Ложь, которую мы произносим - Джейн Корри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я убийца!»
«Ты убийца!»
Я начала регулярно плавать в море, хотя заходила только в спокойную воду. Оказалось, что нет лучшего начала дня, чем ледяной шок от раннего купания, за которым следует поток горячей воды в капризном душе Глэдис. Однажды утром я снова столкнулась с Дафной.
– В газетном киоске продаются гидрокостюмы, – сказала она мне. – Сможете плавать круглый год, как я.
Она была права. Все стало совсем иначе. Я не могла поверить в то, насколько сильно изменилась. Словно превратилась в полную противоположность прежней Сары.
– Давай научу тебя серфингу, – предложил Стив. – У меня есть запасная доска.
Но каждый раз, когда ко мне приближалась волна, я вопила, уверенная, что она собирается унести меня в наказание за все сотворенные преступления.
– Мы продолжим попытки, – сказал Стив, помогая мне выбраться на пляж. Меня трясло от облегчения, что я наконец-то на суше. – Однажды ты освоишься.
«Однажды» предполагало будущее. Которого у меня быть не могло. Потому что рано или поздно кто-нибудь где-нибудь меня найдет. Это только вопрос времени.
Мы начали вместе навещать Глэдис; несмотря на проблемы со здоровьем, она, казалось, окрепла.
– Говорила же тебе, что он хороший парень. – Глэдис с одобрением глядела на мою ладонь в его руке. – Приходи ко мне в любое время по своему усмотрению.
Похоже, Глэдис хотела видеться со мной и наедине. Возможно потому, что у нас были общие интересы: гончарное дело и ее любимый коттедж. Это превратилось в еженедельное мероприятие – обычно пятничное.
– Какие красивые гладиолусы, – воскликнула она, когда я принесла охапку. – Этот абрикосовый всегда был моим любимцем.
– Они только что подошли, – сказала я.
– Знаю. – Ее глаза блеснули. – Луковичные так делают. – Затем взгляд стал мечтательным. – Помню, как посадила их много лет назад. Твой Стив только что вернулся из Лондона. Мои пальцы поразил артрит, поэтому он помогал мне.
– Мне он тоже помогает, – заметила я.
Глаза Глэдис снова блеснули.
– Вижу.
Я почувствовала, что краснею.
Всякий раз, навещая ее, я приносила небольшой подарок из сада. Иногда то, что вырастила сама, например, карликовые бобы, а иногда то, что технически все еще принадлежало Глэдис, например, ее сочные сливы «виктория».
– Восхитительно, – сказала она, когда мы сидели в саду дома престарелых. – Когда-то я с ними выиграла первый приз на деревенской выставке. Почему бы тебе не выставить их за меня этим летом?
– Не могу. Они же не мои.
– Нет, можешь. И они твои. Вы – арендатор. – Затем она хихикнула. – У тебя сок течет по подбородку.
– У вас тоже!
– Позволь-ка. – Она достала кружевной носовой платок и промокнула мне лицо. Я в ответ сделала то же самое.
– Знаешь, – задумчиво сказала Глэдис, – это хорошее место. Но я скучаю по своему маленькому коттеджу.
– Мне жаль.
И тут мне в голову пришла идея.
– А что, если мы со Стивом привезем вас в гости? Он мог бы погрузить вашу коляску в фургон.
– И вы это сделаете?
– Конечно.
Почему я не подумала об этом раньше?
Когда мы вкатили Глэдис в дом, ее лицо было не описать.
– Мне нравится, как ты тут все обустроила, – сказала она. – И только посмотри на мой старый ковер в холле. Идеально. Я купила его во время путешествия в Турцию.
– Я и не знал, что ты там была, – сказал Стив.
– Еще когда училась в школе искусств. – В глазах Глэдис блеснул огонек. – У стариков тоже есть жизнь, знаешь ли! А теперь покажи мне, что ты сделала с моей студией.
Из-за этого я немного беспокоилась. Мое сердце бешено колотилось, пока Стив катил Глэдис по садовой дорожке, а она восклицала о том, насколько все аккуратно и как прекрасно выглядят марроу с их желтыми цветами-трубочками.
Затем я открыла дверь старого сарайчика.
Глаза Глэдис расширились.
– Не верю в это, – произнесла она, оглядывая печь и круг, мешки с глиной, ветхие полки с керамическими изделиями и коврик Джаспера на полу.
– Понимаете, я не хотела ничего менять, – сказала я. – Когда только вошла сюда, все показалось мне идеальным.
– Спасибо, – тихо ответила Глэдис. – Я рада. Честно говоря, думала, что ты, возможно, превратила это место во что-то вроде юрты или как там это теперь называют.
Затем ее взгляд остановился на кружках цвета голубых утиных яиц.
– Мне нравится этот оттенок. Как ты его добилась?
– Почему бы мне не показать? Я как раз собиралась замешать еще одну глазурь лазурно-голубого цвета. Он очень популярен. Как думаете, сможете мне помочь?
– Хочу этого больше всего на свете!
Мы провели чудесный день. Стив принес бутерброды, а затем тактично удалился.
– Вижу, вы, художницы, заняты, – сказал он.
– Совершенно верно, – ответила Глэдис. – Но если у тебя есть немного свободного времени, я бы не отказалась от смазки моей коляски. Она довольно скрипучая.
– Уже сделано.
– Вот чем мне нравится этот мужчина. Он всегда на шаг впереди!
Глэдис была такой же. Она научила меня наносить глазурь немного другими мазками, что создавало новую текстуру.
– Мне нравится, – сказала я, ставя керамику в печь.
Глэдис выглядела довольной.
– Этот маленький трюк я придумала сама. Знаешь, думаю, мне пора. Персонал строго относится ко времени приема пищи. Но у меня выдался чудесный день. Никогда его не забуду.
– Приходите еще, – сказала я.
Ее глаза засияли.
– Я бы с удовольствием!
Мне пришло в голову, что после смерти матери мне не хватало заботы кого-то старшего.
– Я принесу кружку, как только она высохнет.
– Это было бы замечательно. Неплохо показать остальным, что я все еще гончар.
– Вы навсегда останетесь гончаром, – ответила я. – Этого у вас никто не отнимет.
Она похлопала себя по щеке, намекая, что я должна ее поцеловать. Кожа Глэдис приятно пахла, а цвет лица был удивительно ровным, несмотря на морщины.
– Ты хорошая женщина, Сара, – сказала она.
Если бы только она знала.
Глава 51
Шло время. Миновало уже два года с тех пор, как уехал Фредди. Я смогла бы притвориться, что в прошлом ничего особенного не произошло, если бы не постоянное ожидание его очередного звонка.
Иногда молчание тянулось месяцами. Каждый раз я накручивала себя, убеждала, что он умер или забыл обо мне. «Думает только о себе», как говорил Том. Но потом мой мальчик звонил, всего лишь на минуту или две. Достаточно, чтобы сообщить, что жив. И недостаточно, чтобы расспросить его как следует.
– Где ты? – спрашивала я.
– Тебе лучше не знать.
После этого я снова и снова прокручивала наш разговор, пыталась запомнить каждое слово. Хранила их в голове, словно драгоценные
