Вечный слушатель - Евгений Витковский

И громом их борьбы полна округа;

Душа - во власти горького недуга:

Без промаха кинжал разлуки бьет,

Так ястреб зорко цели свой налет

И гибнет голубь, слабая пичуга;

В слепой любви, не ведая стыда,

Бросаю крик души неосторожно

В простор, где слиты небо и вода.

Но всякое желание - ничтожно.

Жертрурия, я все стерплю, когда

С тобою встреча все еще возможна.

***

Отец, и Дух, и Сын, в одном - все трое,

Кем из безвидной тьмы сотворены

И злато Солнца, и сребро Луны,

И мир живой в его разумном строе;

Ты, зиждущий небесные устои,

Пред коим все в ничтожестве равны,

Ты, зрящий до последней глубины

Движенье мирозданья непростое;

Ты властен вызвать ураганный шквал,

Тайфун, исполненный великой яри

И поразить его же наповал.

Творец - воистину спаситель твари,

Ты повелел - и шторм отбушевал:

Ты никого не предал адской каре.

***

Над Мандови рыдал я, проклиная

Судьбу, меня приведшую туда:

Певец Коринны в древние года

Томился так на берегу Дуная.

Но, вместе с клеветою возрастая,

За мною по пятам гналась беда:

Тайфуны и недобрая звезда

Забросили меня в моря Китая.

Меня язвила злобная змея,

Я разве что не рухнул на колени,

Гиганту Мыса противостоя,

Скитался в диких дебрях - тем не мене,

Сподоблюсь горшей доли, если я,

Жертрурия, узнаю об измене!

***

Жертрурия, под властью волшебства

Вздыхаю ныне я, изнемогая;

Столь чистая душою, столь благая,

Ты ласков была со мной сперва;

Амур - о, нет жесточе божества!

Твердит меж тем, что ты совсем другая,

В мой бедный слух безжалостно вторгая

Жестокие и резкие слова:

"Коль радости мои тебе не внове,

Коль счастьем ты опился, как в бреду,

И н*ктаром смягчил пыланье крови

Не жаждай новых встреч, не кличь беду.

Несчастный, сетуй о былой любови,

Хули, несчастный, горькую звезду".

***

Луна-пастушка на простор небесный

Выводит звезды, как заведено:

Безумный Алкмеон давным-давно

В такую ночь спасался тьмой древесной.

Меня снедает ужас повсеместный,

И от него сокрыться не дано:

На ком лежит преступное пятно,

Тому весь мир тюрьмой предстанет тесной.

Спасенье - мрак... Но нет! В моем мозгу

Уже лучи Рассвета засквозили:

Я никуда от них не убегу!

О, где, Судьба, сияющих воскрылий

Я наконец не созерцать смогу?

Не отвечай - я знаю, что в могиле.

***

Тот, кто Судьбою много раз пригрет,

Ужель не возомнит, что жизнь - приятна,

И, будто Нестор новый, вероятно,

Восхочет жить хотя бы триста лет.

Однако я, изведав столько бед,

Давно постиг, что бытие превратно,

Я жажду тьмы, и мне давно понятно:

Пристанища верней могилы нет.

Пол земляной - да будет кровью п*лит!

Сломи, душа, бессмысленный засов,

Сбрось оболочку, что тебя неволит!

Но чу!.. Страшусь небесных голосов,

Я знаю - это Истина глаголет!

О, Вечности неумолимый зов!

***

Ахилл, копье без промаха меча,

В бою дела свершает величавы;

Чинит неумолимые расправы

Могучий Тевкр, на колеснице мча;

Разрублен узел: краткий взмах меча

И Александр возвысил честь державы;

Урвать, клянусь, от их великой славы

Не жажду я ни одного луча.

Камоэнс, лишь твои твержу уроки,

Лишь ты один, пойдя судьбе вразрез,

Облек навеки в пламенные строки

Скорбь Афродиты, жалобы Инес,

Плененного титана вопль жестокий.

Ад ревности, любовный рай небес.

***

Сколь, о Камоэнс, мы с тобой едины!

Похожей мы отмечены судьбой:

Один и тот же случай нас с тобой

Забрасывал на дальние чужбины.

Я видел Ганг в недобрые годины,

Измучен нищетою и борьбой;

Терзаем был любовною алчбой:

Как не узнать твоей судьбы картины?

Не взыскан жизнью и не обогрет,

От Неба жду последнего удара,

О да, различий между нами нет,

Похожи мы... Но лишь в одном не пара:

Ведь если мы равны по части бед,

То где мне до тебя по части дара!..

***

Уже в чужих краях пускавший корни,

Уже не раз бывавший на мели

Я всех бедней из бедняков земли:

Что может быть печальней и бесспорней?

Фортуне грозной можно ль быть покорней?

Желания от сердца отошли.

Но умереть от родины вдали

Я ведаю, удела нет позорней.

Ах, не поступишь Року вопреки.

Пресечь мои страданья и болезни

Лишь Смерть могу просить я по-мужски:

Взываю - будь же в мире всех любезней,

Спаси меня от гибельной руки,

Столь беспощадно волочащей к бездне.

"УРОК НЕ ВПРОК".

НАПИСАНО ПО СЛУЧАЮ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

ТРАГЕДИИ "ЭЛАИРА",

ПРИНАДЛЕЖАЩЕЙ ПЕРУ МИГЕЛА АНТОНИО ДЕ БАРРОСА

Кричал почтенный Брас: "Держите вора!

Увы! На чести дочери пятно!

Железом я заколочу окно,

Отважу эту сволочь, ухажера!"

Конечно, стонет юная сеньора,

Рыдают и Хариты заодно:

Подобных слез я не видал давно,

Не столь жемчужно плачет и Автора!

"Уму и естеству благодаря,

Отцы - охрана легконравным дщерям,

И драмы тоже пишутся не зря,

Так пусть меня не обзывают зверем:

На сцену вывел дон Мигел царя,

Который дочь упрятал в медный терем!"

ПО ПОВОДУ НЕКОТОРОГО СОНЕТА,

СЛОЖЕННОГО ТЕМ ЖЕ ЛИЦОМ

С четырнадцатой распростясь строкой,

Скажу, что тема взятая - весома:

Какая роскошь: "нос подъяв, несома..."

Шедевр терминологии морской!

Быков, ослов и мулов, день-деньской

Жующих, вижу прямо возле дома,

О, эта "возносимая солома"!

До жвачки здесь уже подать рукой!

Шесть строк последних - шесть лепех навоза,

Из них четыре, ты не осерчай,

Для уха - чересчур большая доза.

О пятой - не сказать бы невзначай;

В концовке - соль, ее три тяжких воза...

Лавровый лист башку твою венчай!

ЕМУ ЖЕ, ПО ТОМУ ЖЕ ПОВОДУ

Из Лиссабона шел бы ты подале,

Блистательный глава пустых голов!

Живи средь равных, то бишь средь ослов,

И счастлив будь, что по башке не дали.

Беда - в твоих мозгах, не в матерьяле!

Какая сеть - такой, пардон, улов.

Уж ты оставил бы тасовку слов

И вовсе бы заткнулся - в идеале.

Тупой, как мул, ты лезешь, но куда?

Несчастный, суйся в бреши и проломы,

Однако есть и на тебя узда!

В меня ты мечешь молнии да громы?

Соломенная ты, мой друг, скирда

Вот и плетешь сонеты из соломы.

ЕМУ ЖЕ

Ты, Мелизен, среди живых - меньшой,

Наимерзейшей обладатель рожи,

Стихов, подобных ей, и прозы тоже,

Поганый телом, пакостный душой;

Кидаешься оголодавший вшой

На всех, кто с Фебом разделяет ложе,

Пускаешь вопли - аж мороз по коже

Из щели рта, побитого паршой.

Зовешь Элмано вором и пиявкой,

хоть из пиявок сам, - но я сведу

Счета со всей твоею гнусной лавкой;

Аркадский хлыщ, рассчитывай на мзду:

Ты, оборотень, рявкай или тявкай

Но дни окончишь все одно в аду!

БЕЛШИОРУ МАНУЭЛУ КУРВО СЕМЕДО

В святилище пролезши к Аполлону,

Он счел, что место годно для житья;

Дрожат вакханки от его вытья,

Склоняются слепцы к его закону.

Он мчит от лексикона к лексикону,

Чтоб, на кусочки оные кроя,

- Пигмей из Синтры, худший сорт ворья!

Сложить их снова, как дублон к дублону.

К убогим поэтическим дарам

Дать посвященье в качестве гарнира,

Греметь названьями занудных драм;

То старый плащ, то грязная порфира

Пусть кое-как, но прикрывают срам

И распускает хвост павлин Белмиро.

ЕМУ ЖЕ

Горя желаньем обольстить пастушек,

Амурчиков Белмирчик вплел в цветочки,

Ах, Тежо драгоценнейшего дочки,

для вас готовы горы безделушек!

Детишки, ясно, падки до игрушек:

Играли оными до поздней ночки,

Потом - в ночные бросили горшочки

Остатки драгоценных финтифлюшек.

Но вдруг - на тежуанский бережочек

К Белмирчику плывет, неся приветик,

Одна из дивнейших ундиньих дочек

И возвещает из воды: "Мой светик,

Отныне, дивный мастер мелких строчек,

Ты - главный в Лилипутии поэтик!"

ТЕМ ЖЕ

Аркадская недоглядела стража;

Явился некий гаер на Парнас,

А там - пространной цепью готских фраз

Гремел Белмиро, чувства будоража.

Тогда, немало всех обескуража,

Гость объявил, что кое-что припас,

И жалкое собрание потряс

Тем, что прочел о нем сонет Бокажа.

Всех громче взвыл, кто был мерзее всех:

Решил, что счеты свесть пора со змеем,

И разъяснил, сколь гадок всякий смех,

Сколь подл Бокаж - унять уже сумеем!..

Имела речь его большой успех,

Понравилась кухаркам и лакеям.

"НОВОЙ АРКАДИИ"

Несчастное сообщество пиит!

Элмано пишет на тебя сатиры,

И слух пускают гнусные проныры,

Что вскоре будет твой притон закрыт.

Чернь только знай вослед тебе свистит,

Хламида славы расползлась на дыры,