Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин

Соколов вышли и, приказав извозчику ждать, направились к массивным воротам. На стук через минуту открылась калитка, и вышел высокий рябой малый в коротких портах и длиннополой рубахе. Прислонившись к столбу, он уставился на приезжих.

— Чего стучим?

— Мы к купцу Толстикову. — Едва сдерживая раздражение, сказал Соколов.

— Хозяин сегодня не принимает.

— Мы из полиции, — спокойно произнес Штейнберг, показывая жетон.

— Ну и что? Я же сказал, хозяин не при…

Договорить малый не успел, получив от Соколова в зубы он влетел внутрь и, ударившись о раскрытую калитку, завалился на посыпанную песком дорожку.

— Я тебя сука, в Сибири сгною. — Зарычал Соколов. — Говори, где хозяин?

— Отдыхает в саду, за домом в беседке. — Шлепая разбитыми губами, прошамкал малый.

Друзья обошли дом и увидели беседку, где развалившись на широкой скамье, дремал бородатый мужик.

— Толстиков Андрей Матвеевич?

— А, господин ссыльный пожаловал. — Ехидно улыбаясь, съязвил купец. — Прибежал спасать свою пассию? Напрасно, ведь тебе она тоже отказала, зато сейчас, когда останется с голой жопой, может быть и передумает. Так, что тебе на меня молиться надо…

— Мы непременно так и поступим, помолимся и свечку поставим. — Прервал словоизлияния купца Штейнберг, отстраняя Соколова и выходя вперед. — Вам задали вопрос, потрудитесь отвечать.

— Какой вопрос, господин побитый ювелир? — Толстиков зло уставился на Штейнберга и так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки пальцем. — По какому праву вы вламываетесь в мой дом и задаете вопросы?

— Тайная полиция! — Штейнберг положил на стол перед купцом жетон и удостоверение. — Если не будешь отвечать на вопросы, разговор продолжим в тюрьме, из которой ты уже вряд ли выйдешь.

Соколов стал рядом со Штейнбергом, и положил на стол свои документы. Глаза Толстикова забегали, а лицо приняло растерянное выражение. Купец медленно опустился на лавку, безуспешно пытаясь осмыслить произошедшее.

— Так я что… я ничего. — Промямлил он, вытирая ладонью вспотевший лоб.

— Толстиков Андрей Матвеевич? — Повторил вопрос Соколов.

— Да, это я.

— Когда разговариваешь с подполковником, нужно добавлять «ваше высокоблагородие». — Назидательным тоном произнес Штейнберг. — Это понятно?

— Да, ваше высокоблагородие.

— Вот и хорошо.

— Ты предъявил к оплате вексель на десять тысяч рублей…

— Это частное дело, господа, причем здесь полиция?

— Хватит! Собирайся, поехали в участок. — Рявкнул Соколов — Продолжим разговор там.

— Господа, зачем сразу в участок. — Залебезил пришедший в себя купец. — Я готов отвечать.

— Кто продал тебе этот вексель? — Наседал на испуганного купца Соколов.

— Купец Коробков, у него возникли финансовые проблемы, и он уступил мне его за полцены.

— Я так понимаю, правду ты говорить не хочешь. — Штейнберг сел напротив Толстикова. — Сейчас я обрисую тебе ситуацию, в которой ты оказался, если и дальше будешь запираться, отправишься в тюрьму, а оттуда на виселицу или на каторгу — это уж как повезет. Сам видишь, выбор у тебя невелик. Так вот, нам доподлинно известно, что вексель, предъявленный тобой к оплате, поддельный. Купец Казанцев никогда не занимал денег у Коробкова, что подтверждает и семья покойного. По личному распоряжению императора мы расследуем дело государственной важности о подделке ассигнаций достоинством в сто рублей на очень крупную сумму. Тот, кто продал тебе этот липовый вексель, имеет непосредственное отношение к нашему делу. Ты препятствуешь правосудию, укрывая государственного преступника, значит, сам становишься преступником и твое место на скамье подсудимых.

— Господа…

— Это еще не все. — Соколов прервал купца, которого уже колотила мелкая дрожь. — Твой сын в компании еще троих юных купчиков, избили государственного служащего седьмого класса, надворного советника Штейнберга, при исполнении им своих служебных обязанностей, о чем составлен соответствующий рапорт, с приложением свидетельских показаний и медицинского заключения, а это как минимум двадцать лет каторги каждому.

Купец сильно побледнел и тяжело дышал, хватая воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Соколов думал, что его хватит удар, когда тот сполз на пол.

— Господа, не губите. — Завыл он в голос, обхватив руками ноги стоявшего рядом Соколова. — Я все скажу, только не губите!

— Вот так-то лучше. — Сказал Соколов, помогая купцу подняться и усаживая его на лавку. — Начинай, мы внимательно слушаем.

— Бес попутал, господа, — трясясь, словно в ознобе, начал Толстиков, — я не хотел, это все он. Эту бабу, говорил он, надо загнать в угол и тогда она согласиться на любые твои условия. Она такая красивая, господа, такая недоступная…

Толстиков разрыдался, размазывая руками слезы по лицу. Соколов не выдержал и отхлестал купца по щекам. На удивление, мера оказалась довольно действенной, и лицо купца приобрело осмысленное выражение.

— Хватит ныть! — Заорал Соколов. — Кто продал тебе поддельный вексель?

Из-за угла дома выглянули любопытные морды дворовых людей, но тут же, ретировались, увидев, как избивают хозяина.

— Бронислав Маркевич, бывший писарь нотариуса Лопухина. Он сказал, что у него остался вексель Казанцева на десять тысяч рублей, выписанный на купца Коробкова. Поскольку оба уже померли, он считал, что можно легко получить деньги по этому векселю, нужно только на обороте указать, кому Колпаков его перепродал. Маркевич хорошо умеет копировать любой почерк, ведь отбывал ссылку за подделку ассигнаций. Он сделал на обороте передаточную надпись рукой Коробкова и таким образом я стал владельцем векселя.

— Сколько ты ему заплатил?

— Тысячу рублей. Мы договорились, если Казанцева оплатит вексель, то поделим пополам, и тысячу он вернет, а если она согласится выйти за меня замуж, то он оставит эти деньги себе.

— Хорош гусь! Ничего не скажешь. — Возмутился Соколов. — Где нам найти этого Маркевича?

— Он пропал.

— Как пропал?

— Когда Казанцева отказалась выйти за меня замуж и признать вексель, я поймал Бронислава в городе, объяснил ему ситуацию и попросил вернуть деньги. Он согласился, и мы договорились встретиться на следующий день у него в номере. Однако когда я пришел в назначенное время, номер уже был пуст.

— И тогда ты решил опротестовать вексель?

— Видит бог, господа, я не хотел причинить вреда Серафиме Дмитриевне. — Взмолился купец, опять падая на колени. — Я хотел лишь возместить свою тысячу рублей и …

— Хватит! — Оборвал его Соколов. —