Птичка в клетке или Клетка с птичкой - Нинель Лав

— Они тоже по второй едят… Обещаю, больше не будем. А на кладбище я не поеду!

И, как всегда, с ней случалось…

На похороны Кира пошла.

Не на сами похороны, конечно, а так, мимо проходила…

Накинув на голову серебристый шарфик, Кира под руку с Евгением Красновым медленно «прогуливалась» по аллее, где проходили похороны Татьяны Мельник и ее ребенка, вернее, захоронение урн в колумбарии на центральной аллее.

В одну из ячеек в «бетонной стене» поставили две урны с прахом, положили белые гвоздики и плюшевого, розового зайца. Закрыли толстым стеклом с именем и фамилией женщины, ниже было написано «младенец».

Ах как жаль, ах как жаль…

Они прошли туда-обратно несколько раз и направились к выходу.

— Словно шпионы какие-то, — улыбаясь во весь рот, шептал Краснов, искоса поглядывая на свою «сонную» спутницу.

— Не улыбайся, — тихо просила его Кира.

Но охранник не слушал, поглядывал по сторонам и улыбался, и тогда Кира ущипнула его за руку пониже плеча, от неожиданности он ойкнул и перестал улыбаться.

— Больно же, Кира Дмитриевна, — потирая руку, обиделся Краснов.

— Не улыбайся, прошу же…, - прошептала Кира и, споткнувшись, сильнее схватилась за руку мужчины. — Кажется, каблук сломался. До машины далеко?

— Я могу вас на руках донести, — предложил Краснов, наклоняясь к рассматривающей сломанный каблук спутницы.

«— На руках меня носил только мой «милый, славный Ланселот», я обнимала его за шею, нежно целовала в губы, и он кружил меня по комнате, а потом мы долго-долго занимались любовью, лежали в обнимку, он рассказывал мне про гейшу и мне захотелось надеть кимоно и выйти к нему… Какие бы у него были глаза! Нет, не надо вспоминать, — приказала себе Кира, но воспоминания о Валентине роились в голове, налезали друг на друга и избавиться от них не было никакой возможности, — Как тебе живется с новой королевой, теперь уже не мой «милый, славный Ланселот»? Да и Ланселот ли ты теперь…»

Расставаться с Валентином было тяжело — тело просто изнывало от разлуки с ним, а вспоминать о нем было невыносимо больно….

Она посмотрела на охранника полными слез глазами и медленно покачала головой.

— Если бы ты был… — тихо прошептала она и нежно погладила Краснова по руке, там, где недавно ущипнула. — Прости, я не хотела сделать тебе больно…

— Да ладно, мне и не больно, — смутился Евгений Краснов от такого душевного проявления симпатии. — Чего так расстраиваться из-за каблука то, Кира Дмитриевна? Починим.

— Да, — тихо согласилась Кира, едва сдерживая рыдания, — из-за каблука не надо…

Слезы текли у нее по щекам, и, чтобы скрыть их, она натянула шарф на самые глаза и пребольно ущипнула себя за руку, чтобы боль физическая затмила боль душевную…

65

Все время звоня по телефону, Валентин гнал машину на дачу, надеясь застать там Киру и обо всем поговорить. Поговорить о том, что он виноват, что ошибся, что очень сожалеет о случившемся, о том, что она для него одна единственная…

На звонки Кира не отвечала, и Валентин начал названивать охране сопровождения.

— Зайцев. Вы где? — когда ему ответили, спросил он.

— На Николо-Архангельском…

— Почему Кира Дмитриевна на звонки не отвечает?

— Она телефон дома забыла.

Валентин развернул машину и помчался в другую сторону

«— Ко мне спешила, а я…»

Как же так получилось?

…Покидая номер, Валентин собрал свои вещи, достал из внутреннего кармана бархатную коробочку и, открыв ее, немного полюбовался изящными, золотыми сережками с маленькими бриллиантиками, купленными в подарок любимой женщине, представил, как она обрадуется его подарку, скажет: «Какая прелесть» и спрятал коробочку на груди…

В аэропорт Валентин приехал на час раньше начала регистрации, сидел в кафе, попивал кофе и, от нечего делать, рассматривал пассажиров: женщины с детьми, мужчины с баулами, бабулька с торбами на перевес… Высокая, темноволосая девушка с косой тащила тяжелую сумку на двух колесиках. Сумка вихляла из стороны в сторону, и девушка устала удерживать равновесие.

Валентин улыбнулся и подумал, что надо бы помочь и уже поднялся было из-за столика, как девушка, словно почувствовав его взгляд, посмотрела в его сторону, улыбнулась и даже помахала рукой.

Валентин обернулся, ища знакомого девушки, но, как оказалось, махала она рукой именно ему. Девушка изменила направление своего движения и теперь тащила сумку прямо к нему.

— Валентин Александрович, здравствуйте! Как хорошо, что я вас встретила!

Валентин смотрел на девушку и не узнавал ее.

— Вы меня не помните? — она подтащила сумку совсем близко и ему пришлось (хочешь не хочешь) помогать. — Я массажист из госпиталя, где ваш друг лечится.

— Извините, что не узнал вас, — Валентину совершенно было не интересно как ее звали.

Он просто поднял сумку, обхватив ее рукой, и пошел к стойке регистрации. Девушка семенила следом, глядя на него восхищенными глазами. Они немного поболтали, дожидаясь своей очереди и поднялись в самолет.

Места у них оказались близко друг от друга и девушка, взяв инициативу на себя, поменялась местами с его соседом. Всю дорогу они болтали и даже перешли на просто имена, без отчеств, чокаясь минералкой, а потом пили сок «на брудершафт», за которым девушка ходила к стюардессе. Она смешно передразнивала всех: Киру, вскидывая вверх подбородок и выпрямляя спину, Дмитрия Викторовича, принимая благородную осанку лорда, Инну Валерьевну, поправляя очечки и заправляя непослушные волосы под шапочку. В общем, он узнал много нового о себе и обо всех: что Дмитрия Викторовича в госпитале называют «сноб» или «джентльмен», Киру «Ледяной Королевой» или «Ледышкой», Павла «солдафоном» или «стойким оловянным солдатом», профессоршу «Знайка», а его «Здоровяк» или «Синеглазка»

Девушка ему понравилась — ее звали Елена Власова, сибирячка и ей двадцать один год. Он даже подумал, что вот именно такие — скромные и не очень красивые, становятся хорошими верными женами, о которых все время твердила его мама.

Девушка смотрела на него влюбленными, каштановыми глазами и этот взгляд и успокаивал его, и будоражил одновременно. Вот такой