Тропой мужества - Стрелков Владислав Валентинович

Немецкие машины остановились. Мы бьем опять и опять. И вот уже горит одна машина, другая…

Гитлеровцы разворачиваются к правому флангу и подставляются левофланговым. И снаряды впиваются в меченные ненавистными крестами борта…

Картинка боя чуть отдаляется и бледнеет. На этом фоне проступают контуры карт, с расположением советских дивизий и танковых корпусов. Но выделяется лишь один район. Он меняет масштаб на более подробный. На этой карте двигаются стрелочки с направлением ударов. Красные и синие сталкиваются остриями. Рядом возникают буквы и цифры с номерами полков, дивизий, корпусов, с данными о технике и личном составе. Обозначения перемещаются… меняется обстановка, время и дата… И комиссар понимает трагический масштаб танкового сражения, в финале которого отряд из 1778 бойцов, все что осталось от десяти тысяч, вышли в расположение 5-й армии. И на карте проступают буквы: «Это будет».

Вдруг карта принимает первоначальный вид и возникает надпись: «Как должно случиться».

И вот начинается движение стрелок и обозначений. Оборона выстраивается, используя заболоченные берега рек и ручьев. Стрелковые дивизии сосредотачиваются в местах, удобных для обороны и быстрого выдвижения. Артиллерийские бригады и стрелковые дивизии сводятся в подвижные узлы обороны на направлениях движения танков противника. Мехкорпуса подтягиваются и сосредотачиваются, нацеливаясь в тыл группы армий «Центр»…

Громкие удары по корпусу вырывают комиссара из сна. Он мотает головой, с трудом поднимается и выбирается из башни. Немного отсидел правый бок и руку. На душе сожаление. Последний сон был интересен. Даже познавателен, запомнился ли? Первый-то сон на всю жизнь в память вдолбило. Теперь с эсэсовцами никаких церемоний не будет! А вот крайний…

Около танков стоит летучка, ремонтники выгружают катки и инструмент. Чуть поодаль пара «тридцатьчетверок» и машина с установкой ПВО. Танкисты настороже, расчет бдит. Добрался-таки связист до штаба корпуса и помощь привел.

Подходит Рябышев, на ходу расстегивая комбез. Следом семенит адъютант комкора, тащит два ведра с водой. На адъютанте форма как с иголочки, сапоги начищены, ремни «муха не сидела». Как умудряется поддерживать ее в идеале, непостижимо.

– Отдохнул, Кириллыч? – интересуется комкор, скидывая гимнастерку.

– Отдохнешь тут… – буркнул комиссар. Чертыхнулся – бинт на голове ослаб и частично съехал, держась только на присохшем нижнем слое. Снять бы эту чалму, да повязку нечем заменить, медпакетов не осталось.

– Давай освежимся, Николай Кириллович, да в путь, дел невпроворот, – Рябышев наклонился и кивнул адъютанту: – Лей!

Пока комкор умывался, кряхтя от наслаждения, комиссар скинул пропахшие дымом и потом комбез и гимнастерку.

Умывание прогнало сонную одурь. В голове прояснилось. Сейчас еще бы перехватить горяченького. Но связист привел рембригаду с охраной, а полевую кухню позабыл как-то…

Ремонтники вместе экипажами уже поставили новые катки и заменили траки. Натянули гусеницы довольно быстро. На взгляд комиссара, в мирное время так в норматив не укладывались.

Он хмыкнул и задумался. Отчетливо вспомнился сон с картами. Подробно. Настолько, что засвербело…

– Дмитрий Иванович, – сказал он Рябышеву, – мысль одна в голове все вертится.

– Дельная хоть? – осведомился комкор, застегивая гимнастерку. Адъютант стоял рядом и держал наготове комбез. Чистый, и где только раздобыл?

– А ты послушай и реши.

– Ну, давай, излагай, только кратко. Сейчас ребята все тут соберут, и мы выдвигаемся.

– Карта нужна, без нее никак.

Рябышев обернулся к адъютанту. Тот уже держал планшетку с картой поверх. Золотой человек!

Карту развернули на броне, прижав углы планшеткой и шлемами.

– Смотри, Иваныч, обстановка тебе известна. Кто, где и куда, тоже. Вспомни показания пленных и разведданные. Выходит, что мы на шаг, даже на два позади противника. Инициатива полностью за ними, но есть мысли, как все изменить. Вот – выстраиваем оборону по рекам Турья, Стоход, Стырь, Горынь, Случь. Берега болотистые, чем не естественная преграда? Весь смысл во множестве рубежей. Далее, артиллерийские бригады и стрелковые дивизии сосредотачиваются на направлениях движения танков противника. Мехкорпуса должны быть готовы для выхода в тыл группы армий «Центр». Главный удар наносится в тыл армиям фон Бока, нарушая все линии снабжения и тыловые коммуникации. Парировать немцам нечем, ударные группировки группы армий «Центр» далеко. Клюге и Гудериан остаются без подпитки горючим и боеприпасов, не говоря об эвакуации раненых. Более того, группа армий «Центр» оказывается в окружении, с одной стороны наши мехкорпуса, с другой войска Западного и Резервного фронтов.

Перед противником возникает вопрос наведения порядка в своем тылу и восстановления линий снабжения. Танковым группам Гота и Гудериана придется разворачиваться и пройти триста километров для зачистки своих тылов. А это трата горючего, не думаю, что у них значительные запасы. Представь – горючее закончилось и…

– Немцам придется бросить или взорвать часть танков еще до встречи с нами, – заканчивает мысль Рябышев.

– Именно! Стратегическая инициатива переходит к нам. Противник постоянно натыкается на подготовленные узлы обороны. И попусту тратит силы в позиционных боях, выдыхается, исчерпывает резервы, раз за разом проламывая подготовленную на своем пути оборону. И вот когда станет ясно, что немцы выложились полностью, надо обрушиться на них соединенной мощью всех мехкорпусов. И гнать без передышки, не давать где-то организовать оборону.

Комиссар замолк и взглянул на задумавшегося комкора.

– Ну как?

Рябышев потер подбородок. Затем хмыкнул, протянул руку и сдвинул часть бинта, закрыв правый глаз.

– Кутузов!

– Левый глаз должен быть, и Кутузов им видел, кстати. Ты лучше скажи, что думаешь?

– Хм… – комкор задумчиво посмотрел на своего комиссара. – Поехали, Николай Кириллович. Этот вопрос надо в штабе решать. По машинам!

Командирские танки возглавили колонну. Как всегда, как и должно быть. Командиры всегда впереди!

Колонна нацеливается на сосновый бор. Иного пути к штабу корпуса нет. Головным идет КВ Рябышева. Комкор торчит в башне и смотрит вперед, оценивая путь через пылающий лес. Понизу уже все выгорело. Теперь пожар резвится в сосновых кронах.

Огонь бывает красив. Можно долго смотреть на кадриль пламенных лепестков в костре, но тут от масштабности стихии берет жуть. Адская пляска. И путь именно через нее.

Комкор решительно взмахивает рукой и спускается в башню. Люк закрывается, и КВ въезжает в пылающий лес. «Тридцатьчетверки» устремляются следом за своим командиром. И в огонь, и в воду!

Люки закрыты плотно. Только механик не прикрыл, чтобы обзор иметь.

Пламя ревет в верхах. Крупные угольки не падая роятся меж стволов. Сыплется огненная труха. Ветки и сучья стучат в броню. В танке становится жарко. Как в домне, появляется мысль. Сдюжим ли?

– Три танкиста, три веселых друга… – это мех, ювелирно работая рычагами, выводит песенные куплеты.

Невольно начинаеи подпевать. Сдюжим!

– …экипаж машины боевой!..

Танки мчатся сквозь огненный тоннель к темному пятну впереди. Обычно наоборот стремятся к свету в тоннеле…

Колонна вырывается из пожара неожиданно. Пики обгоревших сосен остаются позади, танки выкатываются на небольшую поляну, у края которой стена камыша и полоска воды за ней. Головной КВ сворачивает к берегу и замирает у камышовых зарослей. Из башни появляется Рябышев. Комиссар тоже открывает люк и выскакивает на свежий воздух. Броня необычайно горяча. Если броневая сталь не закалилась, то люди точно стали крепче!

Колонна проскочила через пожар без потерь. Экипажи вываливаются из танков, тяжело дыша, и смотрят назад, не веря своим глазам, неужели живы?

– Думал, сварюсь, – делится впечатлением Рябышев. – У тебя все целы?

– Целы. Стальной горшочек тоже не подвел.

Комкор смеется незамысловатой шутке.