Мумия, или Рамзес Проклятый - Райс Энн

Она томно поцеловала его. Перед тем как это случилось, ей было так хорошо с ним, что другие мужчины ничего для нее не значили. Если бы он дал ей свободу, если бы у него хватило терпения, она бы всегда возвращалась к нему. Почему он не понимал этого? Она должна была жить вольно, как и полагалось царице Египта. «Я целую его, и мне так же жарко, как и тогда».

– Не останавливайся, – простонала она.

– Это ты? – Какая боль звучит в его голосе! – Неужели это ты?

Клеопатра снова улыбнулась. Ужасно, но она сама не знала ответа. Она засмеялась. Забавно! Она запрокинула голову в смехе и почувствовала, как его губы коснулись ее шеи.

– Да, целуй меня, возьми меня, – сказала она.

Его губы спускались все ниже, его пальцы стягивали с нее платье, его губы приближались к соску. Она не могла больше терпеть, она таяла от удовольствия. Внезапно он судорожно стиснул ее, его рот впился в ее грудь, язык коснулся соска, и он прижался к ее груди, как маленький ребенок.

«Люблю ли я тебя? Да, я всегда любила тебя! Но разве я могу покинуть свой мир? Как я смогу жить без того, что так мило мне? Ты говоришь о бессмертии. Я не могу это постичь. Я знаю только одно: здесь я царица, а ты уходишь, угрожая покинуть меня навсегда…»

Клеопатра отпрянула.

– Пожалуйста! – взмолилась она. Где и когда она произносила эти слова?

– Что с тобой?

– Не знаю. Я не могу… Я вижу что-то, а потом все исчезает.

– Я многое должен рассказать тебе, ты должна многое вспомнить. Главное, попытайся понять.

Клеопатра встала и отошла. Потом посмотрела вниз, взялась за подол платья и оторвала широкие оборки. Подняла подол вверх и кивнула ему:

– Вот! Опусти свои голубые глазки, посмотри, что ты сделал со мной! Это я понимаю! – Она дотронулась до раны в боку. – Я была царицей. А теперь я стала ходячим кошмаром. И ты возродил к жизни этот ужас своим чудодейственным эликсиром! Своим снадобьем!

Она медленно опустила голову и прижала руки к вискам. Тысячи раз она повторяла эти движения, но головная боль не стихала. Постанывая, Клеопатра раскачивалась из стороны в сторону. Ее стон напоминал какую-то песню. Может, она облегчала боль? Не разжимая губ, она напевала странный мотив: «Божественную Аиду».

Она почувствовала, что Рамзес положил руку ей на плечо, стараясь повернуть к себе. Словно пробудившись от сна, она взглянула на него. Красавец Рамзес.

Очень медленно опустив глаза, она увидела у него в руке мерцающий сосуд, ахнула, схватила его и хотела вылить содержимое на ладонь.

– Нет, выпей!

Она заколебалась. Да, она вспомнила: он вливал жидкость ей в рот, прямо в горло, – тогда, в темноте.

Поддерживая ее затылок, Рамзес поднес сосуд к губам Клеопатры:

– Выпей до дна.

Она так и сделала. Глоток за глотком жидкость проникала в нее. В комнате стало гораздо светлее. Приятная волна прокатилась по телу – от корней волос до мизинцев ног. Нестерпимо защипало глаза. Клеопатра зажмурилась, потом открыла глаза и увидела, что Рамзес смотрит на нее с изумлением.

– Голубые, – пробормотал он.

Но затянулись ли раны? Клеопатра сжала руку в кулак: – ужасно щекотно. Кости на глазах обрастали плотью. И бок, да, бок затянулся.

– О боги, спасибо вам Слава богам! – всхлипнула Клеопатра. – Я исцелилась, Рамзес, я исцелилась.

И снова его руки обняли ее, по телу пробежала холодная дрожь. Она позволила Рамзесу поцеловать себя и раздеть.

– Держи меня крепче, люби меня, – прошептала она. Он поцеловал ее в бок – туда, где раньше зияла страшная рана, поцеловал, вылизывая языком кожу. Когда он стал целовать влажные волосы между ее ногами, она потянула его вверх.

– Нет, войди в меня! Наполни меня! – закричала она. – Я исцелилась!

Его член напрягся. Он поднял ее и усадил на свою вздыбленную плоть. Больше незачем вспоминать. Есть только тело, только жаркая плоть. И Клеопатра обмякла в экстазе, запрокинула голову и закрыла глаза.

Эллиот чувствовал, что потерпел поражение. Еле волоча левую ногу, как самый настоящий калека, граф медленно приближался к отелю. Неужели он струсил? Почему он ушел? Может, следовало остаться, сразиться на стороне одного из титанов? Глядя на него злобными глазами, Рамзес сказал: «Уходите». Но своим вмешательством Рамзес спас ему жизнь. Он следил за ним, он посмеялся над его жалкой попыткой выпросить эликсир жизни.

Ах, какая теперь разница? Он должен каким-то образом вытащить Алекса из Египта и сам выбраться отсюда. Должен раз и навсегда очнуться от этого кошмарного сна. Ему оставалось только это.

Глядя себе под ноги, Эллиот добрался до первых ступеней отеля. Он не видел двоих мужчин, которые остановили его, преградив дорогу.

– Лорд Рутерфорд?

– Оставьте меня в покое.

– Извините, милорд, ничего не могу поделать. Мы пришли по поручению губернатора и должны задать вам несколько вопросов.

Ну вот, еще одно унижение. Эллиот не стал сопротивляться.

– Помогите мне подняться по ступеням, молодой человек, – попросил он.

Обмотавшись длинным белым полотенцем, с мокрыми, чуть вьющимися от влаги волосами, она вышла из медной ванны. Вот такая ванная комната должна быть во дворце – с цветной плиткой на стенах, с горячей водой, льющейся из тоненькой трубочки. И еще она нашла превосходные духи – со сладковатым ароматом, похожим на запах увядших лилий.

Она вернулась в спальню и снова увидела себя в зеркальной дверце шкафа Она исцелилась. Прекрасно. Ее ноги обрели нормальную форму. Даже боль в груди, в том месте, куда ее ранил злодей по имени Генри, исчезла.

И голубые глаза! Это поразило ее.

Была ли она такой же красивой раньше? Может, Рамзес знает? Мужчины всегда говорили ей, что она очень красива. Клеопатра начала пританцовывать, придя в восторг при виде собственного нагого тела, наслаждаясь ласковыми прикосновениями влажных волос к плечам.

Рамзес мрачно наблюдал, за ней из угла. Ладно, в этом нет ничего странного. Рамзес – тайный наблюдатель. Рамзес – судия.

Клеопатра потянулась к бутылке вина на туалетном столике.

Пустая. Она разбила ее о мраморную поверхность столика, и осколки посыпались на пол.

Рамзес не шелохнулся, продолжая смотреть на нее тяжелым немигающим взглядом.

Ну и что? Почему бы не продолжить танец? Она знала, как она прекрасна, знала, что мужчины будут любить ее. Двое мужчин, которых она убила сегодня днем, были очарованы ею. И не было ни одного свидетеля этих убийств, так что прятаться не надо.

Крутясь на месте, с развевающимися волосами, она воскликнула.

– Живая! Живая и невредимая!

Внезапно из соседней комнаты раздался противный крик – заорала дрянная птица. Теперь пришло время убить ее, принести в жертву собственному счастью – это все равно что купить на рынке белого голубя и отпустить его в небо, благодаря богов.

Клеопатра подошла к клетке, открыла маленькую дверцу, просунула внутрь руку и сразу же поймала хлопающую крыльями суетливую птицу.

Она сжала пальцы и убила ее. Потом бросила на дно клетки.

Обернувшись, увидела Рамзеса. Ах, какое печальное лицо! Надо же, он ее осуждает. Бедняжка.

– Теперь я не смогу умереть. Это правда?

Он не ответил. О, она и сама это знала. Она задавалась этим вопросом с тех пор, как… как все это началось. Когда она смотрела на других людей, где-то в глубинах сознания таилась эта мысль. Рамзес воскресил ее из мертвых. Значит, теперь она никогда не умрет.

– Почему у тебя такой грустный вид? Разве ты не доволен своим колдовством? – Клеопатра подошла к нему и тихонько рассмеялась. – Разве я не красавица? А ты плачешь. Какой же ты дурак! Ведь ты об этом мечтал, правда? Ты пришел в мою гробницу, вернул меня к жизни, а теперь плачешь, будто я по-прежнему мертва. Помнишь, ты отвернулся от меня, когда я умирала? Ты позволил им накинуть на мое лицо погребальную ткань. Рамзес вздохнул.

– Нет. Ты не помнишь, что произошло.