Дочь адмирала - Виктория Федорова

— КГБ? — переспросил он таким тоном, будто впервые услышал о его существовании.

— Тайная полиция.

— О, вы имеете в виду НКВД.

— Так это ведомство называлось в ваши дни, адмирал. Теперь это КГБ.

Вспоминая потом этот телефонный разговор, Ирина рассказывала: «Я думала: как мне достучаться до этого человека, который не реагирует на сложившуюся ситуацию, во всяком случае не реагирует должным образом? И тогда меня осенило: он военный, значит, он понимает лишь одно — команду».

— Адмирал, — сказала она ему, — я хочу, чтобы вы сделали следующее: я хочу, чтобы вы прислали мне свою фотографию. Я хочу, чтобы вы на ней написали: «Моей любимой дочери Виктории». И я хочу, чтобы вы написали матери и дочери письмо.

— Но ведь они же никогда ничего не получат по почте, — прервал ее Джек.

— А это уж не ваша забота, — ответила Ирина. — Я сделаю так, чтобы получили.

Как это ни странно, Джексон Тэйт, который привык отдавать приказания, а не подчиняться им, полностью выполнил все указания Ирины Керк. Он спросил, какую, по ее мнению, выбрать фотографию, и она сказала:

— Мне кажется, вашу фотографию сорок шестого года, где вы такой, каким вас помнит Зоя, и еще одну, вашу последнюю.

И хотя Тэйт на все согласился, этот телефонный разговор лишь усилил его неприязнь к Ирине — малознакомой особе, которая так стремительно и требовательно вошла в его жизнь.

Взяв на вооружение тот же резкий, что и в телефонном разговоре, тон, Ирина Керк написала Джексону Тэйту 8 сентября 1973 года:

Дорогой адмирал,

Я испытала огромное потрясение, разыскав Вас.

Ведь я сказала Виктории, что Вас уже нет в живых.

И далее пересказала ему все, что произошло за время ее пребывания в Москве, включая знакомство с киносценаристом и склонность Виктории к алкоголю.

О ее пристрастии к алкоголю я ничего прежде не знала, но мне кое-что объяснили мои друзья, диссиденты. По их словам, такие красавицы, как Виктория, большая редкость в России. Виктория очень эффектна, но, кроме того, она горда, вспыльчива и независима. Для КГБ она настоящая находка: они сделают все, чтобы заставить ее в своих целях вступать в любовные связи с иностранными дипломатами.

Пока она придерживается своих принципов, им не заполучить ее. Поэтому они первым делом решили выяснить, на чем основываются эти принципы, а затем постараться покончить с ними. Они выяснили: тот факт, что ее отец американец, заставил ее по-новому осознавать себя, стал для нее жизненным стимулом, поэтому они постарались уничтожить этот стимул посредством лжи. Теперь, чтобы использовать ее, они ее спаивают, хотят довести до состояния, когда ради выпивки она будет готова на все.

На последней странице письма Ирина написала:

Я не знаю Вас, да, честно говоря, и не стремлюсь узнать. Но я видела Викторию, стала свидетельницей ее горя, поняла, к чему все это может привести, и единственное мое желание — это помочь ей. Мои слова, что ее обманули, что Вы вовсе не порвали ее фотографию, ей помогли. Но надолго ли? Мы обязаны сохранить в ее душе этот крошечный огонек надежды и не дать погасить его.

Джексон Тэйт послушно выполнил все требования Ирины Керк. Видимо, он довольно быстро прислал ей те фотографии и письма, о которых она просила, потому что уже 20 сентября 1973 года она поблагодарила его ответным письмом. Можно только догадываться, что он написал ей в приложенной к фотографии записке. Очевидно, ей все же удалось пробудить в кем чувство вины за бездействие, потому что в ответном письме она писала:

Почему Вы решили, что я считаю Вас подлецом и бессердечным человеком? Разве я когда-нибудь говорила это? Никогда. И я вовсе так не считаю. Наверное, Вы просто очень слабовольный человек, вот и все.

Далее она объяснила Джеку, что он должен или что может сделать. Предложила ему адвоката, который занимался защитой прав советских писателей, и посоветовала проконсультироваться с ним, если он действительно хочет как-то помочь своей дочери. Она писала:

Я бы на Вашем месте отправила обычной почтой еще и открытку, просто чтобы посмотреть, доставят ее или нет. Таким путем мы проверим отношение властей. Напишите приблизительно так: «Дорогие Зоя и Виктория. Надеюсь, вы получили посланные мною письма и фотографии. Я знаю, почта идет медленно, но в целом почтовая служба работает отлично и в конечном счете письма доходят. Пожалуйста, напишите, когда получите их. Целую вас обеих». И ничего больше, посмотрим, дойдет ли она. Я пришлю Вам адрес, но, пожалуйста, напишите Зоину фамилию по-русски.

Без сомнения, намерения Ирины Керк были продиктованы наилучшими побуждениями. Она знала, как воздействовать на русский менталитет, как оказать давление на советское правительство. И хотя ни Зоя, ни Виктория не были диссидентами, подобными тем, с кем имела дело Ирина, в обоих случаях действовать приходилось одинаково. В отличие от Джека Тэйта она знала это и потому все взяла на себя. Ей было бы куда легче действовать одной, но для успешного выполнения ее замысла Джексон Тэйт был необходим. Она относилась к нему как к большому упрямому ребенку, что видно из ее многочисленных писем к нему. Ей пришлось направлять каждый его шаг, обговаривать в письмах мельчайшие детали.

Можно только догадываться о мыслях и чувствах Джексона Тэйта. Он признал свое отцовство, и, скорее всего, его действительно заботила судьба дочери, как и судьба Зои. Но как-никак ему было семьдесят пять и он женился, чтобы не провести в одиночестве остаток жизни. «Я уже в конце пути», — неоднократно повторял он своим родным и друзьям. И вовсе не в расчете на то, чтобы вызвать их симпатию или услышать их протесты. Он говорил то, что думал. Таков уж он был, Джексон Роджерс Тэйт, всегда оценивавший себя с трезвым реализмом.

И вот внезапно мир и покой, которые он обрел в местечке Оранж-Парк, где к услугам проезжавших в глубь Флориды туристов имелись лишь бессчетные кафе, представлявшие все ведущие сети закусочных Америки, потрясли воспоминания о прошлом.

Джек Тэйт вовсе не пытался снять с себя ответственность за дочь, которую никогда в жизни не видел, он просто не знал, что делать. Он знал, что у него неважно со здоровьем — о чем ему приходилось вспоминать чуть не ежедневно, — да к тому же он был слишком стар, чтобы отправиться в Россию, даже если б его туда пустили. Но Тэйт был твердо уверен, что ему никогда не разрешат снова въехать в эту страну.

Единственным решением проблемы представлялась помощь Ирины Керк, но эта женщина ему не нравилась, и он ей не доверял. Уж слишком она привыкла командовать и, кроме того, излишне часто упоминала в своих письмах диссидентов. Кто знает — реши он с ней сотрудничать, не доведет ли она до нового ареста Зою, а то и Викторию? Но если отказаться — что станется с Викторией? Если верить этой Керк, душевное состояние его дочери, не говоря уж о ее пристрастии к алкоголю, напрямую связано с ним, Джеком.