Соперница королевы - Элизабет Фримантл

пятна света. Его недавно засыпали свежей лавандой и розмарином, и запах растений, растоптанных десятками ног, многократно усиленный жарой, кажется невыносимым. Сесила пропускают без задержек, хотя он был бы не прочь немного подождать, чтобы собраться с мыслями.

Королева окружена несколькими фрейлинами; другие склонились у окна над книгой с картинками, рядом околачиваются несколько кавалеров. Несмотря на летнюю жару, в очаге горит огонь: королевские покои выходят окнами на север.

– Пигмей, у тебя такой вид, будто ты получил дурные известия. Искренне надеюсь, что это не так, – с радостной улыбкой говорит Елизавета.

Сесил выдавливает улыбку, кланяется, потом выпрямляется, насколько возможно, и встает перед королевой в полный рост.

– Нет-нет, ваше величество, известия только хорошие. Лорд Маунтджой показывает большие успехи в подавлении восстания в Ирландии. – Сесил достает из пачки донесение Блаунта. – Он заложил крепости в Дерри и Ньюри на севере, взял под контроль Манстер.

– Пожалуй, следовало отправить его туда с самого начала. – Елизавета берет донесение, подносит увеличительное стекло, пробегает взглядом по строчкам. – Кажется, он точно знает, что делает. Кстати, – обращается она к одной из фрейлин, – подай мне письмо леди Рич, которое Бакхерст передал у часовни.

У Сесила слабеют колени. Она вызвала его для объяснений. Едва дыша, он ждет, когда женщина принесет письмо. Да, это несомненно рука леди Рич; он перехватил столько писем, что безошибочно различает ее неряшливый почерк. Однако послание не распечатано. Значит, улыбка и теплое приветствие королевы искренни. Разум Сесила мечется, как обезглавленный петух. Можно попробовать выманить у нее эту бумагу: «Вашему величеству не стоит утруждаться. Позвольте, я прочту вам». Впрочем, она легко раскусит замысел: зачем ему читать частное письмо ее крестной дочери? Сесил опасается, что его сейчас вырвет на полированный дубовый паркет, тщательно сплетенную циновку, королевские туфли из оленьей кожи. Улыбка на лице будто высечена из гранита. Он не сводит глаз с этих красивых туфель.

– Какие у нас еще дела? – спрашивает Елизавета.

Она так и не распечатала письмо. Сесил перечисляет насущные вопросы – плохой урожай, гибель кукурузы, узник (автор истории Генриха Четвертого), до сих пор томящийся в Тауэре, – поражаясь, что вообще способен произнести хоть слово.

– А также вопрос о монополии на сладкие вина, ваше величество.

– Ах да! – Королева подпирает подбородок ладонью. – Пока мы не будем его рассматривать.

Наконец она вспоминает о послании леди Рич. Сесил не в силах смотреть, но не может отвести глаз. Елизавета с треском ломает печать, разворачивает бумагу, подносит увеличительное стекло. Ее лицо напоминает маску. Закончив читать, она направляет на Сесила холодный взгляд. Его пробирает дрожь. Он пытается придумать, как выяснить, что там написано, чтобы по крайней мере защититься от возможных последствий. Среди фрейлин есть парочка готовых выполнить его просьбу в обмен на встречную услугу.

– Сообщите леди Рич, что она вольна следовать куда пожелает и может вернуться ко двору, если захочет, – ледяным тоном произносит королева. Она скатывает письмо в тугой комок и метким броском кидает в огонь. Бумага ярко вспыхивает и тут же обращается в пепел.

Январь 1601,

Чартли, Стаффордшир

Особняк, стоящий на вершине холма в окружении обнаженных деревьев, выглядит унылым и заброшенным, окна тусклы и безжизненны, словно бельма. Фермер гонит стаю гусей. Пенелопа с Альфредом вынуждены ждать, пока их нескончаемая вереница неторопливо переходит дорогу. Бедные создания не подозревают, что им суждено стать угощением для праздника Богоявления. Пенелопа снимает перчатки, потирает закоченевшие руки, чтобы согреться. Скорей бы оказаться у пылающего камина!

Альфред приказывает фермеру поторапливаться. Им пришлось стоять довольно долго в ожидании, когда проклятая толпа гусей наконец уберется с дороги, ибо уже слышен грохот телеги с багажом, возвещающей прибытие остальных. Из кареты доносится смех Лиззи Вернон – вероятно, ее развеселили гуси, но Пенелопе не хочется выяснять, в чем шутка. Она пускает Гамбита рысью, а потом, вырвавшись на открытое пространство, – в галоп, пока в голове не остается ничего, кроме ветра и ритмичного стука подков о мерзлую землю. Чем ближе к Чартли, где уединился Эссекс, тем сильнее непреходящая тревога. Пенелопа видела страуса только на картинках – в тауэрском зверинце их не держат. Говорят, эти создания ростом с лошадь и такие же резвые, а при виде опасности прячут голову в песок. Пожалуй, Эссекс ведет себя как страус.

Пенелопа замечает у дома юного Роберта. Вокруг клумбы скачет материнский пес. Должно быть, Летиция вчера прибыла из Дрейтон-Бассетта. Они договорились собраться вместе и вытащить Эссекса из оцепенения, однако с каждой минутой Пенелопа все больше сомневается в успехе замысла. Она бы с удовольствием оставила брата в покое, предоставив ему наслаждаться радостями сельской жизни, однако надо смотреть правде в глаза – он не может себе позволить отсиживаться в деревне. Кредиторы денно и нощно стучатся в ворота Эссекс-хауса. Пенелопа опасается, что ей недолго удастся сдерживать их натиск. Она выпросила у мужа некоторую сумму, но даже богатства Рича не хватит, чтобы расплатиться с долгами. Кроме того, Рич стал менее расположен к ней, с тех пор как Эссекс впал в немилость.

Роберт радостно машет. Он вытянулся, стал неуклюжим, будто руки и ноги растут слишком быстро. Пенелопа вспоминает о сыновьях, оставшихся в Лейзе. Хоби уже тринадцать, он на пороге взросления и готовится поступить в университет, а девочкам скоро замуж. Самой Пенелопе только что исполнилось тридцать восемь, она чувствует себя старухой. Куда делись годы? Утонули в пучине времени. Она машет Роберту в ответ. Мальчик бежит ей навстречу; он очень похож на покойного Уота. Время будто обращается вспять. Сидни ждет ее в саду; она, еще молодая, отдыхает под деревом в его объятиях, а он шепчет ей на ухо невыразимо прекрасные стихи. Пенелопа прогоняет болезненные воспоминания и въезжает во двор, где слуги поспешно выстраиваются в шеренгу, дабы приветствовать хозяйку.

– Боже мой, миледи, у вас руки как лед, – говорит один из конюхов, помогая ей спешиться.

Кажется, она потеряла перчатки. Остается надеяться, их найдет тот, кто нуждается в тепле. Таких желающих в избытке: по пути Пенелопа видела множество нищих, выпрашивающих пенни или корку хлеба. Еще один неурожай, и только Богу известно, что с ними станет. По крайней мере, скоро им достанутся остатки праздничного гуся.

Один из пажей протягивает ей письмо из Ирландии. Блаунт рассказывает о необузданной красоте природы, зимних пейзажах и поголовье скота, опуская кровавые подробности сражений, – лишь сообщает, что продвигается вперед. Однако Пенелопа хорошо знает – любую военную кампанию сопровождают смерть и страх. Блаунт пишет: «Я – стрелка компаса, а ты