Магиер Лебиус - Руслан Мельников

– Может быть, может быть… – Змеиный граф не отрывал взгляда от бойницы. – А знаешь, Лебиус… Я вот о чем подумал. Как по-твоему, кого мои люди все же боятся больше – тебя или меня?

– Вас, конечно, – без раздумий и колебаний ответил прагсбуржец. – Ибо пред вашим гневом трепещу и я тоже.

– С твоей стороны это очень разумно. Ты трепещи-трепещи, колдун. Потому что если ты хоть в чем-то ошибся с Дипольдом, гнев мой будет поистине страшен.

Слова эти были сказаны тихо, спокойно, почти дружелюбно, но прозвучали тем не менее весьма зловеще. Магиерский капюшон с двумя прорезями для глаз чуть заметно колыхнулся:

– Я уверяю вас, господин маркграф, скоро Дипольд вернется. И приведет на убой уйму народа. И это будет только начало.

– Что ж, надеюсь, так и случится, Лебиус. В противном случае тебе придется ответить за бегство ценного пленника. И прочие м-м-м… потери.

– Это вынужденные расходы, ваша светлость, – торопливо вставил Лебиус.

– Понимаю… Но, кстати, много ли мы потеряли?

– Гораздо меньше, чем вскоре приобретем. Потери незначительные.

– Ну, положим, об этом судить не тебе. От тебя же сейчас требуется просто подвести общий итог. И постарайся ничего не забыть. Итак, наши потери, колдун?

Магиер начал перечислять тихим и бесцветным голосом:

– Оборудование малой магилабор-залы, два моих помощника, приставленных к нему, сырой гомункулусный материал…

– Ну-ну, – подбодрил маркграф. – Дальше.

– Дочь нидербургского бургграфа. Герда была временной матерью-хранительницей гомункулуса.

– Еще?

– Три стражника, охранявшие темницу, – самые никчемные пьянчуги, как вы и просили, специально опоенные особым зельем до полубесчувственного состояния. Думаю, Дипольд справился с ними быстро и без особого труда.

– Продолжай…

– Остландские послы. Этот, с вареным лицом… Мартин. Ну, и прочие узники. Дипольд вспыльчив и горяч, однако я и предположить не мог, что он удушит дымом весь подвал. Честно сказать, это было неожиданностью. Впрочем, тем лучше…

– Еще конюх, – бесстрастно закончил подсчет Альфред Оберландский. – Бедный старик… Видишь, Лебиус, Дипольд и его не пожалел. Ладно, все это поправимо. Коня вот жаль.

– Что? – не понял магиер.

– Коня. – Альфред Чернокнижник по-прежнему не отводил глаз от узкого окна. – Ты только полюбуйся, как он скачет! Летит, а не скачет! Смотри, Лебиус, я ведь тебе доверился. И, считай, подарил Дипольду одного из лучших моих жеребцов. Если ДЕЛО сорвется, если твой ПЛАН не сработает, ты ответишь мне и за этого чистокровного скакуна, колдун. За него – в первую очередь.

– Все будет в точности так, как я обещал, – судорожно сглотнул Лебиус. – Если Дипольд благополучно доберется до границы и если сможет через нее перейти…

– Он доберется, – твердо сказал Альфред. – И перейдет. Я уже позаботился об этом. На заставы посланы гонцы. Пограничные дозоры его «не заметят». Из Верхней Марки пфальцграфа выпустят беспрепятственно.

Грохот выстрелов заглушил последние слова маркграфа. На замковых стенах и башнях палили ручные бомбарды. Следом ударили арбалетчики. В воздухе замелькали короткие оперенные болты.

– Стреляют! – Встревоженный магиер вновь прильнул капюшоном к бойнице. – Они же стреляют, ваша светлость?!

– Угу, – хмыкнул, не поворачиваясь, маркграф. – Стреляют. Согласно моему приказу.

Гулко ухнула бомбарда. Эхо разнеслось далеко вокруг.

– Так ведь в Дипольда же стреляют!

– Так ведь для острастки, – в тон магиеру насмешливо отозвался Альфред Оберландский. – И для пущей правдоподобности. Чтоб скакал наш пфальцграф поскорее и подальше.

– Но… – растерянно протянул Лебиус. – Ваша светлость…

– Не переживай, колдун, в ручницах пуль нет. Бомбарда тоже выстрелила вхолостую. И арбалетчикам приказано только попугать Дипольда. Стрелки предупреждены: кто посмеет попасть в беглеца, тот отправится в твою мастераторию. Так что промахнутся все. Видишь, как ложатся стрелы?

Удаляющегося всадника и его гнедого неоседланного жеребца, в самом деле, не задели ни свинцовая пуля-бондок, ни арбалетный болт, ни уж тем более бомбардное ядро. А вскоре гейнского пфальцграфа Дипольда Гейнского по прозвищу Славный и вовсе укрыла от стрелков и наблюдателей густая лесная крона.

Лишь тогда хозяин Оберландмарки повернулся наконец к магиеру:

– Не пора ли поднимать твоего присмотрщика?

– Вы, как всегда, правы, ваша светлость, – нервно сглотнул Лебиус. – Самое время.

Магиер склонился над птичьей клеткой, рывком сдернул покрывало, распахнул дверцу…

В клетке сидела птица. Одна. Крупная. Черная до синевы. Ворон-птица. Сидела неподвижно, нахохлившись. Как спящая. Как больная. Как умирающая. Или уже мертвая как…

Большая и, по-видимому, тяжелая птичья голова не умещалась под крылом и не держалась на весу. Воронья шея была расслаблена, а голова – опущена вниз и нелепо упиралась чуть приоткрытым клювом в дно клетки.

Странная и страшная была эта голова. Точнее, и не сама голова даже, а глаз. Правый. Вместо него… на его месте… топорщился жутковатый, громадный, будто еще одна голова, округлый нарост. Открытый и зрячий. Да, именно так, ибо нарост сей тоже был глазом. Только не птичьим. Справа у ворона выпирало человеческое глазное яблоко. Бесстрастное, пытливое, немигающее око. Всаженное в птичий череп силой черного магиерского искусства.

Птица сидела в клетке недолго. Секунду или около того. Потом – краткое, из пары отрывистых слов – заклинание-приказ, полушепотом произнесенное Лебиусом. И ворон мгновенно поднял тяжелую голову, как отдохнувший путник закидывает на плечо увесистую котомку.

Ворон встряхнулся.

Пробудился.

Ожил.

Хлопанье крыльев, пронзительный «карк-х!» – и шумным комом, теряющим по пути перья, черная птица вываливается из открытой клетки на пол. С пола вспархивает в узкий проем бойницы. А оттуда – сразу – вверх, ввысь. Быстро набирая высоту. И изуродованная голова с человеческим глазом ничуть не мешает полету. Впрочем, издали уже и не видать толком ту голову и не разобрать, что ворон, выпорхнувший из замка маркграфа-Чернокнижника, – это не совсем обычный ворон.

Пара-тройка секунд – и черная птица, раскинув мощные крылья, кружит над лесом, в котором канул беглец. Словно в поисках добычи кружит.

Властитель Верхней Марки змеиный граф Альфред Оберландский внимательно следил за полетом ворона. Лебиус стоял рядом, у бойницы, но наружу не глядел. Глаза под надвинутым капюшоном – закрыты. Лицо – напряжено. Лебиус Марагалиус погрузился в колдовской транс, полностью сосредоточившись на чем-то, лишь ему одному ведомом и видимом. Губы чародея беззвучно шевелились. Потом – перестали.