Вечный слушатель - Евгений Витковский

***

Напялив плащ и ношеную робу,

Варона, плут последнего пошиба,

Кому плевать, что есть щипцы и дыба,

Решил заняться грабежом, на пробу,

Взыскуя обновленья гардеробу,

Торговца-простачка он выбрал, ибо

Святое дело: взять, ни за спасибо,

Да и обчистить данную особу.

Заходит в лавку он походкой краба,

Там семь локтей сукна хватает грубо

Меж тем хозяин онемел, как баба.

Ворюге наживать легко и любо:

О, в нем талант немалого масштаба!

За то, видать, и держат душегуба.

***

Монашище, портрет кабаньей туши,

Ноздрищу пропитавший табаком,

Всю жизнь ума не видевший ни в ком,

При бороде, но с плешью на макуше,

Он проповедью залезает в души,

По кафедре грохочет кулаком,

Он грех клеймит, он близко с ним знаком,

Он изрыгает океаны чуши.

Четыре шлюхи сознают вину:

Они-то в курсе дела, им понятно,

Отколе блуд столь мерзок болтуну.

Одна бормочет: "Я и впрямь развратна!

Мой грех велик! Ты, падре, в ночь одну

Меня в него склонил девятикратно!"

***

Века, что не знавали кровной мести!

Был человеку лог любой - как дом;

Красотка, расставаясь со стыдом,

Не мнила, что ее лишают чести.

Теперь - не то: запреты на инцесте,

Все прокляты, чья родина - Содом,

А кто алчбою гнусною ведом

О бегстве мыслить должен, об аресте.

Насколько же счастливей кобели!

Учует пес во храме божьем суку

И в тот же миг дела на лад пошли,

Тогда как дева, взявшись за науку,

Глядит в алтарь, - при этом ей вдали

Рисует мысль совсем иную штуку.

***

Владеть гаремом - вот удел благой:

Во Фракии родиться бы вельможей,

Чтоб тысячу Венер на общем ложе

Увидеть; кстати, каждую - нагой.

Ко мне соперник пусть бы ни ногой!

Уж я набрал бы стражи чернокожей,

Свой дом заставил бы стеречь построже!

Ах, не алкал бы я судьбы другой...

Тебе, Природа, не избыть огреха!

Я - сын страны, где все попрал разврат

И где ничто для блуда не помеха.

Любовь, ты жизнь преображаешь в ад!

В Европе ревность - горькая утеха,

Здесь есть закон: кто любит, тот рогат.

***

Дорожкою, протоптанною смлада,

В приют нескромности взбираюсь я,

И вот - топчусь меж потного тряпья,

Висящего где надо, где не надо.

Меня берет немалая досада,

Когда, продрав глаза от забытья,

Ломтище сыра козьего жуя,

Идет ко мне кряхтящая наяда.

Тогда молю: "О челн дубовый мой!

Плывем отсель, доколе дверь открыта!

Не трепещи! Спешим, спешим домой..."

Но челн дубовый говорит сердито:

"Заткнись да повернись к дверям кормой!

Как ни проси, не опущу бушприта!"

***

В часы Морфея, в сумраке густом,

Явился мне гигант из мира т*ней,

Сжимавший пястью зыбкой тем не мене

В железном переплете тяжкий том.

И вопросил я в трепете святом:

"Кто ты еси? Дух пр*клятый иль гений?"

"Я - тот, кем ты повержен на колени,

Пред чьим послушен даже ты перстом.

От моего бежать стремишься ига,

Но Некто победит тебя в бою,

А на борьбу меж вас - достанет мига.

Разжалобить не мысли судию,

Взгляни!" - и вот была раскрыта книга,

Я глянул и увидел смерть свою.

К СЕНЬОРУ АНТОНИО ЖОЗЕ АЛВАРЕСУ,

В БЛАГОДАРНОСТЬ ЗА ОКАЗАННЫЕ УСЛУГИ

В узилище, где мне пришлось так туго,

Где я - почти в могиле - смерти жду,

Однако грежу и томлюсь в бреду,

Где бытие - подобие недуга;

Где тягота чрезмерного досуга

Ведет рассудок смутный в поводу,

Мою смягчают горькую нужду

Предупредительные руки Друга.

В наш гнусный век, когда для всех вполне

Уместно обходиться внешней формой,

Ужели Дружбы чудо - не во сне?..

Ты утешаешь изможденный взор мой,

О добрый гений... Как же странно мне

Смотреть на то, что быть должно бы нормой.

СЕНЬОРУ ЖОАНУ САБИНО ДОС САНТОС РАМОСУ,

В КАЧЕСТВЕ ОТВЕТА НА ЕГО СОНЕТ

Сколь Рок ни алчен - есть и Року мера:

Ему Элмано лиру не вручит,

Гомер почил, но слава не молчит,

Века нетленным сберегли Гомера.

Но слава - не пустая ли химера?

Порой меня берет в оковы стыд

Какой мудрец поэту разъяснит:

Разумна ли в людскую память вера?

Колеблюсь, то ликуя, то скорбя,

Слабеет сердце, и певца дурачит,

Миражем славы бедный ум губя.

О, что же за концом пути маячит,

Элмано нежный? Мир земной тебя

Когда не воспоет, то пусть оплачет!

***

Страшусь того, что станется поколе

Я буду жить в незнаемом краю:

Оберегать в душе любовь мою

Устанешь ты, и покоришься доле.

Страшусь, что красотою поневоле

Поблекнешь ты, - приметы узнаю

Того, как Гений Времени в бою

Сражает всех, влачащих дни в юдоли.

Страшусь - и если все-таки в борьбе

Повержен буду, Призраком низринут,

Блюдущим меру зла в моей судьбе

То все же, если скорби в сердце хлынут,

Ты помяни меня, скажи себе:

"Он так любил меня - и мной покинут".

***

Измученное сердце, ты под гнетом

Желания страдаешь тяжело,

Единое стремленье обрекло

Тебя на службу лишь своим заботам.

Истерзанное сердце, стань оплотом

Для мужества, - о, пусть бы ты смогло

В себе не холить зреющее зло,

Не цепенеть перед геройским взлетом!

Вздохни, сумевши страхи превозмочь,

Не обольщайся тишью и покоем,

Победный миг уверенно пророчь!

Боец, постыдна робость перед боем:

Прочь, опасенье, малодушье, прочь!

Ты все же гибнешь? Гибни, но героем.

***

Холодный Разум, не гонись упрямо

За мной, к благим поступкам не зови:

Чтоб отвратить меня от чар любви,

Нет у тебя ни власти, ни бальзама.

Когда срамишь - то защити от срама,

Коль вылечить не можешь - не трави,

Мое безумье - у меня в крови:

За мною, Разум, не гонись упрямо.

Ты над моей душой возвысить власть

Решил свою, - однако власть любая

Сулит мне только гибель и напасть.

Марилию от сердца отрубая,

Ты мнишь: я должен, злобствуя, проклясть,

А я взыскую - плакать, погибая.

***

Пылать любовью к деве благонравной,

О ней страдать во сне и наяву,

В полночный час просить о рандеву,

Грозя своей же гибелью бесславной;

Уговорив, за дверь походкой плавной

Скользнуть и скромно преклонить главу,

Обнять - и, доверяясь естеству,

Не торопясь, стремиться к цели главной;

Лобзать чело ее, весь нежный лик,

Касаться столь стыдливо сжатых губок,

Почуять жар, который в них проник,

В потемках слышать хруст крахмальных юбок

И понимать, что до блаженства - миг:

Ужели слаще есть на свете кубок?

***

В твоих вуалях, Низа, мало проку,

В них прелестям скрываться ни к чему.

Легко возможно резвому уму

Представить все, что недоступно оку.

Напрасно скромность зрю в тебе жестоку:

Не спрячешь тело в платье, как в тюрьму.

Все, чем владеешь, мыслью обойму,

Не затевая лишнюю мороку.

Сокровища сурово притая,

Ты неприступна, - но таков обычай,

Что рвется страсть в сладчайшие края.

Возможно ли тиранствами приличий

Сокрыть красоты, если мысль моя

Их сделала давно своей добычей?

***

Не сетуй, сердце, прекрати мытарства,

Пред злой печалью двери затвори:

Красой обращено ты в бунтари,

Краса да укротит твое бунтарство!

Как велико сего огня коварство,

Страшись его, внимательней смотри...

О, как же душу гложет изнутри

Болезнь любви, от коей нет лекарства!

И я напрасно эти цепи рву,

Я обречен в борьбе на пораженье:

Одной тобой, Аналия, живу!

К тебе ль свое ослаблю притяженье,

Когда любая прелесть наяву

Дешевле, чем твоя - в воображенье!

***

Любовь напастью обернулась ярой;

Душа - с Аналией наедине;

Однако память угрожает мне,

Как жалкому рабу, постыдной карой.

Сладчайшего томленья тяжкой чарой

Терзаюсь я в далекой стороне,

Когда бы ведать, что и ты - в огне,

И что ко мне пылаешь страстью старой!

Но знаю, знаю, все - наоборот;

Покуда я сошел с любовной сцены,

Другой украл дары твоих щедрот!

Сколь высоки у обольщений цены:

И мне в прозренье страшном предстает

Видение неведомой измены.

***

Элмано, что ты делаешь? Постой,

Жертрурией свой взор еще порадуй!

Иль ты за некой большею наградой

Стремишься в край чужой, необжитой?

Ты нравом - тигр, коль скоро красотой

Не обольщен, вернейшею привадой:

О, к тежуанке низойди с пощадой!

Элмано, что ты делаешь? Постой!

Твой путь , безумец, бури обозначат,

Ждет Адамастор, странников губя,

Эриннии, чудовища маячат.

Жертрурия прощается, любя...

Смотри, жестокий, как хариты плачут

В ее глазах, глядящих на тебя!

***

Волна морская нас несет упруго

Из пропасти под самый небосвод,

Покуда с Аквилоном бьется Нот,