Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри

Это меня удивило. Стив был не в моем вкусе. А если бы и был, последнее, в чем я сейчас нуждалась, – это очередная сложность.

– Ты уже развелась? – вскользь спросил как-то Стив.

– Да, – солгала я.

Почему я так ответила? Возможно, из-за того, что его вопрос застал меня врасплох. А возможно, принимала желаемое за действительное.

Но, даже не разведясь, знала, что нам с этим хорошим, добрым человеком лучше оставаться «просто друзьями», поскольку однажды в дверь обязательно постучатся полицейские. И тогда моя жизнь снова развалится на части.

Временами напряжение становилось невыносимым. А иногда я почти забывала о нем. Затем внезапно, пока я настраивала температуру печи или аккуратно подрезала еще влажные края глины, ко мне возвращались неоспоримые факты. Мой сын в бегах. Он кого-то убил. Меня в любой момент могут арестовать.

Звонков от Фредди больше не было, но я их и не ждала. Он же сказал, что не хочет подвергать меня опасности. Или же сын просто отодвинул меня в сторону и пошел дальше. От последнего предположения комок вставал в горле.

Прошло еще немного времени. Почтальонша украсила свое окно рождественскими гирляндами. На деревенской школе вывесили баннер с Санта-Клаусом и Диком Уиттингтоном, объявлявший о ежегодном представлении для детей. У меня защемило в груди, когда я вспомнила, как наряжала маленького Фредди для рождественских представлений. Том ни одно из них не посетил. Всегда был занят на работе.

– Уже подписала рождественские открытки? – спросил Стив, заехав однажды, чтобы завезти глазурь, которая у меня закончилась. Лазурно-голубого цвета, который очень хорошо продавался. Мне пришлось поднапрячься, чтобы сделать еще немного изделий для праздничного наплыва покупателей.

– Я их больше не отправляю.

– Я тоже. Пытаюсь внести свою лепту в помощь окружающей среде. Сократить расход бумаги и все такое.

– Вот именно.

Даже если бы мне было кому их отправлять, как я могла допустить, чтобы почтовый штемпель сообщил о моем местонахождении тем, кто меня разыскивал?

– Твой сын вернется на Рождество?

– Нет, – торопливо ответила я. – Он проводит его с друзьями.

Это, вероятно, правда. Я поклялась впредь как можно меньше врать. Проблема заключалась в том, что большая ложь это усложняла. Одна неправда вела к другой. А потом к следующей.

– А что насчет тебя? – спросил Стив.

– Мы с Джаспером отправимся утром на долгую прогулку, а потом поуютнее устроимся у камина.

– Похоже на отличный план. Я собираюсь сделать нечто подобное, хотя и без собаки.

Я не могла избавиться от легкого разочарования. Почти ждала, что он предложит провести этот день вместе.

– Когда-то я был женат, – внезапно выпалил Стив.

– Правда?

– Да. – Он разглядывал свои ногти, пока говорил. – Из этого ничего не вышло. Не по ее вине. Это из-за меня.

Мне было интересно почему, но спрашивать не хотелось.

– Это напоминает мне замечательное стихотворение Йейтса «Песня молодого человека», – продолжал он. – «О, любовь, ты штучка непростая. Нет мудреца, что знает все тайны твои».

– Мне оно не знакомо, – призналась я. Меня постоянно поражала память Стива на стихи.

– В любом случае, для нее все сложилось хорошо. Сейчас она замужем, у нее есть дети.

– Жалеешь, что у тебя их нет? – не смогла удержаться я.

Его ответ прозвучал заученно, словно его уже об этом спрашивали:

– И да, и нет. Идея мне нравилась, но это слишком большая ответственность.

«Еще одна причина, – сказала я себе после его ухода, – почему он не поймет того, что мне пришлось сделать для моего мальчика».

Рано утром в канун Рождества раздался стук в дверь. Джаспер не залаял, как обычно, а значит, пришел тот, кого он знал, – например, Блокки или… На пороге стоял Стив, одетый в элегантную коричневую клетчатую куртку вместо своей привычной непромокаемой. На ногах у него были не ковбойские сапоги, а броги. А лицо выглядело очень серьезным.

– Извини, что беспокою, но кое-что случилось. Одному человеку нужно с тобой увидеться.

От ужаса меня словно пронзил удар тока. Объявился Том. Меня нашла полиция. Но откуда Стив узнал? В приступе паники все казалось возможным.

– Глэдис стало хуже. Она постоянно говорит о своем коттедже и о том, как сильно по нему скучает. Я сказал, что за ним хорошо ухаживают, но ей хочется увидеть «человека, который там сейчас живет», как она выразилась. Не возражаешь?

На меня нахлынуло облегчение, а следом зародилось сочувствие. Бедная женщина. Конечно, я схожу к ней. Оставалось только надеяться, что она не спросит о рекомендациях. Я давным-давно должна была отдать их адвокату Глэдис, но тот до сих пор мне не докучал. Возможно, здесь люди больше доверяли друг другу.

Мы ехали в фургончике Стива по ухабистой дороге. Та обледенела, и время от времени машину заносило. Я протянула руку, чтобы удержаться, и случайно коснулась его ноги.

– Извини.

– Всегда пожалуйста, – пошутил он. Затем его голос стал серьезным. – Надеюсь, с Глэдис все будет в порядке. Твой визит много значит для нее.

– Это меньшее, что я могу сделать.

Мне было интересно познакомиться с той, что прежде жила в коттедже, который теперь казался мне домом. Нет. Он был чем-то большим. Моим убежищем.

Дом престарелых Глэдис располагался на окраине городка.

– Она будет рада вас видеть, – щебетала розовощекая девушка, ведя нас по коридору с нежными морскими акварелями на стенах.

Мы свернули за угол и увидели пожилую даму с белоснежными волосами, которая, покачиваясь, опиралась на свои ходунки. Она схватила Стива за запястье.

– Ты пришел, милый.

Он наклонился и поцеловал ее в морщинистую щеку. Мы прошли в комнату отдыха с большим телевизором и разномастными стульями – некоторые были с прямыми спинками, другие – более покатые, – и присели.

При виде меня глаза Глэдис, казалось, заблестели влагой. И все же я чувствовала, что за этими слезами скрывалась стальная женщина. Она словно могла видеть меня насквозь.

– Итак, теперь вы в моем маленьком коттедже.

Я ощутила себя захватчицей.

– Надеюсь, вы не возражаете. Обещаю заботиться о нем. Мне там нравится.

Она кивнула:

– Ладно. А люди хорошо к вам относятся?

Я поняла, что краснею.

– Да.

– Мы со Стивом прошли долгий путь, – сказала Глэдис. – Он таскал мне все эти материалы, когда умер мой муж. Я слышала, что вы тоже гончар.

– Да. Раньше я рисовала, но потом сменила занятие.

– Почему? – Ее тон был одновременно резким и заинтересованным, а прямота сбила меня с толку.

– Кое-что в моей жизни изменилось, – нерешительно ответила я.

– А. – Она кивнула. – В этом есть смысл. В школе искусств у меня была подруга, которая начинала с фресок, а после одного серьезного события переключилась на