По Северо-Западу России. Том I. По северу России - Константин Константинович Случевский

где предполагались ночевка и осмотр другого китобойного завода, гораздо менее значительного по обстановке и характеру.

Урская губа значительно более Арской; как гавань, она просторнее и удобнее. Она соединяется с морем тремя проходами: большим, средним и малым, образуемыми довольно объемистым островом Шалимов и другим некрупным — Еретики. Вход в губу при вечернем освещении очень красив. Справа тянется длинная, закругленная, невысокая скала, — скорее луда, чем скала; слева глядят из морской пучины такие же невысокие островочки; как след долгого, все еще не успокоившегося вполне волнения, поперек проливчика протянулась густая, широкая полоса белой пены. Пароход перерезал ее, и нельзя было не любоваться глубокой, состоявшей из многих планов панорамой губы. Казалось, будто судно входило в какую-то широкую, могучую реку, обставленную жилистыми, футов в 600 вышины, скалами. Эта река — так казалось по крайней мере — должна идти куда-то далеко внутрь нашей родимой России, к нашим центральным губерниям. Если в Арской губе виднелись и березки, и рябинки, здесь все было, безусловно, голо, даже и мха казалось мало по этим безотрадным гранитам. Но очертания чудесны. Легкий туман, носясь неширокими, гладкими полосками, давал горизонтальные линии; скалы воспроизводили — вертикальные. Это была молчаливая музыка камней и туманов в розовом свете опускавшегося солнца. Завод, фактории и становища, стоящие на самом деле друг против друга на обоих берегах губы, были заметны справа и стояли — так казалось, по крайней мере — на одном берегу. Колония, имеющаяся в этой губе, расположена на двенадцать верст дальше внутрь. По-видимому, в этой стране полночного света мало было света одного только солнца, и вот зажглось над нею, медленно поигрывая широкими радужными лучами своими, как на туманных картинах, другое, ложное солнце. Мало было и этого: зажглось третье, но уже очень бледное, едва видневшееся тусклым пятном в серовато-розовых легких облаках.

Ура-губа. Еретики. Фактория.

Ура-губа. Китобойные пароходы.

Благодаря обилию света этих трех солнц, путешественники решили съехать к китобойному заводу и тотчас по прибытии осмотреть его, с тем, чтобы иметь полную возможность распорядиться завтрашним днем с утра. В этот день пища матросов была совершенно исключительного характера. Их угостили громадным палтусом, ближайшим родственником кривой, но вкусной камбалы. Достигают здешние палтусы, говорят, до 14 пудов веса; вид этой рыбы вполне своеобразный и даже внушительный; крепость навара ухи этой колоссальной рыбы и вкус её заслужили всевозможные похвалы. Палтус называется не напрасно «свининой промышленника». Уха из него была действительно чем-то из ряду вон хорошим и питательным. Подавали палтус жареный и отварной; которому из двух отдать первенство, — осталось неразрешенным. Но экипаж судна был в восторге и упитывался лукулловским обедом на славу.

Палтусы — это одно из неисчислимых богатств нашего Поморья. Иногда целые стада палтусов гуляют или отдыхают неподвижно в поясе Рыбачьего полуострова, верстах в 30 — 40 от берега. Их забирают, конечно, норвежцы, узнающие, о присутствии их в том или другом месте, по устным сообщениям, или печатным бюллетеням. Ловят камбалу и палтусов на «продольники», укрепляемые по дну якорями. На отмелях, при ясной воде, сквозь синь воды, распластавшиеся палтусы и камбалы лежат большими массами и кажутся на белых лесках темными пятнами. «Палтусовая карга» идет от Териберки к северо-западу, к Сергееву мысу на Рыбачьем полуострове и тянется в океан, как говорят, на очень далекое расстояние. Несомненно, что добыча палтуса и камбалы, как и все остальное, подлежала бы на нашем Мурмане бесконечному развитию, и гастрономы Москвы и Петербурга только возликовали бы успеху этого дела.

Еретики в Урской губе.

Второй китобойный завод. Акулы и акулий промысел. Необходимость его поднятия. Полуночный свет. Характеристика поморов. Торосный промысел. Посещение лопарского чума. Характер побережья на вершине скал. Лесной зверь и лесная птица. Китовое мясо как пища. Отъезд в Колу.

Китобойная компания, промышляющая в Еретиках, носит довольно длинное название «Первого русского китобойного и иных промыслов товарищества». Завод её открыт в 1883 году и имеет два китобойных парохода, стоявшие невдали от него на якорях. Следует пожелать доброго развития и этой компании, для чего, однако, ей необходимо, прежде всего, существенно преобразиться. Надобно одно из двух: или поступить так, как поступила Арская компания, задавшись исключительно китобойным делом, или, как это сделал «Рыбак», поставив себе главной целью треску. Вероятно, ничем иным, как недостатком капитала или разбросанностью и неясностью программы, можно объяснить себе то, что завод этот только жиротопный, и что туши китов за известное вознаграждение передаются им соседнему Арскому заводу для переработки в гуано. Если расчеты Арского общества верны, и китобойный промысел может дать очень хороший барыш только при переработке всего кита, то расчеты Урского не могут быть верны, так как общество, в прямой ущерб себе, сняв с кита жир, уступает тушу своему конкуренту.

Завод расположен очень красиво, на скалах; но растительности на них, кроме мха, нет никакой. Урская губа, в одном из разветвлений которой завод находится, самая спокойная и защищенная от всех ветров бухта западного Мурмана; она врезается в материк верст на пятнадцать и в глубине её, невидная от завода, находятся колония Ура, одна из самых больших: в ней жителей — около двухсот человек, имеющих пятнадцать промысловых ел, до восьмидесяти голов скота, одну лошадь (как видно, лошадь остается на всем Мурмане большой редкостью), шестьдесят овец и свыше трехсот оленей.

Здесь, следовательно, как и раньше, можно было убедиться воочию, что Мурман далеко не вполне лишен возможности скотоводства, как многие упорно и уверенно сообщали; правда, здесь кормят скот не одним только сеном, а со значительной примесью оленьего мха — ягелей. Почти все колонисты Уры — финляндцы; в их пользовании река Ура с её семгой; зимой тут ловится пушной зверь; довольно добычлив акулий промысел в самой губе. «Рыбка — Божье дарованье», — говорит помор, при чем тут следует разуметь и кита, и акулу. Акулий промысел находится у поморов в младенчестве; это, так сказать, Золушка всех наших мурманских промыслов, что очень жаль и очень странно. У норвежцев акула входит самостоятельной цифрой в статью доходов. Северная акула, этот бродяга-разбойник океана, этот морской волк, злейший враг наших поморов, не раз уничтожающий их долгий труд постановки яруса, достигает размеров колоссальных, до трех сажен длины, отнюдь не меньших, чем акулы Южного океана. Восемьдесят лет тому назад на Мурмане акул вовсе не ловили; об этом свидетельствует академик Озерецковский в своем сочинении: «Кола