Берсеркер - Фред Саберхаген

— Я бы сказал, что нет.

— Ха!

Набур перестал шагать по комнате и уставился Беламу в лицо, почти улыбаясь.

— Будь у Винченто неоспоримые доказательства, — сказал Защитник, — полагаю, он привел бы их в своем памфлете. А вот против него доказательства имеются, и вполне веские. — Белам взмахнул своими тонкими руками ученого. Эти тонкие пальцы явно были непривычны к физическому труду, но тем не менее, ухватившись за что-то, уже не отпускали... — Судя по всему, если бы земной шар ежегодно совершал оборот вокруг Солнца, относительные положения неподвижных звезд менялись бы от месяца к месяцу, ибо мы приближались бы к одним созвездиям и удалялись от других. А ничего подобного на самом деле не наблюдается.

Наместник Набур удовлетворенно кивал.

Белам пожал плечами:

— Конечно, это тоже можно оспорить. Можно предположить, что звезды слишком далеки от нас, чтобы подобные изменения были заметны. У Винченто аргументы всегда найдутся, стоит ему пожелать... Боюсь, никто из астрономов не сумеет доказать, что он не прав, как бы кое-кому из них того ни хотелось. Нет, на мой взгляд, нам придется признать, что, если бы мы вращались вокруг Солнца, небесные явления выглядели бы именно так...

— Любому разумному человеку этого будет вполне достаточно.

— Вот именно, мой Наместник. Но, как я писал Винченто, до тех пор, пока мы не можем наверняка утверждать обратное, мы не имеем права отвергать наши традиции и заменять натужными толкованиями то, что прямо и отчетливо сказано в Священном Писании. — Голос Белама постепенно нарастал, приобретая ту мощь, с которой он, должно быть, звучал на суде. — Мы — служители Храма, и наш священный долг перед Господом — поддерживать правду, которая проповедуется в Писании. И то, что я пятнадцать лет назад писал Винченто, остается в силе и поныне: мне так и не представили убедительного доказательства того, что земля, по которой мы ходим, вертится. И потому я не могу поверить, что подобные доказательства существуют!

Наместник уселся обратно в кресло. Теперь его лицо смягчилось. Он решительно хлопнул ладонями по резным подлокотникам.

— Тогда решение наше таково: вы и все прочие Защитники

должны начать разбирательство. — Поначалу Набур говорил с сожалением, но постепенно в нем заново начал разгораться гнев, хотя и не такой грозный, как поначалу. — Мы не сомневаемся, что он может быть уличен в нарушении вашего запрета. Но поймите, мы вовсе не жаждем подвергать эту заблудшую овцу суровому наказанию.

Белам поклонился с благодарностью.

— Мы милосердно предполагаем, — продолжал Набур, — что он не имел намерений нападать на Веру и оскорблять нашу особу. Он всего лишь твердолоб, упрям и несдержан в спорах. И, увы, ему недостает смирения и благодарности! Ему следует внушить, что он не может выставлять себя высшим авторитетом во всех делах — светских и духовных... Он ведь, кажется, как-то раз пытался учить вас теологии?

Белам кивнул, в то же время подумав про себя, что ему не следует упиваться грядущим унижением Винченто.

Но Набур все еще не желал оставить эту тему в покое.

— Право же, я готов его проклясть! Ведь в прошлом мы сами среди первых восхищались его достижениями. Мы даровали ему часы частных аудиенций. Мы проявляли к нему большее расположение, чем ко многим принцам! Прежде чем взойти на этот трон, мы сами однажды написали хвалебный памфлет в его честь! А чем он нам отплатил?

— Я вас понимаю, мой Наместник...

— Я вижу, вы, полковник Одегард, просите назначения в определенное время.

Майор Лукас говорил, не выпуская из зубов сигары, но при этом держался вполне официально. Когда-то они частенько выпивали вместе с Дерроном, и теперь, в роли экзаменующего психолога, Лукасу было не так-то просто взять верный тон. Будь он близким другом Деррона, он бы, наверное, вообще отказался его экзаменовать. Но у Деррона, похоже, не осталось близких друзей... Чен Эймлинг? Бывший одноклассник, но никак не закадычный друг...

Лукас выжидающе смотрел на Деррона.

— Да, — несколько запоздало ответил Деррон.

Лукас пожевал свою сигару.

— Те два дня, которые Винченто должен провести под городом Ойбоггом по пути в суд, в ожидании, пока спадет вода в реке. У вас есть какие-то особые причины просить направить вас именно в это время?

Есть, разумеется. Но Деррон не пытался облечь их в слова даже для себя и, уж конечно, не собирался делать этого сейчас.

— Просто я хорошо знаю эту местность. Я когда-то отдыхал в тех краях. Это одно из тех мест, которые за последние триста-четыреста лет практически не изменились...

Конечно, теперь город Ойбогг вместе с собором, как и все прочие сооружения на поверхности планеты, ушли в небытие. На самом деле Деррону хотелось побывать там потому, что отдыхал он там вместе с той самой девушкой... Он поймал себя на мысли, что напряженно подался вперед, и заставил себя откинуться на спинку кресла и немного расслабиться.

Щурясь сквозь дым сигары, майор Лукас принялся рассеянно перебирать бумаги, лежавшие на столе, и внезапно задал вопрос на засыпку:

— Есть ли у вас особые причины сделаться агентом вообще?

Деррону тут же вспомнились Мэтт и Эй — два человека, которые с течением времени постепенно сливались для него в одну царственную фигуру. Этот героический образ, удаляясь, казался все объемнее — так некогда, в былые дни, на поверхности, оставшаяся позади гора казалась все выше и выше, по мере того как от нее отъезжали все дальше.

Но эта причина — из тех, что вслух не говорят, чтобы не показаться напыщенным.

Деррон снова заставил себя откинуться на спинку кресла.

— Ну, как я уже говорил, я неплохо знаю тот период. И, полагаю, смогу хорошо выполнить эту работу. Я, как и все прочие, мечтаю о победе в этой войне... — Черт, он все-таки заговорил о высоких чувствах! Лучше обратить это в шутку... — Я, разумеется, мечтаю о славе, о великих свершениях — короче, делаю карьеру. Этого достаточно?

— Откуда я знаю? — Лукас угрюмо пожал плечами. — Я вообще не знаю, зачем мне полагается задавать такие вопросы. Почему вообще люди стремятся стать агентами? — Он собрал бумаги в аккуратную стопочку. — И еще одно, полковник, прежде чем я окончательно приду к выводу, что вы годитесь для работы агентом. Как вы относитесь к религии?

— Я не набожен.

— А в целом?

«Расслабься, расслабься!»

— Ну, откровенно говоря, я полагаю, что боги и храмы выдуманы для людей, которые нуждаются в костылях. Мне пока что удается обходиться без них.

— Понятно. На мой взгляд, это вполне здоровое отношение. Посылать во времена Винченто человека, который подвержен идеологической горячке, может оказаться опасным. — Лукас виновато развел руками. — Вы, как историк, лучше меня должны понимать, что та эпоха буквально кишит всякими догмами и доктринами. Вся энергия современников Винченто уходила на религиозные и философские споры.

Деррон кивнул:

— Понимаю. Вам не нужны фанатики какого бы то ни было толка. Ну, лично меня нельзя назвать воинствующим атеистом. Так что моя совесть позволит мне играть любую нужную роль.

Не слишком ли много он говорит? Впрочем, об этом упомянуть необходимо — ему необходимо отправиться туда...

— Если понадобится, я могу быть неистовым святошей и плевать в лицо Винченто.

— Да нет, вряд ли от вас потребуют чего-то подобного. Ну что ж, Деррон, все в порядке. Вы приняты.

Деррон постарался не выказать слишком большого облегчения.

В Секторе решили, что он более всего подходит для роли странствующего ученого. Ему дали имя Вальцей и легенду, не имевшую исторического соответствия. Предполагалось, что Вальцей родом из Моснара — страны, расположенной достаточно далеко от родины Винченто, но все же приверженной Священному Храму. Таких бродячих интеллектуалов, как Вальцей, во времена Винченто было хоть пруд пруди. Они скитались, подобно неким священным коровам, беспрепятственно пересекая мелкие политические и языковые границы, от одного университета или богатого патрона к другому.

Деррон вместе с десятком других отобранных агентов, по большей части мужчин, приступил к подготовке. Им предстояло работать поодиночке или парами. Они должны были держать Винченто под наблюдением в самые критические дни его жизни — перед судом и во время самого процесса. Каждый агент отправлялся на работу на пару дней, потом сменялся новым. Чен Эймлинг, теперь уже капитан, должен был быть напарником Деррона. Им предстояло посменно наблюдать за Винченто, почти не пересекаясь друг с другом. Эймлинг должен был играть роль странствующего монаха, которых во времена Винченто тоже хватало. Большинство из них не отличались дисциплинированностью и благочестием.

Программа подготовки была весьма напряженной. Началась она с хирургического вживления передатчиков в челюсть и кости черепа. Это позволит каждому агенту поддерживать контакт с Сектором, не бормоча вслух и не таская на голове шлема.