Осужден пожизненно - Маркус Кларк

Фрер, вертя конверт в руках, прочел адрес: «Мистеру. Бликсу для Джона Рекса-старшего, Бишопсгейт-стрит, 38, Лондон».

– А почему он не мог написать прямо своему отцу? – спросил Фрер. – Кто такой этот Бликс?

– Я слышал, что это почтенный купец, в конторе которого злосчастный Рекс провел дни своей юности. Он, как вы знаете, имеет неплохое образование.

– Образованные арестанты всегда самые опасные, – заметил Викерс. – Джеймс, принесите еще вина. Вообще-то мы здесь не произносим тостов, но поскольку сегодня сочельник… За здоровье ее величества королевы!

– Правильно! – подхватил Морис. – За здоровье ее величества!

После этого верноподданнического тоста, восторженно поддержанного всеми, Викерс предложил выпить «за здоровье его превосходительства сэра Джона Франклина», что также было принято с должным почтением.

– А теперь поздравляю всех с рождеством и желаю счастливого Нового года, – сказал Фрер, все еще держа письмо в руке. – И да благословит нас бог.

– Аминь! – благоговейно отозвался Микин. – Будем надеяться на божью волю. А сейчас, леди, вернемся к письму. Признание я прочту вам после. – И, распечатав конверт, этот труженик, на ниве господней с радостью взирающий на ростки брошенных им в землю зерен, начал чтение:

«Хобарт-Таун, 27 декабря 1838 года.

Дорогой отец!

Среди всех случайностей, перемен и превратностей моей пестрой жизни передо мной ни разу не стояла задача столь мучительная для моих смятенных чувств, как нынешняя – а именно, обращение к Вам из моей опоясанной морем тюрьмы, этого печального места, на прибрежном песке которого я стою, как символ жизненного краха, гонимый враждебными ветрами судьбы в пределы мрачного отчаяния, в водоворот страдания и горя».

– Поэтично! – сказал Фрер.

«… Я похож на гигантское дерево, выдержавшее немало суровых бурь и вьюг, но теперь – увы! – превратившееся в засохший ствол, у которого обрублены все зеленые и нежные ветви. Хотя я ближусь к среднему возрасту, я не занимаю почетной должности, внушающей людям доверие и уважение. Нет! Вскоре я облачусь в одеяние падших и буду носить на себе клеймо позора: „П. А.“, что означает – „Порт-Артур, пристанище преступников“.

– Бедный человек! – вздохнула Сильвия.

– Трогательно, не правда ли? – сказал Микин и продолжал:

– «Мне разрывает сердце и ранит душу мысль, что я низринут к отбросам общества и кинут в их среду. Мое нынешнее состояние и образ жизни прекрасно и точно отражены в 102-м псалме, в стихах от 4-го до 12-го включительно, которые, дорогой мой отец, я прошу Вас прочесть прежде, чем Вы продолжите чтение этого письма».

– Стоп! – сказал Фрер, вынимая записную книжку. – Что это за псалом? Прочтите-ка еще раз цифры.

Микин послушно перечел, и Фрер усмехнулся. – Продолжайте, – сказал он. – Я потом объясню вам кое-что в этом письме.

– «О мой дорогой отец, избегайте, прошу Вас, чтения нечестивых книг. Сосредоточьте разум свой на святых помыслах и возвеличьте душу свою, проштудировав стих 2 псалма 73-го. Но я не теряю надежду и в этом своем бедственном положении. Псалом 35, стих 18: „Ибо милосерден господь бог наш и склоняет свой слух к жалобам“.

– Экий богохульный пес! – вскричал Викерс. – Неужели вы верите всему этому, Микин?

Священник посмотрел на него с кротким упреком.

– Подождите, сэр, пока я не кончу чтение. «Дух предвзятости очень высок даже в тюрьме на Земле Ван-Димена. К сожалению, должен сказать, что разнузданная пресса в угоду представителям власти часто жестоко оскорбляет нас, а между тем, если говорить без предубеждения, все благонамеренные люди питают должное уважение к начальству. Правда, некоторые ненавидят и презирают его и стараются внушить это нам, но я рад вам сообщить, что они не преуспевают в подобных попытках. Тем не менее прошу Вас, не читайте колониальные газеты. В них столько брани и клеветы».

– Это касается вас, Фрер, – сказал Викерс с улыбкой. – Вы помните, что писалось о вашем присутствии на скачках?

– Да, конечно, – сказал Фрер. – Ловкая бестия! Продолжайте, пожалуйста, мистер Микин.

– «Я знаю, что Вы часто слышите сообщения коварных и злонамеренных ненавистников правительства и его чиновников о якобы грубой тирании и жестокости здешних тюремщиков по отношению к арестантам. Скажу откровенно, что это далеко не такое страшное место, каким его изображают ретивые писаки. Суровые телесные наказания, тяжелые кандалы, правда, иногда применяются, но чрезвычайно редко. Обычно же дело ограничивается условными наказаниями, предусмотренными законом за мелкие нарушения дисциплины. Насколько я могу судить, плеть никогда не пускается в ход незаслуженно».

– В его случае, я в этом не сомневаюсь, – заметил Фрер, раскалывая орех.

– «Тексты из Священного писания, цитируемые нашим капелланом, оказали на меня очень утешительное воздействие, и я искренне ему благодарен, ибо после моей необдуманной попытки вырваться на свободу я должен быть особенно признателен за всякое проявление ко мне милосердия. Смерть – страшная смерть тела и души – вот что должно было стать моей участью! Но благодаря милосердию всемогущего, я был избавлен от нее и предался раскаянию – Евангелие от Иоанна, III. Теперь я испытываю муки. Капеллан, благочестивый джентльмен, говорит мне, что воровство никогда не доводит до добра. „Копите сокровища на небесах, – говорит он, – там их не уничтожит ни моль, ни ржавчина“. Да, я уверен, что честность превыше всего, и я не соглашусь даже за тысячу фунтов вернуться на стезю злодеяний – псалом 38, стих 14. Когда я думаю о счастливых днях, проведенных мною с добрым мистером Бликсом в старом доме в Блю Анкор-Ярд, и размышляю о том, что с тех пор я так легкомысленно погряз во грехах, что крал часы, кольца, запонки., драгоценности и прочие товары, став обычным дюжинным вором, я дрожу от угрызений совести и предаюсь молитве – псалом 5… О, какие же мы все грешники! Позвольте мне надеяться, что теперь, когда я, по милости божьей, укрыт от искушений, я буду надежно защищен от этой опасности; и что когда-нибудь я, с благословения господа Иисуса Христа, найду новый путь и заслужу отпущение своих грехов. Бывает иногда замысел и в безумии, но от безумия греха нет бегства. Таковы, дорогой отец, мои помыслы и надежды на все оставшиеся годы моей жизни па земле – псалом 100, стих 64. Я обязан своей жизнью и здоровьем капитану Морису Фреру, который был так добр, что рассказал о моем поведении на. „Морском ястребе“, когда мы с Ширсом, Баркером и; другими захватили этот корабль. Молитесь за капитана Фрера, дорогой отец. Он хороший человек, и хотя его общественный долг тягостен для него, но, как деятель и слуга общества, он не может позволить своим личным чувствам, будь то милосердие или месть, становиться между ним и его долгом».