Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

Саклинг попытался переменить тему:

— Мне понадобилось два года, чтобы войти здесь в доверие.

Баллард рассмеялся.

— Я доложу об этом, черт возьми!

— Конечно, — ответил Баллард спокойно. — Но все же где Криппс?

Саклинг окончательно убедился, что имеет дело с сумасшедшим, и умерил свое негодование.

— Хорошо, — сказал он. — Я пришлю кого-нибудь, и тебя к нему отведут.

— Не очень хорошо, — отозвался Баллард.

В два широких шага он достиг Саклинга и схватил его за лацкан пиджака. За десять лет Баллард не провел в обществе Саклинга и трех часов, но у него каждый раз чесались руки сделать то, что он делал сейчас. Освободившись ударом от захвата, он толкнул Саклинга на стену, уставленную книжными шкафами. Задетые ногой Саклинга, полки извергли поток печатной продукции.

— Ну, попробуй еще разок, старина, — сказал Баллард.

— Убери свои поганые руки! — Ярость Саклинга удвоилась.

— Еще раз, — повторил Баллард. — Криппс.

— Я устрою тебе большие неприятности. Тебя выгонят!

Баллард наклонился к его багровому лицу и улыбнулся.

— Меня все равно выгонят. Погибли люди, понимаешь? Лондон требует очистительной жертвы, и, наверное, это буду я.

Саклинг помрачнел.

Баллард с силой притянул к себе Саклинга.

— Поэтому мне нечего терять, верно?

Храбрость Саклинга пошла на убыль.

— Криппс мертв, — произнес он.

Баллард не отпускал его.

— То же самое ты говорил про Оделла.. — заметил он, и глаза Саклинга расширились. — А я видел его прошлой ночью. За городом.

— Ты видел?

— О да.

Упоминание об Оделле воскресило в памяти сцену на аллее, запах мертвого тела, всхлипы мальчика. Есть ведь и другие религии, думал Баллард, отличные от той, что он когда-то разделил с этой тварью, подмятой им. Религии, чьи молитвы суть плоть и кровь, чьи догматы — сны. Где же ему окреститься в эту новую веру, как не здесь, в крови врага?

Очень далеко в голове Баллард услышал шум вертолетов, но не дал им подняться в воздух. Сегодня он был сильным: сильные руки, сильная голова, сильное тело. Когда он приблизил ногти к глазам Саклинга, легко брызнула кровь. Внезапно ему показалось, что из-под кожи он видит лицо — лицо, оголенное до сути.

— Сэр?

Баллард посмотрел через плечо. В дверях стояла секретарша.

— О, простите, — пролепетала она, ретируясь в смущении.

Судя по ее вспыхнувшим щекам, она решила, что нарушила любовное свидание.

— Постойте! — окликнул ее Саклинг. — Мистер Баллард… уже уходит.

Баллард оставил свою жертву. У него еще будет возможность лишить Саклинга жизни.

— Еще увидимся, — сказал он.

Саклинг вынул из кармана носовой платок и вытирал лицо:

— Обязательно.

Теперь им займутся, в этом можно не сомневаться. Он проявил норов, и они постараются заставить его замолчать как можно скорее. Это не беспокоило его. Чем бы они ни прочищали ему мозги, они переоценивают свои методы; они думают, что он глубоко хоронит сны, но сны все равно выберутся на поверхность. Это еще не началось, но он знал — вот-вот начнется. Не раз и не два по дороге домой он чувствовал спиной чей-то взгляд. Может быть, за ним все еще следили, но инстинкты говорили другое. То, что он ощущал рядом с собой — почти дыхание — было, возможно, другой частью его самого. Ему казалось, что он под защитой некоего доброго ангела.

Он бы не удивился, застав дома незваных гостей, но там никого не было. То ли Саклинг еще не поднял тревогу, то ли верхние эшелоны пока не выбрали тактику. Он положил в карман кое-что из того, что хотел бы скрыть от оценивающих взглядов, и снова вышел на улицу. Никто не пытался его задержать.

Хорошо быть живым, думал Баллард, несмотря на холод, делавший пустынные улицы еще более мрачными. Он решил — без всякой причины — отправиться в зоопарк, где не был ни разу за все двадцать лет жизни в этом городе. Он шел не торопясь и думал, что никогда еще не был так свободен, как сейчас; что он сбросил власть над собой, как старое пальто. Не удивительно, что они его опасаются; на то есть веские причины.

На Кантштрассе было полно народу, но он легко прокладывал путь сквозь толпу: люди словно чувствовали его необыкновенную целеустремленность и давали ему зеленую улицу. Однако уже у самого зоопарка кто-то толкнул его. Он обернулся, чтобы высказаться в адрес этого парня, но увидел лишь затылок, владелец которого уже погружался в людской поток на Харденбергштрассе. Заподозрив вора, Баллард проверил карманы и в одном из них нашел клочок бумаги. Он знал, что лучше сразу прочитать записку, но все же еще раз оглянулся, пытаясь узнать курьера. Однако тот уже скрылся из виду.

Баллард отложил посещение зоопарка и направился в Тиргартен, и там, под сенью деревьев большого парка, выбрал место и прочитал послание. Послание было от Мироненко. Русский просил о встрече по вопросу неотложной важности, в одном из домов в Мариенфельде. Баллард запомнил все в точности, а потом порвал записку в клочья.

Конечно, это могла быть ловушка, устроенная либо его собственной службой, либо вражеской. Или тест на преданность. Или попытка заманить его в такую ситуацию, в которой его можно было устранить. Впрочем, у него не было другого выхода, кроме как надеяться на то, что темной лошадкой окажется все же Мироненко. Какие бы опасности ни таило предстоящее рандеву, для Балларда это не ново. В конце концов, учитывая его скепсис относительно эффективности зрения, не каждый ли раз он встречается с очередной темной лошадкой?

Ближе к вечеру атмосферная влага сгустилась в туман, и когда Баллард вышел из автобуса на Хильдбургхаузерштрассе, туман уже овладел городом, присоединившись к пронизывающему холоду.

Баллард быстро шел по пустынным улицам. Он совершенно не знал этого района, но близость Берлинской стены наводила на мрачные догадки о том, что ничего хорошего здесь нет. Многие дома пустовали; в тех же, где кто-то жил, окна были наглухо задраены от холода ночи и прожекторов, бьющих со смотровых вышек. Лишь с помощью карты он нашел улицу, указанную в записке Мироненко.

Ни одно окно в доме не светилось. Баллард колотил в дверь, но не слышал шагов в прихожей. Он предусмотрел несколько возможных ситуаций, но не такую, чтобы ему не открыли дверь. Он постучал еще раз и еще.

Только тогда внутри дома послышалось какое-то движение и дверь наконец отворилась. Прихожая серо-коричневого цвета освещалась тусклой лампочкой без абажура Фигура, возникшая на фоне этого унылого интерьера, не походила на Мироненко.

— Ну, — произнес человек, — что вам нужно?