Мотылек - Кэтрин Куксон

— А я ведь думала, что вы ушли насовсем и вступили в армию.

— Нет, они обратятся ко мне, когда положение окажется безвыходным, потому что знают, что я умею выходить из всех положений.

Она засмеялась и, подойдя к столу, проговорила:

— Я рада, что вы вернулись. Вы завтракали?

— Позавтракал, и очень плотно. Но чашка чая не помешает. — Он приветливо улыбнулся ей, а затем повернулся к Пегги: — Как дела, Пегги?

— Как всегда, — ответила она, но лицо у нее было напряженным. — Но я не сказала бы это про других. Бетти ушла.

— Ушла? Куда ушла?

— На военный завод. Только подумать, после всего, что мы сделали для Магги, взять и подбить ее. Она утверждает, что не подбивала. Я ездила к ним вчера и сказал все, что думаю. Она так изменилась, эта девчонка, после того как вышла замуж, вы просто не поверите. Но стоит на своем: мол, к уходу Бетти руки не прикладывала.

— Не думаю, мама, что она это сделала, — спокойно вставила Руфи. — Просто она видела дом Магги, и как они там устроились, и какие у них вещи, а она совсем еще юная, наша Бетти. А она была хорошим работником, вы это знаете.

— Проклятая война! Все буквально потеряли голову. А теперь вот еще в доме не осталось ни крошечки сахара.

— Ну, это дело поправимое. Завтра будет, я принесу фунта два.

— Откуда вы их возьмете?

Он глянул на Руфи:

— У моей тети всегда все было. Чудно получается, — засмеялся он, — она никогда никому не плачется, и все думают, что у нее шаром покати, и кое-что подкидывают.

— Это нечестно.

Он спокойно взглянул на Пегги.

— В этом нет ничего нечестного. Моя тетя не такой человек. Кстати, — он обратился а Руфи, — мисс Агнес уже спустилась?

— Да, уже с час, как спустилась. Она в кабинете.

— Пожалуйста, спроси ее, могу я поговорить с ней?

— Не спрашивай у нее ничего подобного. — Голос прогремел у него за спиной, он обернулся и увидел, как Дейв Уотерз угрожающе взирал на дочь. Потом, обратив разъяренный взгляд на Роберта, он сказал: — Я скажу, можно вам или нельзя поговорить с мисс.

— Неужели? В таком случае позвольте сказать вам, мистер Уотерз, если я захочу поговорить с мисс, я с ней поговорю, в вашем разрешении не нуждаюсь. Ну, Руфи, — он еще раз посмотрел в ту сторону, где рядышком стояли Руфи с матерью и с тревогой смотрели на мужчин, — кто-нибудь из вас пойдите и спросите хозяйку, могу ли я поговорить с ней. Если вы этого не сделаете, я пойду и сам доложу о себе.

— Ни за что! Этого вы не сделаете. Это уже ни в какие ворота, позвольте сказать вам.

Дейв Уотерз попытался преградить ему дорогу, но Роберт схватил его за руку и, уничтожающе поглядев в лицо, пригрозил:

— Нет, это вы позвольте мне сказать вам, пока вы не зашли слишком далеко. Прекратите травить меня, не то я за себя не отвечаю. Я в жизни никогда не угрожал вам и вообще никому, и тем более таким образом, но теперь говорю вам, мистер Уотерз, оставьте меня в покое, потому что, если вы не послушаетесь, я не посмотрю на ваши лета и вы у меня полетите вверх тормашками. — Отстранив его с дороги, он обернулся к женщинам: — Так кто из вас пойдет?

— Сходи. — Пегги подтолкнула дочь, и Руфи выбежала из кухни.

Дейв Уотерз стоял, уперевшись вытянутыми руками в крышку камина и уставившись на огонь. Пегги замерла у стола и смотрела то в спину мужа, то умоляюще на Роберта.

Руфи вернулась и, не входя в кухню, позвала его от дверей:

— Мисс готова принять вас сейчас.

— Спасибо, — официально произнес он и вышел в коридор, оттуда, через вторую обитую зеленым сукном дверь, — в холл. Там он задержался, поправил галстук — в это утро он нарочно надел воротничок и галстук — и затем прошел в коридор, который вел к кабинету.

Он постучал в дверь, услышал, как она сказала: «Войдите», и вошел в кабинет. Он ожидал увидеть ее за столом, но она стояла у окна и смотрела прямо на него, и он заставил себя начать разговор с ничего не значащих слов:

— Доброе утро. Что-то погода сегодня испортилась.

— Да. Всю ночь шел дождь. Одно время был сильный ветер. — Она перевела дыхание. — Надеюсь, все в порядке?

— Да. Похороны прошли скромно. Были только свои, деревенские, и кое-кто из церковной общины. Пастор сказал о дяде несколько теплых слов, и он того заслужил.

Она обошла стол и села на стул, показав Роберту на стул напротив себя. Он тоже сел, они посмотрели друг на друга, и она негромко проговорила:

— Я рада, что вы вернулись. Думаю, вам уже сказали, что Бетти ушла.

— Да.

— Тонущий корабль.

— Я бы так не сказал, я бы сказал, последствия войны.

— А вы, у вас есть какие-то новые планы?

Он посмотрел на стол и, чуть подавшись вперед, облокотился на него, постучал пальцами по краю и произнес:

— Бывают в жизни странные вещи, но более странной, чем та, о которой я хочу рассказать вам, мне кажется, не бывает. — Он смущенно улыбнулся: — Я… стал собственником.

— Ваш дядя оставил вам что-то?

— Все, практически все. При единственном условии, что тетя остается жить в доме до конца своих дней…

— Вы хотите сказать, что он оставил вам дом и..?

— Да, и дом, и десять акров земли, и свое дело, и, что самое поразительное, солидную сумму денег, во всяком случае, в моем представлении целое богатство, более четырех тысяч фунтов.

Это сообщение произвело на нее такое впечатление, что все отразилось на ее лице. Четыре тысячи фунтов, это же больше, чем осталось после того, как они продали картины и шипчандлерское дело. А у него к тому же своя земля, бизнес и мастерская. Вот как бывает: раньше их разделяла принадлежность к разным классам, а теперь их окончательно разлучают полученный им в наследство бизнес, которым нужно заниматься, и тетя, которая не хочет жить одна. Что толку рассуждать, это абсолютно бессмысленно. Пусть будет что будет, она устала от всего, устала думать, устала беспокоиться, устала бесплодно надеяться. Пусть Стенли передает дом властям, она переберется в сторожку и заберет с собой Милли. Ей нужно будет думать только о них двоих. А Дейв и Пегги пусть заботятся о себе сами. Она больше не беспокоится за Дейва, он страшно изменился, но она никогда не перестанет беспокоиться о Пегги. Тем не менее повсюду такая нехватка рабочих рук, что они без труда найдут себе место. Что касается Руфи, то она здоровая крепкая молодая женщина, за такую ухватится любой. Пусть все идет своим чередом, и пусть дни сменяют дни, а недели сменяют недели, она не будет его видеть и забудет. Она будет жить воспоминаниями. Какими воспоминаниями? Два этих слова как взорвались у нее в голове. О каких воспоминаниях можно говорить? Не было ничего, кроме легкого рукопожатия. Почему она не поступила, как многие женщины до нее, если верить всем книжкам, которые она прочитала, и не имела любовной связи? Тогда было бы что вспомнить. Нет, ну что вы, он боялась переступить границу своего класса. А что этот ее класс сделает для нее? Посмотрите, что происходит теперь, — даже если кто и навестит их, ей нечего им предложить: у нее нет ни лошадей для прогулок, ни винного погреба, ни дорогих сигар. У нее не накроют стол на десять перемен, как бывало когда-то в этом доме. Здесь только молоденькая девушка, которую давно следовало бы отправить в лечебницу для умалишенных, а вместо этого ей представляют полную свободу, что вызывает всеобщее раздражение, и старшая дочь, с которой не о чем посплетничать, а если она и скажет что-нибудь, то обязательно колкость, особенно после расстройства ее помолвки. Никакого стимула посещать ее.