Соперница королевы - Элизабет Фримантл

Бэкона, повернувшись спиной к стражникам. Пенелопа продолжает перебирать струны, чтобы заглушить разговор.

– В чем дело? – спрашивает Ноллис.

– Этот документ опубликован и передается из рук в руки. – Бэкон разглаживает на коленях листок.

До Пенелопы доносятся обрывки фраз: «общие враги», «орудие зла», «втереться в доверие» – ее собственные слова. Написанное ею послание Елизавете вышло в печати.

– Королева знает? – спрашивает она, через силу продолжая наигрывать на лютне.

– Боюсь, что так. Это письмо принес мой брат, – отвечает Энтони.

– Твоему брату нельзя доверять, раз он участвует в суде над Эссексом, – твердо говорит Пенелопа. Удивительно, насколько разными могут быть родные братья. Энтони всей душой предан семье Деверо, а Фрэнсис – скользкий, как ил на дне пруда. Отвлекшись, она сбивается с ритма и опускает лютню на колени.

– Сукин сын! – восклицает Саутгемптон, привлекая внимание стражников.

– Я недавно видел его при дворе у покоев Сесила, – добавляет дядя Ноллис.

– Нет! Фрэнсис Бэкон мне верен, – возражает Эссекс. – Я в нем не сомневаюсь. Он вынужден якшаться с Сесилом, это его долг как советника королевы.

– Боюсь, вы ошибаетесь, милорд, – произносит Энтони. – Мой брат сменил флаг, однако мы сможем обратить его предательство нам на пользу.

Эссекс, подавленный, что-то бормочет себе под нос. Снаружи доносятся выкрики: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!»

– Прежде чем думать о моем брате, должен предупредить, миледи, что Сесил поручил лорду Бакхерсту допросить вас касательно этой бумаги. – Энтони хлопает по листку. – А это тоже вам. – Он достает письмо за королевской печатью. Пенелопа поспешно открывает его, роняя куски красного воска на пол.

«Эс-секс! Эс-секс! ЭС-СЕКС!»

– Мне предписано оставаться дома до последующего уведомления. – Она беспечно рвет письмо. Обрывки падают на пол, точно яблоневые лепестки. – Хорошо, что у меня много разных домов. – Ее смех, словно звон одинокой струны, пронзает повисшую тишину. Пенелопа оглядывается. Саутгемптон в ужасе прикрыл рот рукой, лоб Энтони прорезали глубокие морщины, Ноллис смотрит на руки, Эссекс отводит взгляд. – Взбодритесь! Бакхерст мне не соперник. Весной я уже отвечала на его вопросы касательно письма. Он утверждал, будто я совершила «дерзкий, неприличный, бесстыдный поступок», а я возразила, что это был чистосердечный порыв и проявление любви к моей обожаемой королеве. – Ее смех снова остается без ответа. – В конце концов ему пришлось со мной согласиться.

– На сей раз все иначе, моя дорогая, – говорит Ноллис. – Они будут пытаться доказать, что ты опубликовала письмо, дабы возбудить мятеж. Это может привести к… более серьезным обвинениям. – Он явно избегает слова «измена».

«ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС!»

– Но я его не публиковала. Нельзя судить меня за то, чего я не совершала. – Пенелопа и сама понимает, что сморозила глупость: множество людей судят и подвергают наказаниям за то, чего они не совершали. Если Сесил решил от нее избавиться, ему представилась прекрасная возможность. Ей внезапно вспоминается доктор Лопес и его печальная участь. – Я буду бороться до последнего вздоха. – У нее кружится голова. Она обмахивается веером, прикрывает глаза, наслаждаясь волнами прохладного воздуха.

– Господи! – в отчаянии восклицает Эссекс. – Это уж слишком!

Пенелопа резко встает, подводит брата к окну и распахивает его настежь. При виде героя, избавившего Англию от испанской угрозы, толпа взрывается радостным ревом.

– Смотри, как тебя любят. – Пенелопа машет рукой, вызывая очередной восторженный вопль, эхом разносящийся по улице. Стражники переминаются с ноги на ногу, вероятно, гадая, не следует ли им это прекратить. Пенелопа закрывает окно.

– Можем попробовать выяснить, кто заказал публикацию, – негромко произносит Энтони.

– Хорошее начало, – поддерживает его Ноллис.

– А тем временем, – говорит Пенелопа брату, вновь берясь за лютню, – ты должен подать прошение королеве о возобновлении монополии на сладкие вина. Твоя лицензия ведь истекает к Михайлову дню? – Тот медленно кивает. – Теперь, когда тебя отстранили от всех должностей, ты лишился доходов, а твои долги…

– Думаешь, я не знаю? – резко перебивает Эссекс.

– Она хочет удержать тебя в узде. – Энтони имеет в виду королеву. Та прекрасно знает: без денег граф – ничто.

– Это как осада. Она считает, что заморит тебя голодом и ты сдашься. – Саутгемптон взволнованно расхаживает туда-сюда.

Эссекс обхватывает голову руками. Снаружи по-прежнему доносятся восторженные выкрики.

– Здесь замешан Сесил, – говорит Пенелопа. – Он коварен, как змей. Нарочно притворился добреньким и отложил слушание. Его показное великодушие с самого начала дурно пахло, а теперь воняет вовсю. Пиши королеве, убеди ее в своей невиновности. Ты ни в чем не виноват. – Она вспоминает его жалобные слова в Нонсаче. – Ты действовал в интересах Англии… заключил шестинедельное перемирие с Тироном, чтобы твои войска могли собраться с силами… – Ее голос затихает.

– Поэтому на слушании я отказался признать, что нарушил приказ, – бормочет Эссекс, не поднимая головы. – Я не стану лгать и не унижу себя бесчестьем.

– Твоя сестра права, без Сесила не обошлось, – подтверждает Саутгемптон. – Именно он льет яд в уши королеве.

– Я пыталась выразить это в письме, – вздыхает Пенелопа. – Огонь надо выжигать огнем. Энтони, найди мне сведения, компрометирующие Сесила. – Она переходит на шепот: – Наверняка он не безгрешен, где-нибудь да оступился.

В глазах Бэкона появляется блеск.

– Помните Переса? – Он заговорщически приподнимет бровь. В душе Пенелопы начинает теплиться огонек надежды. Всем известно, что Перес владеет тайнами испанского двора; если Сесил переступил черту в переговорах с испанцами, он должен об этом знать. – Есть одна зацепка.

Стражники, словно учуяв интригу, медленно направляются через зал, делая вид, будто хотят выглянуть в окно.

– Как насчет партии в «примеро»? – предлагает Саутгемптон. В его руке словно из ниоткуда появляется колода карт. – Присоединитесь? – обращается он к стражникам. Те не знают, как реагировать. – Невинное развлечение никому не причинит вреда.

– Почему бы и нет? – соглашается бородатый.

– Пожалуй, не стоит, – отвечает второй, помоложе.

– Бросим монетку, – говорит Пенелопа. Саутгемптон с усмешкой вручает ей пенни. – Выбирайте, – обращается она к более сговорчивому стражнику.

– Решка, – осторожно произносит тот.

Энтони уже начал тасовать колоду. Саутгемптон подтаскивает столик, расставляет стулья. Эссекс молчит; его взгляд полон отчаяния. Пенелопа садится рядом с ним, берет за руку, целует ее и кладет себе на колени.

– Голова болит?

Он не отвечает, будто не слышал.

– Я приготовлю для тебя снадобье.

Энтони просматривает колоду:

– Что это за карты? Никогда таких не видел. Взгляните на пиковую даму, – он демонстрирует карту. – Вылитая испанская инфанта. – Стражники смеются, но Пенелопа понимает тайный смысл шутки: возможно, Перес что-то накопал на Сесила, а испанская инфанта и есть та самая зацепка.

– Смотрите, у нее даже усы имеются, – говорит Саутгемптон.

Дядя Ноллис с усмешкой бьет даму своей картой.

Энтони Бэкон сдает, игроки делают ставки. Пенелопа не думает об игре. В ее мозгу формируется