И, пожалуйста, брось свою фанаберию, у всех ушки на макушке. Я просто даю тебе совет. Болтают всякое, слухи растут как на дрожжах, и людям языки не завяжешь. У Блума постоянно раскрыты уши и глаза, он все видит и все слышит и, естественно, пересказывает жене, а у той язык что помело. Я просто говорю тебе.

— Знаешь, Мери, — так же вполголоса, как она, проговорил Роберт, — я даже не хочу благодарить тебя за то, что ты меня предупреждаешь, потому что во всех этих сплетнях ни на грош правды. Старый Уотерз помешался не только на всем, что касается мисс Милли и мисс Агнес. Я разговариваю и с той и с другой, у меня с ними прекрасные отношения, и это старику не нравится. Но во всем остальном, поверь мне, нет ничего, о чем стоило бы говорить. Господи, достаточно, чтобы в сплетню вставили на грош правды. И что тогда скажут? Я же говорил, это уже давно продолжается. Неужели нельзя посмотреть на женщину, чтобы из этого что-нибудь не раздули, а? Ну что ж, придется взяться за дело и пустить в ход все свое обаяние. Пора бы оправдать свою репутацию.

Мери снова взялась тереть стойку и насмешливо улыбнулась:

— Думаю, у тебя есть подход к женскому полу, ты это знаешь и пользуешься им.

Он отстранился от стойки и несколько секунд, прищурив глаза, смотрел на нее и потом бросил:

— Я пошел, Мери. Да, между прочим… — Он повернулся уходить, но задержался и добавил: — Как-нибудь на следующей неделе я пришлю за своими вещичкам, если это тебя устраивает.

После небольшого замешательства она сказала:

— Как хочешь, но не забудь, они пролежали здесь довольно долго.

Он опешил и не сразу, но сказал:

— Можешь прислать счет, — и, провожаемый взглядами исподтишка, быстро вышел на улицу.

Он был зол не на шутку. Говорят о друзьях. Он думал, что может отдать голову на отсеченье в том, что касается Билла и Мери Таггерт. Они так встретили потому, что их сын был в форме, а он нет. Будь он в форме, они бы и не подумали перемалывать сплетни, просто посмеялись бы и поддразнили его. Ладно, он в «Булл» больше не ходок. Что происходит со всеми? Война не только перевернула вверх тормашками весь мир, она перевернула всю его жизнь…

Он приткнул велосипед под навес рядом с мастерской, но в дом вошел не сразу, сначала зашел в мастерскую и постоял, оглядывая ее. Все это место дышало покоем и ароматом, который дает только дерево. Чего он не сделал, так это не сказал ей, что возвращается сюда навсегда, а нужно бы. Впрочем, еще не поздно. Он еще может это сделать… Но может ли? Может он взглянуть ей в лицо и сказать: «Больше вы меня не увидите, а я не увижу вас, разве что случайно»? Сейчас он этого сделать не в состоянии, но он чувствовал, что скоро наступит момент, когда придется это сделать, он вынужден будет это сделать, когда тело перестанет слушаться головы. Уже теперь трудно себе даже представить, какую борьбу с самим собой ему приходится вести. Как ему удавалось до сих удерживаться от того, чтобы не притянуть ее к своей груди, он сам не знает. Нет, конечно же знает… Барьер. Он словно из стекла, они оба видят друг друга сквозь него, и она твердо остается по ту сторону.