Изумруды Урала - Николай Петрович Сироткин

— Это официальная версия моего пребывания в Екатеринбурге. Для начала я хотел бы представить вам мои, если так можно выразиться, верительные грамоты.

Скотт положил на идеально чистый стол свои бумаги, которые Леман с немецкой педантичностью изучил.

— Я слушаю вас, мистер Скотт. — Сказал он, возвращая бумаги собеседнику.

— Иван Андреевич, я прибыл на Урал с особыми полномочиями по делу государственной важности, поэтому наш разговор будет сугубо конфиденциальным.

— Даже для Главного горного начальника?

— Думаю, не стоит пока беспокоить Никиту Сергеевича.

— Я понял.

— Речь пойдет о ювелирной школе. Вам известен общий объем продаж этой школы?

— Я занял свою должность недавно, школа тогда уже перешла в ведение императрицы, поэтому мне практически ничего не известно. Знаю только, что продукция уходит в Европу.

— Если быть точным, то в Голландию. Заявленный объем продаж, который проходит через Петербургское отделение Сохранной казны сто пятьдесят тысяч рублей. Недавно, ведомство императрицы получило сигнал, что реально оборот фирмы Эдвина ванн Дейка, в десять раз больше.

— Серьезное заявление, мистер Скотт. У вас есть доказательства?

— Нет, Иван Андреевич, доказательств у меня нет. Как я уже сказал, получен сигнал из русского посольства в Голландии. Не имея опыта в этой области, ведомство императрицы обратилось за помощью к ювелирному дому «Alice». Наши сотрудники уже работают в Амстердаме, а мне достался Екатеринбург.

— Но ведь обвинения могут и не подтвердиться?

— Справедливое замечание, именно поэтому мы должны действовать инкогнито. Официально я прибыл, чтобы заключить договор со школой от имени ювелирного дома «Alice», а истинную цель моего появления здесь знаем только мы с вами.

— Я вас понял, мистер Скотт, но боюсь, что моего влияния не хватит. Вам нужно находиться внутри школы, работать с документами и людьми, а это частное заведение.

— Там официально уже работает комиссия.

— Комиссия тоже ваших рук дело?

— Это инициатива личного секретаря Марии Федоровны Григория Ивановича Вилламова. Комиссия изучает документы, но никто из ее членов не знает об истинной цели этой проверки.

— Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно знать поименный состав отряда, который обслуживает рудники, желательно с адресами проживания. Дальше я сам как-нибудь разберусь. Вы же понимаете, я не могу обратиться с этой просьбой к руководству школы не вызвав подозрений.

— Думаю, с этим мы сможем вам помочь. Школа относится к департаменту, который заведует частными заводами, а там у меня есть надежный человек, к тому же он коренной житель Екатеринбурга и многих здесь знает.

— Буду вам очень благодарен.

В это время раздался осторожный стук в дверь.

— Войдите. — Громко и четко произнес Леман.

Дверь приоткрылась и в проем просунулась голова канцеляриста.

— Ваше высокоблагородие, прибыло руководство Нижнетагильского завода.

— Хорошо, проводите их в кабинет Никиты Сергеевича, я буду через минуту.

— Извините, мистер Скотт, вынужден вас покинуть. Зайдите в кабинет номер десять, там коллежский секретарь Олышев Егор Евлампиевич, он занимался этой школой с момента ее создания. Покажите ему вот это.

Леман быстро что-то написал на листочке бумаги и подал его Скотту.

Скотт поблагодарил Лемана, поднялся по лестнице на второй этаж и остановился перед дверью с номером десять. На его стук раздалось непонятное мычание, которое Скотт расценил как разрешение и, решительно открыв дверь, вошел в кабинет. В дальнем углу располагались два стола, за одним из которых спиной к двери стоял высокий худощавый мужчина лет сорока и жадно пил холодную воду.

— Извините, мне нужен коллежский секретарь Олышев Егор Евлампиевич.

Мужчина вытер рукавом губы и повернулся к Скотту.

— Я Олышев. Чем могу служить.

Опухшее лицо, мутный взгляд и слегка дрожащие руки свидетельствовали о плачевном состоянии коллежского секретаря. Видно было, что разговор дается ему с большим трудом.

— Меня направил к вам Иван Андреевич. — Скотт протянул Олышеву записку.

Олышев мельком взглянул на бумажку и отложил ее в сторону.

— Я вас слушаю.

— Ричард Скотт, представитель английского ювелирного дома «Alice». — Без запинки повторил англичанин. — Прибыл в Екатеринбург для заключения договора с ювелирной школой, вот мои рекомендации из канцелярии императрицы.

В очередной раз на обшарпанный стол легли гербовые бумаги с орлиной печатью.

Опустив невидящий взгляд на бумаги, коллежский секретарь поднял взгляд на Скотта и молча, кивнул головой.

— Я понимаю, что мой визит в вашу контору носит частный характер, а поэтому готов заплатить.

Достав из бокового кармана, заранее приготовленную ассигнацию в десять рублей, Скотт положил ее перед собеседником, мутные глаза которого вдруг начали светлеть. Ассигнация исчезла со стола с такой быстротой, что взгляд Скотта не смог уловить этого момента. Несмотря на появившиеся проблески сознания, речь чиновнику давалась еще с трудом.

— Я к вашим услугам.

— Вы не против, если мы поговорим в трактире? Обед естественно за мой счет.

— Хорошо — с трудом смог вымолвит чиновник — когда?

— Да, хоть сейчас, выбор трактира за вами.

— Хорошо. Пошли.

Скотт сомневался, что коллежский секретарь вообще сможет встать из-за стола, но тот не только поднялся, но смог самостоятельно спуститься по лестнице на первый этаж.

— Я на обед. — Пробурчал он, проходя мимо канцеляриста.

— Так, куда пойдем, Егор Евлампиевич? — Спросил Скотт своего спутника, когда они оказались на улице.

— Туда. — Указательный палец правой руки коллежского секретаря вытянулся в направлении трактира, расположенного на другой стороне Главного проспекта.

Скотт выбрал столик в самом дальнем углу, подальше от окна.

— Выбирайте, Егор Евлампиевич. — Он протянул Олышеву меню. — Мне только кофе. — Сказал Скотт, обращаясь к официанту.

Чиновник быстро, не глядя в меню, сделал заказ.

— Что будете пить? — Спросил половой. — Водка, коньяк?

Коллежский секретарь вопросительно посмотрел на Скотта.

— Выбираете вы, Егор Евлампиевич, я только плачу.

— Тогда коньяк.

Когда принесли заказ, Олышев первым делом налил себе стопку коньяка, залпом выпил и принялся за еду. Минут через пятнадцать, когда чиновник пропустил еще одну стопку, его