Сумерки Дао. Культура Китая на пороге Нового времени - Владимир Вячеславович Малявин

И ее уже не могли спасти от медленной смерти монументальные псевдоклассические пейзажи, созданные в раннецинское время наиболее одаренными живописцами ортодоксальной линии. Отныне история живописи в Китае принадлежала области не творчества, а идеологии, а мастерство живописца свелось к технике – экспериментальной или виртуозной.

Глава 6

Глубина знаков

Культура представляет мир, сведенный к знакам. Этот «мир в знаках» есть одновременно и мир знаков, в котором присутствует своя логика, свой порядок. Знаки ценны не сами по себе, а вследствие их соотнесенности с другими знаками. В каждом из них сквозит некая глубина…

Китайская традиция выработала оригинальный и очень последовательный образ бытия, запечатленного в системе знаков; образ настолько целостный, что в его свете связи между вещами оказываются важнее самих вещей, а мир становится процессом, средой взаимодействия и посредования сил и влияний. Этот поистине универсальный образ определял представления китайцев о мироздании и, следовательно, их понятия прекрасного, должного, естественного. Он служил основанием всех путей и способов объяснения мира, был истоком религиозных и художественных символов. Но превыше всего в нем, обнажавшем вездесущую сообщительность вещей, бытие развертывалось как одно неизбывное со-бытие, Вечное Превращение, а знаки мира указывали на беспредельный поток метаморфоз, скрывая его собой и сами скрываясь в нем. Ибо только там, где есть поток, есть глубина.

Человек посредством Одного Сердца постигает предельно утонченную и предельно сокровенную истину и в своем теле хранит исток Трех Начал и всей тьмы превращений. Великий Путь – это родитель пустоты, а пустота – родитель Неба и Земли. В пустоте нет пустоты, поэтому она может породить пустоту. Когда в пустоте нет пустоты, это подлинная пустота. Подлинная пустота есть корень Великого Пути…

«Знаки преемственности сердца». XVI в.

Мы имеем дело, по существу, с системой классификации вещей, которая связывала воедино культуру и природу, человека и космос. Вот что говорится о происхождении письменности – подлинном прообразе такой классификационной системы – в трактате «Резной дракон сердца словесности» (VI в.), одном из основополагающих памятников литературной теории Китая:

«Велика сила словесности, ведь родилась она вместе с Небом и Землей! Что это значит? Темные глубины Небес и желтая Земля сошлись воедино, квадратное и круглое разделились; нефритовые диски солнца и луны повисли в небесах, украсив их; сверкающая парча гор и рек устлала землю, сотворив ее облик. Глядишь вверх – оттуда исходит сияние, смотришь вниз – там скрываются узоры письмен. Когда высокое и низкое встали по своим местам, тогда родились два Начала. Только человек сопричастен им, ведь по природе своей он – сосуд духа. Вот что такое Триада, человек же – совершеннейший плод пяти стихий; он есть воистину сердце Неба и Земли»[138].

В этом отрывке намечены почти все основные положения традиционной китайской космологии. Не упоминается в нем лишь состояние первозданной целостности мира, предшествовавшее «разделению Неба и Земли». В Китае этот исток всего сущего именовали Хаосом (хуньдунь) и уподобляли его всеобъятному единству мирового яйца или мировой пещеры. Другое имя первоначала мироздания – Беспредельное (у цзи). В цикле своего развития, по представлениям китайцев, Хаос порождает «два Начала» мироздания – Небо и Землю, а получает завершение в Человеке, «самом духовном» из всех существ. Китайцы, подобно многим другим древним народам, полагали, что полнота бытия обосновывается триадой, и усматривали во всех явлениях и процессах мира взаимодействия «трех начал» (сань цай): Неба, Земли и Человека. Поскольку третий член космической триады придает завершенность и единому и двойственному, человек, по китайским понятиям, стоит в центре мироздания, на нем замыкается, им держится мировой поток бытия. Но творение мира есть не что иное, как процесс последовательного деления, умножения оппозиций, так что космос в пределе своего развертывания являет собой бесконечное богатство разнообразия, то есть Великий Предел (тай цзи). В космологической теории Китая первозданный хаос Беспредельного не отличается от мира Великого Предела. Человек же вмещает в себя все многообразие космоса, и, следовательно, его миссия состоит в том, чтобы оберегать всеединство необозримого кристалла бытия, предоставлять всем вещам быть тем, что они есть.

Письменные знаки – это основа всех искусств, начало государева правления. Сообразно очертаниям гор и потоков, озер и морей, обличью драконов и змей, птиц и зверей были установлены черты иероглифов.

Сердце – государь: неисчерпаемо его применение.

Рука – помощник; приняв повеление, она действует локтем и запястьем.

Пустое сердце все вмещает в себя – и потому блюдет меру. Пальцы – это воины: они несут службу под водительством рук. Хотя знаки письма обладают вещественностью, их образ в основе своей нерукотворен: он выявляется через действие инь и ян, обретает форму, воплощая в себе все сущее; проницая сокровенные превращения, ни в чем не хранит постоянства. А посему чтобы познать суть письма, постичь сокровенную глубину вещей, нужно полагаться на духовное соприкосновение и нельзя уповать на силу. Исток жизненного движения постигается сердцем, его нельзя увидеть воочию. Когда сознание постигает несознаваемое, это соответствует утонченности письмен.

Юй Шинань. VII в.

Теперь не будет удивительным узнать, что письменность, по традиционным понятиям китайцев, принадлежит в равной мере и человеку, и природному миру. Она возникает «вместе с Небом и Землей», восходит к «узору» светил на небе, гор и рек на земле, но получает законченное выражение в деятельности человека. Знаки человеческой письменности воспроизводят органическое письмо самой природы, запечатленное в окраске насекомых и животных, сплетении линий на листьях и камнях, очертаниях водоемов и холмов. Одним словом, письменность, в представлении древних китайцев, непосредственно соучаствует жизни природы и ее творческой силе. Этим объясняются, помимо прочего, особенности визуальной формы письменных заклинаний и твердо державшаяся в старом Китае вера в магическую силу каллиграфической надписи и даже любого писаного слова. В живописной традиции Китая преемственность письма и природы засвидетельствована уже самими названиями стильных штрихов: «лист лотоса», «следы журавлиного клюва», «спутанная конопля», «расчесанная конопля», «комочки шерсти» и т. д.

Числовая структура космического процесса имеет свои законы и как бы накладывает их на явления естественного мира. К примеру, противостоянию Неба и Земли соответствуют оппозиции верха и низа, круглого и квадратного, темного и желтого. Как следствие, понятия Неба и Земли получают чрезвычайно широкое истолкование, и значения их порой