Запретная. Моя - Элла Александровна Савицкая

постоянно уезжает. Считала, что она беспрекословно выполняет приказы отца. А она оказывается, налаживала там жизнь и готовила нам подушку.

– Мамочка, ты что? Не надо этого делать.

– Надо, Даш.

– Да нет же. Да и я никуда не поеду, – развожу руками словно она может меня видеть, – я знаю, ты хотела как лучше, но моя жизнь здесь. Здесь Руслан и…

– Даш, – мама останавливает меня, – Руслан сегодня есть, а завтра нет. Ты не можешь быть уверена в будущем.

– Не могу. Но и вот так уехать я тоже не могу. Пусть мы не вместе и как ты сказала, я не знаю, что будет завтра. Но если я уеду, то никогда и не узнаю могло ли вообще что либо быть.

В трубке повисает молчание. Я слышу, как мама нервно дышит.

Понимаю на что она пошла ради меня, и очень ценю, но вот так бросить всё просто не могу.

– Даш, я столько месяцев здесь все собирала. – слегка обвиняюще говорит она, – Частями вывозила вещи, чтобы Витя ничего не заподозрил.

– Я благодарна тебе. И за деньги, и за заботу. Но мне будет лучше здесь. А ты можешь всегда приезжать и помогать. Мне это будет нужно.

Слышу, в каком она раздрае, но и я в не меньшем.

И возможно, уехать действительно было бы правильно, но я не могу так поступить. Не могу и не хочу.

Не сейчас.

Мы заканчивает разговор, потому что деньги на счету у мамы закончились.

Я нервно меряю комнату шагами.

Не думала, что мама решится на такое колоссальное изменение в ее жизни. Папа для нее всегда был константой. Они с ее шестнадцати лет вместе.

До самого вечера я не нахожу себе места. Подсознательно жду, когда появится папа. Почему—то не сомневаюсь в том, что это случится. После того нашего разговора по телефону уверена, что новость о том, что я в больнице он не проигнорирует.

И оказываюсь права.

Папа приезжает уже после того, как заканчиваются часы для посещения.

Не знаю сколько ему это стоит, но его пропускают в палату. Обычно это запрещено, и все пациенты должны спускаться в комнату посещений.

Я как раз возвращаюсь из душа, когда захожу и вижу его.

Отцовский взгляд придирчиво скользит по кроватям и стенам палаты. Задерживается на покошенной тумбе.

А потом замечает в дверях меня.

Осматривает с ног до головы, задерживаясь на животе, пока я молча подхожу к своей кровати.

Прошлая наша встреча возымела на меня очень сильный эффект. Сейчас же я держу себя в руках.

Врач категорически запретила мне нервничать, если не хочу вызвать ухудшение своего положения.

Поэтому я мысленно выставляю вокруг себя броню.

– Здравствуй, – звучит сиплый голос папы.

– Привет, – присаживаюсь на край кровати и встречаюсь с ним взглядом.

Внимательный взгляд испещренных тонкими морщинками глаз скользит по моему лицу.

Папа открывает рот, чтобы что—то сказать, но так и не решившись, садится со мной рядом.

– Как ты? – оперевшись локтями на колени, складывает пальцы в замок.

– В порядке. А ты?

Хмыкнув, смотрит на свои руки.

– Когда я сказал, чтобы ты возвращалась домой, я не шутил, Дарья, – произносит серьезно.

– Я знаю, – разглядываю его ближе.

Папа выглядит напряженным. На лице добавилось морщин, взгляд как будто и не его.

– Так почему не вернулась?

– Потому что я не собачка, которую можно выгнать пинком под зад, а потом сжалиться и вернуть обратно. Ты дал мне понять, что ни я, ни мой ребенок тебе не нужны.

– Я вспылил, – слышно, что слова даются ему не легко. Будто он их из себя силой выталкивает.

– Вспылить – это поссориться, а через несколько дней помириться. Твое решение было взвешенное и обдуманное, – хоть и стараюсь звучать спокойно, а нотки горечи скрыть не получается. – Пол года от тебя не было ничего слышно. А теперь ты говоришь мне возвращаться?

– Да потому что ты упрямая! – не выдерживает и эмоции прорываются наружу, – Неужели не могла сама прийти за все это время хоть раз? Другие дети уходят из дома, а потом сами прибегают и прощения просят. И ничего. Корона с них не падает. А ты… гордая, твою мать.

– То есть если бы я пришла с поклоном, ты бы меня простил? – смотрю на него и не верю.

– Да конечно! Если бы я знал, что тебе приходится полы драить…

В глазах зияет непринятие и злость.

– Пап, ты сейчас шутишь? Ты не давал маме мне помогать. Выставил меня взашеи из дома. Столько времени делал вид, что я тебе больше не дочь, а на самом деле просто ждал, когда я сама приду?

Весь его вид подтверждает то, о чем я и сама догадывалась. Его принципы и гордость не позволяли принять тот факт, что он совершил ошибку и сожалеет о ней.

Выдохнув, он коротко мотает головой.

– В общем, после выписки я заберу тебя домой, – так и не озвучивает своей слабости, а в привычной манере ставит перед фактом.

– У меня уже есть дом.

– Какой? У этого своего уголовника?

– Он не уголовник, – произношу твердо, – и я не живу у него, если ты об этом. Я снимаю квартиру.

– На какие шиши?

– Ее оплачивает Руслан.

– Ворованными деньгами?

– Он работает. На стройке. И в отличии от тебя все это время помогал мне.

Да, я всё еще до конца не доверяю Руслану, но это факт.

– Я вижу, как он помогал. Что ты аж поломойкой устроилась.

– Я больше не работаю. Это была… ошибка.

– Конечно, ошибка. – Взрывается папа. – помощник хренов.

– Пап, хватит! – останавливаю его взмахом руки. – Ты не имеешь права сейчас на все эти жестокие слова в адрес Руслана или меня. Ты свои приоритеты выставил. Я их поняла. Если ты сожалеешь о том, как поступил, то мог просто извиниться. Сказать, что был не прав, а не рассыпаться здесь в злостных высказываниях. Ты этим только сильнее меня от себя отталкиваешь.

В этот момент в дверь раздается стук и в палату входит медсестра.

– Извините, что врываюсь, но тебе тут принесли, Даш, – вручает мне небольшой пакет с зефиром внутри и йогуртом. – Припозднился твой парень сегодня. Конечно, пустить я его не могу, а вот передать сладости – это легко.

Сердце мое трепетно сжимается.

А говорил, что не заедет…

– А вас я попрошу покинуть палату, – вежливо просит Полина папу, – у нас уже отбой через пять минут.

Глава 57

– Принимаю работу.

Хлопнув меня по плечу, Барский ещё раз обводит взглядом объект. Только что он