Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков

– Малх завладел Иерихоном? – переспросил он. – Я ничего об этом не знаю.

– То-то и оно. Ты перестал владеть ситуацией. А это дурной признак. Я настаиваю, чтобы ты основательно отдохнул у меня в гостях, пока не станешь прежним Иродом. Мы давно с тобой по-настоящему не пировали. Хочешь, вызовем сюда твою Мариамну? Ее портрет, как и портрет Аристовула, хранится у Клеопатры. Она необыкновенно хороша. Кстати, ты не находишь, что Ревекка похожа на нее?

Прислуживавшая за столом Ревекка покраснела и отвернулась.

– Да, в их внешности есть что-то общее, – согласился Ирод. – Надеюсь, ты не рассердишься, если я скажу, что Мариамна, тем не менее, превосходит Ревекку своей красотой?

– Не рассержусь. По мне, на земле нет женщины прекрасней, чем моя Клеопатра. Но она, кажется, не в твоем вкусе?

– Разве дело в моем вкусе? Главное, что она нравится тебе.

– Нравится? – переспросил Антоний. – Если бы дело было только в том, нравится она мне или не нравится. Я, мой друг, безумно влюблен в нее! Влюблен, как мальчишка, впервые познавший женщину и потому потерявший от нее голову. Это-то меня больше всего и угнетает: я давно уже не в том возрасте, когда любовь может свести с ума. А я, сознаюсь тебе по секрету, сошел с ума. Она вьет из меня веревки и думает, что я становлюсь от этого счастливее. Временами – ты не поверишь – я устаю от нее, от всех ее хитросплетений, и тогда мне хочется все бросить и возвратиться в Рим, где меня все еще ждет моя жена Октавия. Ты помнишь ее? Маленький серый воробушек с большим добрым сердцем. Чего не скажешь о ее братце, который все еще смеет поучать меня, как и с кем мне жить дальше. Как будто у меня своей головы на плечах нет. А может, он прав? Ведь я действительно потерял голову из-за Клеопатры, а с рождением у нас с нею общих детей и вовсе сошел с ума?

Ирод не знал, что посоветовать другу, как, впрочем, не знал он и того, а нуждается ли Антоний в его советах. Разве сам Ирод не лишился головы из-за своей любви к Мариамне и тем стал похож на Антония? Да и кто в состоянии стать советчиком в таком неразрешимом вопросе, как то, кого мы любим и за что любим?

Спустя неделю Ирод засобирался в обратный путь. Антоний, однако, удержал его.

– Погости у меня еще немного. Надеюсь, я не в тягость тебе? Ты действуешь на меня благотворно: я стал меньше пить, не изображаю больше из себя Бахуса, перестал шляться ночами по кабакам, изображая из себя заезжего купца, и таскать всюду за собой Клеопатру, которой доставляет удовольствие изображать мою рабыню. Хотя в жизни у нас все наоборот.

Как-то Ревекка, убирая за Иродом постель, шепнула ему:

– Сегодня ночью у моих господ случилась ссора. Клеопатра потребовала, чтобы Антоний наказал тебя за смерть Аристовула. Не потому, что ты стал виновником его гибели, а потому, что не доглядел за своим шурином.

Ирод насторожился.

– А что Антоний?

– Антоний ответил, что нехорошо привлекать к ответственности царя за то, что происходит у него в царстве. Те, кто предоставил царю власть, сказал он, должны предоставить ему и полное право пользоваться ею. А еще он сказал, что не позволит больше Клеопатре вмешиваться в дела правителей. Царицу это страшно рассердило.

В том, что между Антонием и Клеопатрой пробежала кошка, Ирод вскоре удостоверился сам. Антоний ежедневно стал приглашать Ирода на все совещания, которые проводил со своими приближенными, и находил тысячи предлогов для того, чтобы не допускать к участию в этих совещаниях Клеопатру. Много времени проводили они и за столом, рассуждая на темы любви. В конце концов оба пришли к выводу, что любовь – смертельный яд, но, в отличие от обычного яда, которого люди страшатся, яд любви они принимают счастливо, испытывая при этом мучительное наслаждение.

Обо всем об этом Ирод рассказал в своем письме на родину, опустив сообщение Ревекки о скором начале войны между Октавием и Антонием (об этом он скажет лишь узкому кругу доверенных лиц, когда предотвратить эту войну станет уже невозможно). А вскоре вслед за письмом возвратился в Иерусалим и сам Ирод.

Страну он застал в запустении. Люди были напуганы, в поля и на виноградники меньше, чем группами по десять-пятнадцать человек, никто не выходил, все, даже рабы, были вооружены на случай, если на них нападут разбойники. Пасущихся стад не было видно; люди предпочитали держать скот дома. В городах хозяйничали зилоты и сикарии. Многие из них еще недавно были врагами, воюя между собой на стороне Ирода и Антигона. Теперь они объединились и стали действовать заодно. Городские рынки опустели, лавки торговцев и мастерские ремесленников были заперты на замок. Зато площади перед городскими воротами были полны народу: людей сюда сикарии сгоняли палками, чтобы они участвовали в непрекращающихся судебных тяжбах.

Впрочем, то, что творилось на площадях, нельзя было назвать судом. Свидетелями сплошь и рядом оказыввлись одни и те же лица, которые давали ложные показания, зарабатывая на этом немалые деньги. Обвиняемыми становились, как правило, отцы семейств, имевшие кое-какие сбережения. Но были среди них и люди неимущие, чаще всего девушки и молодые женщины, которые оказали отпор насильникам. Этих девушек и молодых женщин обвиняли в блуде со скотом и супружеской неверности, выводили в поле за городскими стенами и до смерти побивали камнями. Имущество состоятельных граждан, приговоренных к смерти, конфисковывалось в пользу обвинителей. Если обвиняемые соглашались откупиться штрафом, наказание становилось менее суровым: их или приговаривали к бичеванию, или вовсе отпускали на волю.

Ирод дивился: сколько, оказывается, нужно приложить сил и стараний, сколько потратить времени, чтобы в стране установился хотя бы относительный порядок! И как немного нужно времени, чтобы этот хрупкий порядок разрушить. Мотивация при этом не имела никакого значения: в несчастьях, обрушившихся на страну, обвинялись греки, сирийцы, египтяне, римляне, но больше всего доставалось идумеянам, которые заполонили Иудею и навязали евреям свои безбожные порядки. «Слава Всевышнему, Ирод подох, теперь мы вычистим обетованную нам землю от его поганого семени», – доходили до Ирода слухи еще по пути домой.

Впрочем, и дом свой Ирод застал в ужасающем беспорядке. Женщины, их прислуга и даже рабы и рабыни разделились на два враждующих лагеря. Один лагерь возглавила его теща Александра, другой – сестра Саломия. Мужчины перестали играть сколько-нибудь заметную роль в преодолении распри между ними. Гиркан не вставал с постели, жалуясь на не проходящую боль в коленях, от него ни шаг не отходил его верный друг Ананил, все реже появлявшийся в Храме для исполнения своих обязанностей первосвященника. Ферора демонстративно обосновался со красавицей-италийкой в доме отца, где закончился ремонт, и наслаждался там ее ласками. Иосиф, отвергнутый Саломией, ждал возвращения Ирода, рассчитывая на то, что тот с его строгостью быстро восстановит мир в доме.

Возвращение Ирода, избавившегося, наконец, от вмешательства в дела Иудеи Клеопатры, действительно поначалу принесло облегчение всем. Своему правительству он устроил настоящий разнос за полную неспособность управлять в его отсутствие страной и сгоряча чуть было не казнил Птолемея. Тот слезно умолял простить его и обещал в ближайшее время навести в стране порядок. Досталось и женщинам, прежде всего Александре и Саломии. Первой он сказал: «Если тебе не терпится спрятаться под крыло Малха – убирайся к нему сегодня же. Малх, насколько мне стало известно, завладел твоим родовым имением в Иерихоне. Я дарю тебе этот город вместе с его окрестностями и не стану изгонять оттуда Малха – живи с ним, как тебе заблагорассудится, но уберешься ты к нему одна – мою жену Мариамну я тебе не отдам». Не менее круто обошелся он и со своей сестрой. «Тебе надоел Иосиф? – спросил он. – Тебе нужен Костобар? Это ты ради него превратила свою спальню в гнездо разврата? Ну так знай: я заставлю Иосифа написать тебе разводное письмо, чтобы ты могла соединиться с Костобаром. Но соединишься ты с ним не здесь, в Иерусалиме, а где-нибудь в Газе или другой глухой дыре. Начинай свою новую семейную жизнь с нуля, а мне ты больше не сестра, я не желаю знать о тебе ровным счетом ничего».

Ах, если бы Ирод мог предположить, что Саломия унаследовала от своего отца тот же крутой нрав, что и Ирод! Он бы, наверное, не стал спешить ссориться с нею.

Ирод сколько мог оттягивал встречу с Мариамной. Он все ждал, когда та сама позовет его к себе. Не дождавшись, на четвертый день отправился к ней. Мариамну он застал за чтением какого-то свитка.

– Что читаешь? – спросил он.

– Посмотри сам, – ответила Мариамна, не поднимая на него глаз.