Огненный дождь - Денис Субботин

-Мечи наголо! – оглушительно скомандовал сотник со звучным именем Дуб – Князя беречь!

За спиной Лютеня, не посчитавшего нужным отменить этот приказ, холодно зазвенела сталь, покидавшая ножны.

-Княже, смотри! – возмущённо вскричал вдруг Мирон. – Туры тоже конницу двинули!

-Скачи за подмогой! – Лютень по правде сказать, испугался сильно. – Пусть поднимают войско… Кажется, Буйслав совсем обезумел! Как можно – со своими резаться?!

Из части лагеря, принадлежавшей турам, выметнулся немалый отряд конницы. Куда больше сотни, что следовала за Лютенем. Впереди, белея припорошенной снежной пылью, да и вообще седой головой, нёсся в одном бугае князь Буйслав. Уже издали – ещё и слышно почти не было – что-то орал. В руке, низко опущенной, дабы нагнать дурную кровь для удара, огромная булава. Вороной Бычок, буйславов конь, нёсся подобно стреле. Чуял, мерзавец, настрой седока…

К центру первым поспел Лютень – ему меньше оставалось скакать. Его дружинники получили вполне ясный приказ, нехотя вложили оружие в ножны… и пошли крестить плетьми, намеренно не выбирая, по кому бьют – по своему, или по чужому. Плети были кожаные, витые, многие, видя в них дополнительное оружие, вшивали по всей длине тяжёлые свинцовые «жёлуди»… Такой плетью бить, как кистенём. Врежешь, мало не покажешься. По зубам – зубов не будет. По макушке – голову проломишь… Многим воинам, попавшим под яростный натиск дружины медведей, было уже не до прошлых споров между собой – нередко оба спорщика-поединщика бросались в одну сторону. Самые активные и злые, тоже кстати на пару, пытались сопротивляться. Таких били уже и обухами топоров, древками копий, даже мечами. В ножнах, разумеется.

Снег, и до того бывший тёмным от грязи и крови, покраснел окончательно. От крови, которая теперь лилась куда гуще…

-Лютень! – громыхнул, подскакав наконец, князь Буйслав. – Лютень, ты совсем с ума сошёл?!

Лютень, лично в избиении драчунов участия не принимавший, только яростно оскалился. Смолчал.

-Лютень, прекрати! – Буйславово лицо немедленно налилось дурной, тёмной кровью. – Кому говори, прекрати! Забыл, кто старшой в походе?!

-Ты хочешь, чтобы они тут друг друга перебили? – взорвался князь-медведь. – А я хочу, чтобы их ярость выплёскивалась на врагов! На базиликанцев, раз уж с ними воюем! Узнаю, кто зачинщик, скараю, кто бы ни был!

Буйслав хотел было возразить, что если будет его дружинник, тур, он самосуда не позволит. Но благоразумие, столь редко посещавшее его голову, внезапно одержало верх и князь-тур едва ли не впервые молча кивнул. И впрямь, страшное дело сотворилось. Братья по крови сцепились между собой…

Драка продолжалась ещё четверть часа и закончилась поражением драчунов. По-иному и быть не могло, раз против не вооружённых, даже доспехов в большинстве своём лишённых ратников выступили единым фронтом дружинники обоих князей. Более-менее разобравшись, кто где был, их разделили по двум группам – медведи налево, туры направо. Оба отряда, полные раненных и окровавленных людей оцепили железными кольцами конницы, внутрь же даже травников не пускали. Смертельно раненных там нет, тяжёлых тоже… Ссадины же и царапины в расчёт принимать – дома сидеть. Потому большинство воинов, ещё не отошедших от драки, стояли, отирая кровь, сочившуюся из ран, сшмыгивая её, родимую, из разбитых носов…

-Вояки… - тяжело и громко обронил Буйслав, выезжая на пригорок и косо глядя на развалины снежной крепости. – Ишь, разошлись. Кто начал?!

Молчание. Тишина – почти гробовая. Остервенелое дыхание – единственный звук.

-Так, понятно… - ухмыльнулся Буйслав, подмигнув князю Лютеню. – Все, значит! Или никого? Сотник Трегуб, ты что скажешь?

Немолодой, неимоверно широкий и невысокий воин нехотя выступил вперёд, виновато развёл плечами:

-Так нет зачинщиков, княже! Само всё получилось. Медведи, правда, ледяными глыбами стали метаться. Кому-то и голову раскроили. Может, с того началось?

-Слышишь, князь Лютень? – торжествующе вопросил Буйслав. – Я ведь говорил тебе, кто виновен!

-Погоди, я ещё своих не допросил! – невозмутимо возразил Лютень, на самом деле вовсе не чуявший спокойствия. – Яробуй, Ярослав, не прячьтесь! Всё одно вас вижу!

-Мне спрятаться сложно! – буркнул Ярослав, опуская голову понуро, вылезая в передние ряды. – Я и не пытался… Лжёт тот сотник! Они первыми за бревно взялись, стену ломать как тараном! И бить наших всерьёз, тоже первыми начали…

-Я – лгу?! – взвился Трегуб, получивший своё прозвище за довольно специфическую форму рта. – Ах ты ж… ты…

Он задыхался, явно не в состоянии найти слово, должное в полной мере выразить его презрение и ярость.

-Понятно! – быстро, явно обрадовавшись, сказал проклятый сотник-медведь. – Ты никак на двобой чаешь меня вызвать?

-Отчего бы и нет! – с достоинством ответил Трегуб, на деле ощутивший, как меж лопаток морозные мураши пробежали. – Давай, сразимся!

-Так я… - начал было Ярослав, явно горя желанием тут же и сбегать за секирой.

-Молчать!!! – почти в один голос заорали Лютень и Буйслав.

Все сразу замолчали, столь грозен был этот сдвоенный рык.

-Ты! – уставив палец куда-то в грудь Ярославу, прорычал князь-тур. – Слишком давно, похоже, из лагеря не вылезал?! Жалели… Ранен был, сотня заново, с бору по сосенке, собрана! Всё! Полно! Князь Лютень, что скажешь?

-Пора, пора ему размяться! – сухо, неприятным голосом сказал князь-медведь. – Да и твоему горячему хлопцу…

-Вот пусть на пару и отправляются! Старшим над ними…

-Да брось, зачем им старшой! – возразил Лютень. – На жребии себе изберут, и вся недолга!

-Завтра поутру – выступаете! – подвёл итог князь Буйслав. – И глядите мне!

Ярослав и Трегуб – оба с кислыми рожами – отыскали лица друг друга. Видимо, оба собирались пообещать сопернику полную весёлого время провождения дорогу…

4. Сотники Ярослав и Трегуб. Дорога на Дарию. Утро 13 дня месяца Бокогрея.

Бокогрей-месяц тем в первую руку и славен, что погода в нём меняется молниеносно. Вот только что были ясные дни, ласково светило Коло, подтапливая снег… Подтопило. Тут же ударили морозы. Для Базилики – могучие. Подтаявший снег – попросту говоря – вода, немедленно обратился в лёд, люди оскальзывались, падали и даже кони с трудом держались на ногах. Травники и коновалы сбились с ног, но выбитых рук, ног, переломанных костей и вышибленных зубов становилось всё больше. Особенно же обидно – пришлось прирезать нескольких великолепных жеребцов у туров. Там каждый жеребец был великолепен, но эти… эти стоили дорогого. От каждого шла своя линия и сам князь Буйслав, разбуди его посреди ночи, мог с закрытыми глазами перечислить десять колен предков и уже восемь – потомков своего Бычка. Бычка, впрочем, берегли и в первую руку перековали так, как положено – о четырёх могучих шипах каждая подкова. Уже за ним стали перековывать всё остальное войско. В первую очередь – те сотни, что уходили в разгляды и зажитьё94. Так что Ярославова сотня двигалась спокойно, кони не оскальзывались.