Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

После полудня он направился к Криппсу, надеясь получить какое-то объяснение. Но секретарша сказала, что Криппса сейчас нет и не будет — он уехал в Мюнхен по срочному делу. Баллард оставил записку с просьбой об аудиенции.

Выйдя из офиса на холодную улицу, он заметил, что стал объектом пристального внимания узколицего мужчины с залысинами и смешным хохолком на лбу. Баллард знал, что это человек Криппса, но не мог выудить из памяти имя.

— Саклинг, — напомнил тот.

— Ну конечно, — ответил Баллард. — Привет.

— Нам стоит поговорить, если у вас есть пара минут, — сказал Саклинг.

Его голос был таким же тонким, как и лицо. Балларду совершенно не хотелось слушать его сплетни. Он уже открыл рот, чтобы отказаться, но Саклинг спросил;

— Я думаю, ты слышал, что случилось с Криппсом?

Баллард отрицательно покачал головой.

Саклинг, как; удовлетворенный обладатель ценных сведений, повторил:

— Нам нужно поговорить.

Они пошли по Кантштрассе в сторону зоопарка. На улице было полно людей — обеденное время, — но Баллард почти не замечал их. То, что рассказывал ему Саклинг, требовало полного и абсолютного внимания.

Все было очень просто. Криппс, по-видимому, сам подготовил встречу с Мироненко, чтобы лично убедиться в его искренности. Дом в Шенеберге, выбранный для этого, уже использовался в подобных целях и считался одним из надежнейших явочных мест. Но прошлым вечером обнаружилось, что это не так. Очевидно, люди из КГБ следили за Мироненко до самого дома, а затем попытались сорвать встречу. Свидетелей того, что произошло дальше, не осталось: оба человека из сопровождения Криппса (один из них, Оделл, был старым сослуживцем Балларда) убиты, сам Криппс в коме.

— А что с Мироненко? — спросил Баллард.

— Наверное, они забрали его домой, на родину. — Саклинг пожал плечами.

Баллард уловил фальшивую ноту.

— Спасибо, что вводишь меня в курс событий, — сказал он, — но зачем?

— Ведь вы с Оделлом дружили, не так ли? Без Криппса у тебя остается совсем немного друзей.

— Правда?

— Не хочу тебя обидеть, — быстро заговорил Саклинг, — но у тебя репутация диссидента.

— Переходи к делу.

— Нет никакого дела. Я просто подумал, что тебе следует знать о том, что случилось. Я сам рискую головой.

— Отлично, — произнес Баллард и остановился.

Саклинг прошел еще несколько шагов и повернулся к нему; Баллард стоял, усмехаясь.

— Кто тебя подослал?

— Никто, — ответил Саклинг.

— Отличный способ распространять придворные сплетни. Я почти поддался. Ты очень убедителен.

На тощей щеке Саклинга был очень заметен нервный тик.

— В чем меня подозревают? Они считают, что я спелся с Мироненко? Не думаю, что они настолько глупы.

Саклинг горестно покачал головой, как врач при виде неизлечимого больного:

— Тебе нравится плодить врагов?

— Такова профессия. Я не потеряю сон из-за этого, не надейся.

— Грядут большие перемены, — заявил Саклинг. — Уверен, скоро ты получишь ответы на все вопросы.

— Засунь свои ответы себе в задницу, — ответил Баллард очень ласково. — Надеюсь, придет время и я смогу поставить правильные вопросы.

То, что к нему подослали Саклинга, оставило неприятный осадок. Они хотели проверить его, но зачем? Неужели они всерьез считают, что он вступил в сговор с Мироненко или хуже того — с КГБ? Баллард подавил негодование; оно замутняло мозги, а ему требовался ясный рассудок, чтобы правильно разобраться в происходящем. В одном Саклинг совершенно прав: у Балларда есть враги и без прикрытия Криппса он стал уязвимым В таких обстоятельствах можно выбрать одну из двух тактик: вернуться в Лондон и там лечь на дно или остаться в Берлине и ждать следующего маневра противника. Баллард остановился на втором. Игра в прятки ему бы быстро наскучила.

Сворачивая с Норт на Лейбницштрассе, он заметил в витрине магазина отражение человека в сером пальто. Баллард видел его лишь мельком, но лицо показалось знакомым. За ним послали хвост? Он резко обернулся и пристально посмотрел на человека. Тот, похоже, смутился и отвел глаза Может быть, только показалось, а может быть, и нет. Впрочем, какая разница, подумал Баллард. Пусть следят сколько угодно — он ни в чем не виноват. Таковы условия этой безумной игры.

Странное ощущение счастья посетило Сергея Мироненко; оно возникло без видимой причины и переполнило сердце.

Ведь еще вчера его состояние казалось невыносимым. Боли в руках, в голове и позвоночнике непрерывно усиливались, а теперь к ним присоединилась чесотка — до того нестерпимая, что он вынужден был остричь ногти до мяса, чтобы не содрать себе кожу. Он чувствовал, что тело восстало против него. Именно это он пытался объяснить Балларду: он отторгнут от себя самого и боится, как бы его не разорвало на части. Но сегодня страх исчез.

Страх, но не боли. Они, пожалуй, стали еще сильнее. Связки и сухожилия казались растянутыми сверх положенного природой предела: суставы распухли от притока крови, и кожа на них была в синяках. Но исчезло предчувствие надвигающегося катаклизма: взамен пришло дремотное успокоение.

Когда он пытался восстановить в памяти цепь событий, приведших его к такой перемене, происходило нечто странное. Ему предложили встретиться с начальником Балларда — это он помнил. А вот пошел он туда или нет — не помнил. Ночь была слепым пятном.

Баллард, наверное, знает, что к чему, думал он. С самого начала англичанин понравился ему, вызвал доверие и ощущение, что они похожи, несмотря на все различия. Надо положиться на инстинкт, и он сам разыщет Балларда. Англичанин, конечно, удивится; сначала даже рассердится. Но эта маленькая вольность будет прощена, когда он поведает Балларду о своем нежданном счастье.

Баллард обедал поздно и до ночи пил, всегда в одном и том же баре «Кольцо», где собирались трансвеститы. Сюда его впервые привел Оделл почти два десятка лет назад Без сомнения, Оделл выбрал это место, чтобы продемонстрировать неискушенному коллеге свою осведомленность по части берлинского декаданса, но Баллард, никогда не испытывавший никакого сексуального интереса к постоянным клиентам «Кольца», сразу почувствовал себя здесь как дома. Его нейтралитет уважали; никто к нему не приставал. Он просто пил и смотрел на дефилирующий перед ним парад трансвеститов.

Сегодня это место напомнило ему Оделла, чье имя теперь не стоит упоминать в разговоре из-за его причастности к делу Мироненко. Баллард уже видел, как это делается. История не прощает провалов, за исключением особо скандальных, в которых есть блеск. В честь людей, подобных Оделлу, — честолюбцев, попавших в западню по причине собственной ошибки, — не чеканят медали и не слагают песни. Для них — только забвение.