Эпох скрещенье… Русская проза второй половины ХХ — начала ХХI в. - Ольга Владимировна Богданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэма Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки», по словам автора, написанный «нахрапом» с 19 января по 6 марта 1970 года, впервые был опубликован в Израиле в 1973 году, затем во Франции в 1977 и в России в 1988–1989 году[333].
Уже в 1970 — е годы, когда поэма ходила в самиздате, она поражала редкостной новизной, мерой «неофициальности» и «нетрадиционности». Избранный автором образ героя — повествователя (сентиментально — интеллектуального алкоголика), иронический ракурс повествования, приемы тотального пародирования, неожиданный для своего времени интертекстуальный фон, игровая манера письма разрушали привычные нормы восприятия текста. В романе «ограниченного хождения» (В. Муравьев), написанном «о друзьях и для друзей», то есть условно говоря для узкого круга посвященных людей, со множеством биографических и автобиографических деталей, житейско — бытовое превращалось в художественно — эстетическое, общественно — значимое уступало место незначительно — частному, сферой раскрытия и реализации личности(характера) становился не общество или государственная система, а приятельская, по сюжету — случайная компания попутчиков, условием оценки окружающей действительности — не здравый смысл и рассудок, а сомнение и отчаяние. Контекст русской и мировой литературы (шире — культуры), из которого во многом была соткана канва повествования, порождал систему «отсылок»: формировал смысловую многозначность, многоплановость, многоуровневость текста — его полисемичность[334].
Один из первых и, может быть, самый важный вопрос, возникающий у исследователей «Москвы — Петушков», вопрос о новом типе героя, отразившем (или предугадавшем, предопределившем) в современной русской литературе новое (постмодернистское) мировоззрение.
Итак, кто же такой главный герой «Москвы — Петушков»?
Имя — Веничка (лат. «благославенный»).
Фамилия — Ерофеев.
Возраст — «стукнуло тридцать прошлой осенью» (с. 60) [335].
Сфера профессиональных интересов — «экс-бригадир монтажников ПТУСа» (с. 42), автор нескольких литературных «вещиц» (возлюбленная героя «одну <…> вещицу <…> читала», с. 55) и «автор поэмы „Москва — Петушки“» (с. 42) [336].
Семейное положение — кажется, холост, имеет сына трех лет, который знает «букву „ю“, как свои пять пальцев» (с. 51).
Детали портрета: «бездомный и тоскующий шатен» (с. 20), с глазами, полными «всякого безобразия и смутности» (с. 25).
Особые приметы (физиологические): никто из приятелей — собутыльников Венички не видел, чтобы он «по малой нужде» («до ветру») ходил (с. 33), и он «за всю свою жизнь ни разу не пукнул» (с. 37). (Обращает на себя внимание выделенность именно физиологических — «низких» — черт, тогда как в традиционном герое предшествовавшей литературы автор обращался к чертам нравственной, духовной неординарности личности).
Черт внешнего вида героя автор не дает, хотя известно, что Веничка исповедует чеховский принцип «в человеке все должно быть прекрасно…» (с. 107), правда, кажется, не всегда может его реализовать. Ибо «взгляд со стороны» на героя таков: вышибала у входа в вокзальный ресторан взглянул на Веничку, «как на дохлую птичку или как на грязный лютик» (с. 23), директор Британского музея во время «ангажемента» воскликнул: «Это в таких — то штанах чтобы я вас стал ангажировать? <…> Это в таких — то носках чтобы я вас ангажировал?..» (с. 107) (обратим внимание на стилевую окраску: не «брюки», а «штаны»; в носках — не цвет, а запах: «стал передо мной на карачки и принялся обнюхивать мои носки», с. 107) и тогда же лорды заключили: «чучело», «пугало», «пыльный м…к» (с. 108).
Пожалуй, единственной чертой внешней характеристики персонажа становится чемоданчик, с которым герой «сроднился» и который часто и нежно (пока не украли) «прижимал к сердцу» (с. 23, 29). Ласкательно — уменьшительный суффикс передает трепетное отношение хозяина к самому предмету и к его содержимому (гостинцы и выпивка, с. 27).
Уже первая, хрестоматийно известная фраза, открывающая повествование о Веничке: «Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало, — и ни разу не видел Кремля» (с. 18) — задает образ героя — пьяницы («напившись или с похмелюги») — и в дальнейшем повествовании эта характерологическая черта персонажа подтверждается и закрепляется.
Избрание в качестве ведущего персонажа героя — пьяницы весьма точно отражает общественную ситуацию конца 1960 — х — начала 1970 — х гг., когда обнаружил себя кризис «положительного героя» советской литературы. Почти одновременно с не — героями («пассивными» героями) деревенской прозы, не — героями («конформистами») городской прозы, не — героями («маргинальными», «амбивалентными» героями) прозы «сорокалетних» Веничка стал первым литературным представителем не — героя поколения сторожей и дворников, истопников и ассенизаторов, будущих писателей — постмодернистов, которые вслед за писателями начала века обнаружили, что «истина — в вине».
Не — герой Ерофеева — спившийся интеллектуал, социально — пассивный, общественно — индифферентный, но достаточно умный, наблюдательный и проницательный, образованный, начитанный и эрудированный, весьма ироничный, неброско асоциальный и аполитичный: «Я остаюсь внизу, и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы — по плевку. Чтобы по ней подниматься, надо быть пидорасом, выкованным из чистой стали с головы до пят (всп. метафору Н. Тихонова: „люди — гвозди“. — О. Б.). А я — не такой» (с. 44) [337].
Ерофеев моделирует образ героя, находящегося вне литературного закона тех лет: лишенного социальной детерминированности и значимо — общественной мотивированности, «политически неграмотного» и «морально неустойчивого». Вместе с тем, герой Ерофеева подчеркнуто вырисован по типу «как все»: писатель создает образ знающего, бывалого, умудренного опытном человека («по опыту…», с. 18; «все знают…», с. 19 (трижды на одной странице); «дети знают…», с. 27, 28 и др.), — типического для своего времени и круга.
Отрицательный с точки зрения «литературного кодекса» тех лет, герой Ерофеева — пьяница, персонаж не из числа образцовых. Но он создается автором так, что герой постепенно начинает восприниматься как положительный (хотя и иронический) персонаж. Художник теоретически верно и эстетически чутко смягчает «отрицательность» черт своего героя, не делая из него злодея или убийцу, «социально опасного» алкоголика, «пьяницу и дебошира», а только «тихого пьяницу», в котором, как и в любом комическом персонаже, по Проппу, «отрицательные качества не должны доходить до порочности»[338]. «Опьянение смешно только в том случае, если оно не окончательное.
