Кристальный пик - Анастасия Гор

полностью соответствовал своему названию. Вместо грибов здесь росли гроздья острых сталагмитов, похожих на копья; они же покрывали стволы деревьев панцирями. На ветвях раскачивались листья такие же стекловидные, источающие то самое бирюзовое свечение, что, как я думала, исходит от самой Госпожи. На ветру они совсем не колыхались, застывшие во времени и пространстве, и даже под прикосновением моих протянутых пальцев не сдвинулись ни на дюйм. Однако откуда-то ветер нес листья другие — золоченые, кленовой формы, стелящиеся перед Волчьей Госпожой узкой тропой. За все время она ни разу не ступила на голую землю — за секунду до того, как ее башмак встретился бы с почвой, под ним оказывался очередной листок.

— Это правда та богиня, которую волчицей кличут?

— Не волчицей, а матерью волков!

— Разве это не одно и то же?

— Да тихо ты!

Мелихор с Кочевником гудели наперебой, умудрившись завязать спор даже в такой ответственный момент. Сама Волчья Госпожа сопровождала нас, существ из низменного мира, и, осознавая выпавшую честь, я старалась лишний раз не выделяться. Все мысли, как назло, разбежались, забылись все давние желания, с которыми я молилась по ночам богам. Кроме разве что одного-единственного…

Цветочное озеро. Лед, треснувший пополам. Вода, болезненно выходящая из легких. Пещера, где мерно горит костер, и драконий жар, которым истекают крепкие объятия. Обещание, которое я когда-то дала Солярису и о котором никогда не забывала, несмотря на все, что происходило со мной и с миром. «Я сниму с тебя проклятие. Мне придется добраться до самой Волчьей Госпожи, чтобы сделать это. Ты снова будешь свободно летать. Без меня и без кого-либо еще».

— Руби, — позвал меня Солярис тихо, будто вспомнил о том же самом. — Постой.

Я сама не заметила, как, завороженная Госпожой и теми дорогами, что она нас вела, ушла за ней вперед остальных, никого не дождавшись. Лишь Дагаз обогнала меня, толкнув плечом, и теперь крутилась у ног Госпожи, лепеча что-то о «потугах в навлечении недугов» и «Бродяжке, кою обязательно нужно проучить». Увидев, что я наконец-то замедлилась, Солярис сделал рывок, нагнал нас троих и потянулся ко мне, чтобы взять за руку, но одернулся.

Между нами щелкнула волчья пасть.

— В совином доме намилуетесь, а сейчас мне поговорить с королевой твоей надо, — сказала Солярису Госпожа, неожиданно тоже остановившись, и мне под ребра вдруг уперся ее посох, которым она, как крюком, поддела меня и придвинула к себе. — Женский то разговор. Ты, дракон, лучше приглядывай за побратимом своим и сестрицами, а то снова зло какое учинят ненароком. В этот раз прощать не стану.

Солярис славился упрямством, но не гонором. Он охотно уступал высокородным господам, лишь бы не встревать с ними в затяжной спор, а коль до него доходило, то мастерски убивал их интерес к себе парой-тройкой неоднозначных фраз. Сейчас же, перед божеством, Сол не стал чваниться и подавно. Только уважительно кивнул, что было ему несвойственно, обменялся со мной теплым взглядом и отступил назад, оставшись дожидаться Мелихор, Кочевника и Тесею, сильно от нас отставших.

Рябиновый посох Госпожи надавил сильнее, и я покорилась ей, пойдя рядом ровным шагом. Неужто она наконец-то сменила гнев на милость? Почему? Дагаз, наблюдающей за нами из-за холки белой волчицы, явно задалась тем же вопросом, оттого и скорчила такую недовольную гримасу.

— Аметистовый сад — это колыбель. Здесь те покоятся, кто устал от жизни после жизни или сам себя ее лишил. Черепа вовсе не нужны, чтобы через сад пройти, достаточно свечей и веры в них. Прочее — выдумка ее, забава детская, — призналась Волчья Госпожа в какой-то момент, когда мы шли под кристальными сводами деревьев, цепляющихся друг за друга в тесноте и образующих туннель. Я робко глянула на ее золотую маску, пытаясь понять, о ком Госпожа говорит, пока она сама не выставила вперед посох и не указала навершием на Дагаз, прыгающую по кочкам впереди. — Умом она слаба. Потому я в сиде ее и оставила, у себя под боком. Приглядываю, чтоб не заигралась. Сложно с ней, но дщерь есть дщерь. Не отказываться же мне от нее лишь потому, что она такая.

Я промолчала, удивленная этим откровением, и снова обернулась на Соляриса, не сводящего горящих глаз с наших спин. Значит, он правду говорил: что Хагалаз, что Дагаз — вестницы Волчьей Госпожи. Сколько же им обеим лет? И насколько мастерски они, должно быть, владеют сейдом… Теперь понятно, отчего же именно к Хагалаз шли обучаться и принцы, и драконы — только такая и могла пробудить сейд даже в существе, чья природа его отторгала.

— Вы ее дщерью зовете. — Я нашла в себе смелость заговорить не сразу, но, когда сделала это, Госпожа повернулась ко мне с любопытством. — Она правда ваша дочь? Как и двадцать три другие вёльвы? Просто… Люди верят, будто у вас лишь одни дети есть — волки лесные, вскормленные вашим грудным молоком.

— Правду люди говорят, — кивнула Госпожа. — Те, кого я дщерями зову, не дщери мне вовсе. Из земли и природы они появились, а не из меня. Хагалаз, которая так рассказывать о тебе любит, создана из леса, который вы Рубиновым ныне зовете. А Дагаз… Ох, не следовало мне в болота жизнь вдыхать! Как привыкла она все в себя затягивать, будучи трясиной, так в себя все тянет и имея плоть. Иных детей у меня нет. Таков уж мой алог.

— Алог?

На Кристальном пике пахло зефиром, словно где-то горел огонь, над которым он плавился, и дикой мятой, что росла в горах Керидвена, и какую торговцы везли пачками, ибо с ней не было чая душистее и вкуснее. Этот дивный аромат портил лишь мускус — не мягкий и не солодовый, как у Сола, а душный и животный, сидящий на шерсти животного. Таким же мускусом пахло и от самой Госпожи, погрузившей пальцы в густую шерсть своей волчицы, бредущей рядом. Они были расписаны хной на костяшках, как кольцами, а сами ногти оказались сточенными почти под корень, но с забившейся по краям травой, как если бы Госпожа растирала в руках живые травы, прежде чем снизойти до нас.

— Мои дети — волки лесные, вскормленные моим грудным молоком, — повторила она слово в слово, и в чаще снова мигнули десятки желтых глаз ей в подтверждение. — Но мало кто из смертных задумывается, откуда же взяться такому количеству молока. Чтобы