Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

Подействовало. Собеско с облегчением перевел дух. Герэн Чолль, кажется, тоже. Местный житель опустил ружье и медленно, как сомнамбула, двинулся к джипу. Из его доклада, невнятного и сбивчивого, в конце концов стало понятно следующее.

Пришельцы напали на деревню ночью, точнее он сказать не может, поскольку не смотрел на часы. Откуда пришли пришельцы, сколько их были, не знает. Он выскочил из дома в чем был, успел только натянуть брюки. Помнит, как жена подхватила дочку, вначале она была рядом с ним, потом он ее потерял. Да, рядом с ними бежали и другие люди, где они теперь, что с ними, он не знает. Вокруг была стрельба, дома горели, ему удалось добежать до посадки и там в темноте, не разбирая дороги, он свалился в какую-то яму, где и просидел до рассвета. Куда ушли потом пришельцы, он не видел. Утром он вернулся в деревню, два часа искал живых, никого не нашел, тогда…

— Ясно! — прервал его Собеско. — Хорошо. Хотя, какое тут, к черту, хорошо, ничего хорошего! Все равно, спасибо вам за нужную информацию. Сержант, выпишите ему квитанцию об оприходовании сорока литров бензина для нужд действующей армии. И заплатите ему, по двойной довоенной цене, пожалуй.

Больше всего Собеско опасался, что у Чолля не найдется ничего такого, что может сойти за квитанцию. Но Герэн Чолль, по-хозяйски загрузив канистры в джип, невозмутимо вынул из портмоне какую-то бумажку и несколько банкнот и вручил все это местному жителю, впавшему в состояние ступора. Когда Собеско в последний раз, уже с пригорка за деревней, оглянулся назад, он все еще неподвижно стоял посреди улицы с деньгами в одной руке и смотрящим в землю ружьем в другой.

— Ловко вы его, — одобрительно сказал Герэн Чолль, когда машина уже проезжала лесополосу. — А как вы угадали, я ведь действительно был когда-то сержантом. Еще в старой, картагонарской армии.

Собеско только развел руками.

— Вы удовлетворены? — спросил он.

— Ну, за неимением лучшего. Все же сорок литров есть сорок литров. Вместе с тем, что есть в баке, может и хватить до Лешека. Меня гораздо больше волнуют танки. Как вы думаете, они все еще где-то поблизости?

Собеско пожал плечами.

— Кто его знает? Хотя сколько я с ними не сталкивался, они вечно куда-то спешили, попутно сжигая все по сторонам, до чего могли дотянуться. Надеюсь, с ночи они успели уйти достаточно далеко.

— Я тоже. Обидно было бы нарваться на пришельцев, когда до Кодирне осталось всего двадцать километров. И знаете, когда вернемся, лучше молчать о танках. Скорость нашего каравана от этого все равно не изменится, а народ будет спокойнее. Ладно?

«А надо было сказать, — не раз и не два думал потом Собеско. — Тогда, возможно, все поворачивались бы хоть чуточку быстрее».

Но говорить было уже поздно и как-то не к месту, и Собеско молчал. Помалкивал и Герэн Чолль, хотя он тоже заметно нервничал.

Было уже за полдень, когда колонна снова двинулась в путь. Позади остались могила бабушки Теллко, отмеченная вместо надгробной пирамидки стоймя вкопанными в землю носилками, и брошенный на обочине автобус, «раздетый» почти что до голого металла.

Большую часть больных и раненых, включая Эргемара, разместили в одном из военных грузовиков. Собеско, Даксель и Чирр Чолль оказались во втором, причем едва смогли найти себе там свободное место. Большой кузов, крытый брезентом, был почти доверху забит различным хламом: от шести бочек с бензином, выстроившихся вдоль борта, до положенного набок старинного комода со встроенными часами. Пассажиров там было только трое — широченная бабища в богатой шубе внакидку, носящая на себе целый склад дорогих, но на редкость безвкусных ювелирных изделий; прыщавый худосочный юнец и жилистый мужичок лет пятидесяти в полном снаряжении богатого туриста — навороченные горные ботинки с шипами, непромокаемая ветровка на пуху, мягкая меховая шапка с наушниками и в ногах — ярко-оранжевый рюкзак со множеством ремешков и кармашков. Еще трое сидели в широкой кабине: представительный полный пожилой мужчина с неожиданно жестким и суровым лицом подвижника или аскета, мускулистый широкоплечий парень в кожаной куртке и румяная крепко сбитая деваха с тяжелой копной темно-рыжих волос, перехваченных узкой ленточкой.

Кен Собеско сидел на свернутом в рулон ковре и, придерживаясь за доски заднего борта, смотрел назад. Грузовик, рыча мотором, преодолел невысокий подъем, скрылись из виду одинокая могила и бессильно завалившийся в канаву автобус, промелькнул и исчез знакомый указатель — правильно, нам направо — а затем пошел по сторонам обычный сельский пейзаж — лесопосадки, сжатое поле, лесопосадки, виноградник, снова сжатое поле…

— Дорога какая-то странно пустынная, — вдруг понял Собеско. — Будто вымерло все.

— А так и должно быть, — важно объяснил Чирр Чолль. — Кодирне рядом: те, кто хотел, уже уехал, а остальным — куда им разъезжать и зачем? А может, это мы на какой-то глухой проселок заехали. Так на дорогах людей хватает, особенно много пеших.

Собеско знал, что до Кодирне было не более двадцати километров, но этот отрезок дороги, петлявшей среди полей и ветрозащитных лесополос, показался ему бесконечным. Он вздохнул с облегчением, когда грузовик, наконец, свернул с проселка на широкое шоссе, обсаженное с обеих сторон раскидистыми деревьями.

— Ну вот, почти приехали, — удовлетворенно заметил мужичок в ветровке. — Я эту дорогу знаю, тут до города километров пять или шесть, не больше…

А дальше… А дальше время словно замедлилось или, наоборот, ускорило свой бег, сжавшись в тугую пружину.

Далеко позади из-за деревьев прямо на дорогу выскакивает человек в военном камуфляже, размахивая руками. Он что-то кричит, но за дальностью расстояния и шумом мотора никто не может разобрать его слова.

Грузовик сбрасывает скорость, перебираясь через широкую выбоину. Еще одна выбоина, трещина, воронка от снаряда, на краю множество металлических обломков. Сгоревший автомобиль, и еще один, и еще, и груда смятого металла, в которой едва угадывается лежащий на боку грузовой трейлер. Кто-то в кузове вскрикивает, но разбитые машины уже остались позади, а по бокам дороги появляются одноэтажные домики… Нет, только пустые каменные коробки без крыш, и языки копоти тянутся вверх от темных провалов окон. А от следующего остался только фасад, словно обгрызенный с краю, и большой обеденный стол, выглядывающий из кучи битого кирпича…

Внезапно большой черный автомобиль метрах в тридцати позади словно расплющивает исполинским молотом. Грохот, пламя, визг и скрежет металла, грузовик резко набирает скорость, его немилосердно трясет на ухабах и бросает из стороны в сторону. Собеско чуть не вылетает из кузова, но успевает ухватиться за борт.

— Что ты делаешь?! — визгливо вопит толстая женщина, прижимая к широкой груди объемистую звякающую корзину. — Побьется же все, дурень!..

Взрыв, еще один взрыв, горящая легковушка на обочине и тут же — лежащий на боку джип Чолля с еще вращающимися колесами. Тело Руны безвольно свисает вниз, зацепившись за распахнутую дверцу.

— Мама! — пронзительно кричит Чирр Чолль. — Остановитесь! Остановитесь! Там мама!

Он остервенело колотит в перегородку, но грузовик только наращивает скорость.

Лежащий на боку джип все отдаляется и отдаляется и вдруг исчезает в яркой вспышке желто-оранжевого дымного пламени.

«Сорок литров», — отстраненно вспоминает Собеско. Чирр Чолль закрывает лицо руками и без звука валится ничком на корзины и баулы.

Снова резкий поворот. Военный грузовик с ранеными, врезавшийся в дерево на обочине. Кто-то пытается выбраться из кузова. Из кабины неловко выпрыгивает человек и, припадая на ногу, нелепыми скачками бежит прочь от дороги. Вспышка! Грузовик на обочине окутывается быстро расширяющимися клубами белого дыма. Дым нагоняет бегущего, тот хватается за горло и падает как подкошенный.

Еще одна выбоина, в кузове что-то падает, вещи и люди колотятся друг о друга, и все вдруг заканчивается. Мимо проносится указатель вдоль шоссе: «Добро пожаловать в Кодирне», стрельба прекращается. Последнее, что еще успевает увидеть Собеско, это уткнувшийся в дерево грузовик и два приземистых танка пришельцев, тянущиеся к нему чем-то, похожим на длинные клешни. Одна из клешней срывает с кузова брезентовый верх…

А потом, без всякого перехода — город, почти не затронутый войной. Обычные городские улицы, неповрежденные дома, целые оконные стекла и магазинные витрины, много машин и прохожих, даже работающие светофоры на перекрестках…

Грузовик внезапно сворачивает куда-то в сторону.

— Куда ты, отец? — доносится из кабины удивленный голос парня в кожаной куртке.

И объяснение.

— Это они не знают дороги. Мы сейчас свернем прямо на лешекскую трассу, а они зачем-то поперлись в центр.