Рейд. Оазисы. Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский

Инженер снова ложится под кондиционер. Пирог был вкусный. Женщины… Очень, очень привлекательны, но с Самарой лучше не ссориться. У неё дурной характер, как бы чего не отчудила, а ведь у него с недавнего времени были на неё планы.

Глава 39

Он уже начал всерьёз думать о том, что придётся самому ехать в город, искать водовоз или Баньковского, но по самой жаре, уже в час дня, наконец в пыли притащился тягач, а за ним приехал почти умирающий от жары и белый от пыли Анатолий.

Горохов принёс ему охлаждённой чистой воды, которую приготавливал в привезённом рефрижераторе, тот сначала вылил часть воды себе на темя, размазал её по всей своей голове, потом пил и неспеша рассказывал:

– В городе праздник какой-то. Все заняты. Мордашёва ждал-ждал – не дождался, пришлось искать самому. А попробуй найди сейчас тягач. Хрен найдёшь, я двенадцать рублей предложил, по другому никто ехать не хотел…

– А что за праздник, ты не узнал? – спрашивает Горохов и подливает ещё прохладной воды товарищу.

– Да… Там у Папы приём какой-то или что-то в этом роде. Все влиятельные люди были у него в доме, – Баньковский отпил большой глоток. – Слушай, Калинин, я ещё продлил аренду ботов. Короче, денег и ста рублей у меня не осталось.

– Хорошо, – инженер чуть подождал, для важности момента, – вернее, не очень хорошо, слушай, денег мало, Толя, тебе придётся встретиться с Людмилой Васильевной.

– Когда? – инвестор даже испугался от мысли, что ему опять придётся катить по раскалённой пустыне.

– Лучше сегодня. Тянуть не нужно. Не сейчас, конечно, но вот вечером придётся съездить.

– Что, денег у неё попросить? – уже смирялся с участью Баньковский.

– Ну, сам-то не проси, не нужно, она может отказать, но скажешь ей, что у меня всё готово, скажешь, что дело идёт, но что от неё требуется небольшая помощь, скажи, если она приедет, то я ей все детали объясню.

– Может, ты сам к ней съездишь? – Толик имеет вид кислый, он устал, это видно, пекло в шестьдесят градусов просто лишает человека сил.

«Я бы съездил, Толя, съездил бы, но боюсь, что меня там встретит человек, который меня знает, а ещё там есть человек, который очень хочет меня узнать». И Горохов придумывает, что сказать:

– Слушай, если она увидит, что приехал к ней я, она сразу поймёт, что мы в затруднительном положении и ужесточит условия. А так ты ехал по делам, заехал в её ресторан пообедать. Попросил официантку позвать хозяйку, мол, ты и она люди деловые, есть о чём поговорить, ну и скажешь, что я её хочу увидеть. Вот и всё.

Всё получалось складно.

– Да, ну ладно… А по каким делам я заехал в верхний город? – вздыхал Баньковский.

– Ну, кстати, хорошо, что ты спросил, купи мне в городе инсектицид, знаешь, такой белый пузырёк с чёрной этикеткой?

– Ну знаю, – вспоминал инвестор. – Да, помню, такой раньше был. Но сейчас-то и получше есть.

– Нет, Толя, только этот и никакой другой.

– Ну ладно. А зачем он тебе, от клещей? Одежду обработать?

– Молодец, точно, от клещей, – Горохов смеётся и хлопает его по плечу, – а ты уже начал разбираться в степной фауне.

Баньковский немного приободрился от похвалы:

– Да просто я этих клещей боюсь до смерти, жуткие они.

– Это да, это да…

Воду слили, тягач уволок цистерну и, не дожидаясь падения температуры, Дячин погнал ботов месить бетон. Горохов пришёл туда, некоторое время наблюдал, как работают боты.

– Слушай, Женя, а этот помбур может у них бригадиром быть. Он, кажется, всё понимает.

– Понимает… Ну, не то чтобы очень, он не знает пропорций, а так, может, и смог бы заместить бетон.

– А тебе, я смотрю, это не нравится?

– Мужики говорят, что появись такие на севере, они их убивать будут, – отвечал буровой мастер. – Ну, ты ж подумай сам, Сергей Владимирович, как с ними соревноваться? Они вон на какой жаре вкалывают. Человек и пятнадцати минут тут не протянет.

Горохов покивал понимающе и сказал:

– Жень, надо к утру вышку поставить.

– Цемент есть, если ещё две тонны воды привезут – до ночи зальём, пока мужики отдыхают, а как бетон встанет, так выведу их; если всё пойдёт по плану, до завтрашней жары поставлю, – обещал Дячин.

Баньковский уехал, как только температура упала ниже пятидесяти, а приехал, когда уже было темно. Он протягивал инженеру трёхсотграммовую банку с некрасивой чёрной этикеткой и говорил:

– Слушай, раньше ездил тут – не боялся, ты мне сказал, что всех сколопендр перебил, и не страшно было, а сейчас, после того как прыгун напал на тягач, едешь и шарахаешься от звуков.

И хотел бы ему инженер сказать, чтобы не волновался, но как такое говорить, когда он сам не был уверен, что местность вокруг безопасная?

– Толя, в степи всё время нужно быть начеку. Особенно в темноте.

Инвестор соглашался.

– Ну, ты Людмилу-то видел? – продолжал Горохов, этот вопрос его интересовал сейчас больше всего.

– Видел. Слушай, а она неплохая баба, – оживился Баньковский, – час со мной сидела. Такая внимательная, не болтливая.

Горохов насторожился:

– Не болтливая? И о чём же вы говорили?

«О чём ты, болван, там болтал?».

– Про тебя всё спрашивала. В основном. Я не знаю, что там у вас было, но мне кажется, что она о тебе думает, – сообщил Толик.

«Думает, Толик, думает, ты даже можешь в этом не сомневаться. Людмила Васильевна, которую в иных местах знают как Люсичку по кличке Проказа, обо мне сейчас часто думает».

– И что же она про меня спрашивала?

– Да всякое такое… Как давно знакомы, да кто познакомил. Живёшь ли ты со своей казачкой. Хороший ли ты инженер, ну и ещё что-то. Короче, целый час болтали.

– Понятно.

«Болтал ты, а она вопросы задавала. Ох, и недотёпа ты, Толик. Да нет, это я дурак, послал этого олуха такой зубастой бабе, не зря её Проказой звали, теперь вот думай, что этот идиот ей там наговорил».

– Ну а что она сказала? Приедет?

– Она так обрадовалась, что ты её позвал, сказала, что сразу приедет, как только выберет время, – отвечал Баньковский. – А ещё был на заправке, наша цистерна в очереди третья, водила сказал, что до утра привезёт нам воду.

– Ну и отлично, – произнёс инженер, – иди, Толя, отдыхай, а я посмотрю, как там дела у нас с бетоном.

«Ещё неизвестно, кому больше мешает доктор Рахим, мне или Люсичке. Второй час ночи, но это