По Северо-Западу России. Том I. По северу России - Константин Константинович Случевский

соединенными эскадрами в Балтийское море; но оказалось, что кедровый лес, из которого была построена «Диана», «есть как губка»; что на двух фрегатах не хватает 48 пушек, а вообще нет пороху, нет мундиров и люди по восьми месяцев жалованья не получали. Так рапортовал Брендаль посылавшей его в Балтику адмиралтейств-коллегии. В 1744 году из Екатерининской гавани ушли — и на этот раз, чтобы более не возвращаться — наши последние три военных корабля.

Выше сообщалось уже о тех печалях поморов, которые были поведаны ими по поводу уступки Норвегии нескольких лучших незамерзающих гаваней. Но что с возу упало, то пропало, — надо беречь остальное. Арская губа не замерзает никогда; Териберка — не совсем; Еретики сковываются льдом недели на две; Екатерининская гавань — это то место, из которого промысловый пароход, прозимовав, может направиться к Новой Земле уже в марте месяце и помешать норвежцам снимать богатые сливки с наших корневых промыслов. Кроме перечисленных удобных для промыслов местностей, имеется целый ряд других, не менее, если не более удобных: губы Зеленецкая, Шельпинская, Харловка, Семь Островов, Лица. По обширности, безопасности и удобству лучше прочих бухт считаются Екатерининская и Зеленецкая.

Вопрос о спокойных стоянках на нашем северном побережье — вопрос очень важный и давно уже вызывал всякие изыскания и соображения. В вопросе этом собственно две стороны: одна — промысловая, другая — военная; для той и другой совсем разные требования; но чтобы наше северное Поморье оставалось таким беззащитным, как в настоящую минуту, это нежелательно и невероятно. Когда рельсы соединят Волгу с Северной Двиной, что должно, как известно, совершиться в близком будущем, тогда значительная часть грузов направится не к Петербургу, а к северному побережью при новых условиях, — неужели же только старички «Бакан» да «Полярная Звезда» будут, по прежнему, представительствовать здесь от имени нашего флота, а остатки земляных валов, поднятых против англичан в 1854 году руками горожан и монахов в Онеге, Коле, Кеми и Соловецком монастыре, примут на себя обязанность внушать людям почтение к нашей береговой обороне? Это немыслимо.

О промысловых гаванях на Мурмане у нас, от поры до времени, за последние годы подумывали. Еще в 1871 году при Министерстве Финансов была образована особая комиссия для рассмотрения в этом отношении различных предположений. От этой комиссии, нашедшей необходимым устройство хорошего порта, была отправлена на Мурман подкомиссия, решено было задаться мыслью устройства порта свободного ото льда, лежащего приблизительно на полпути от Норвегии к Архангельску, в котором могли бы быть поставлены всякие склады, начиная от угольных. Такой гаванью предложена была комиссией губа Могильная, находящаяся на южной части острова Кильдина, в которой с устройством мола получилась бы прекрасная стоянка в 12 или 14 верст в окружности. Тут, в защите от всякого ветра, подходя к берегам вплотную, суда могли бы запасаться всем необходимым;тут находилось бы: мировой судья, становой, судебный следователь и врач с больницей. Мнение комиссии расходилось, по-видимому, с мнением департамента мануфактур и торговли, останавливавшегося на губе Ура. Близки ли были все подобные предположения к осуществлению, — неизвестно; но верен самый факт, что вопрос об устройстве торгового порта поднимался.

Былое Екатерининской гавани гласит, как сказано, о том, что в ней гостили и флоты. Если поискать хорошенько, то и кроме Екатерининской гавани найдутся для той же цели и другие, хотя бы близ Святого Носа, у Иоканских островов. Мечта — мечтой, а дело — делом, и можно бы, пожалуй, рискнуть изображением следующей мысли: если бы Петр Великий почувствовал всю тягость нашего положения в Дарданеллах и Зунде, он едва ли бы обошелся с Архангельском так бесцеремонно, как обошелся с ним, открывая все льготы в пользу Петербурга и Балтийского моря. Иметь море и не пользоваться им — это действительно странно, и Петр Великий непременно обратился бы к нему. Мурман с его неисчерпаемым рыбным богатством, но особенно далекий от Петербурга и Москвы, был всегда Золушкой по сравнению с каспийскими рыбными и тюленьими промыслами. Архив Министерства Государственных Имуществ за 1850-1870 года хранит множество бумаг, касающихся последних; не проходило месяца, чтобы какое-либо мероприятие не восходило до Сената, Комитета Министров, Государственного Совета, до Высочайшей власти; там устроено было и действует до сего дня особое управление; имеется с 1870 года свой пароход, а с 1867 года управлению и всем судам, находящимся в его распоряжении, даны были даже особый флаг и вымпел. Это все для Каспия; для Мурмана до семидесятых годов не сделано было ничего или очень мало, и северное побережье наше не только в натуре, но и в государственном сознании заволакивалось туманами. С Высочайшего соизволения, в сентябре 1882 года была учреждена в Архангельске временная совещательная комиссия о потребностях Северного края; в октябре того же года — особая на этот предмет комиссия при Министерстве Финансов, окончившая свои работы в апреле 1885 года. Меры, ею проектированные, в большинстве приведены уже в исполнение.

«3абияка», дав круг по Екатерининской гавани, в зеленом кольце её берегов и в молчаливом, незримом присутствии воспоминаний, вышел снова в Кольскую губу и направился прямо к югу. Эта губа действительно похожа на извивающуюся реку. Некоторые называют всю ее рекой Колой, и это, пожалуй, имеет некоторое основание, потому что близ города Колы губа как бы образуется от слияния двух рек: Колы и Туломы. «Кольская губа — что московская тюрьма», — говорят поморы, изображая этим довольно неудачно ту особенность её, что она, не замерзая во всю зиму, иногда в начале марта покрывается льдом и стоят под ним за Благовещенье, мешая промышленникам, собравшимся в Колу, выйти в океан.

В восьми верстах от города, уже к вечеру, судно бросило якорь подле Абрамовой «пахты», то есть скалы, и Анна-«корги», то есть обсушной, песчаной мели. Слева поднимались обросшие сплошным лесом, довольно поло гие, но не менее возвышенные горы, а подле самой воды виднелся лопарские чум. Скала Абрамова пахта, отвесная, в 100 футов вышины, совершенно темная, была усеяна, будто светлым бисером, по всем выступам своим морской птицею; иногда бисер этот приходил в движение; одни из белых бисеринок перелетали к другим, будто делая друг дружке визиты; белые полосы помета нависали по скале отовсюду, и неумолчные крики доносились издали, когда судно, выпустив все пары, окончательно замолкло; это были, должно быть, разговоры при визитах птиц, более или менее занимательные. С якорного места еле-еле виднелась, едва поднимаясь над водой, Кола.

Так как было предположено назавтра, воскресенье, 23-го июня, быть у обедни в Коле, то весь вечер оставался