Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще больше времени отнимало у Зиновьева решение межведомственных разногласий.
Так, 13 августа Григорий Евсеевич направил в ЦК слишком эмоциональную по тону записку (ее подписал и К. Радек). «В Наркоминделе, — отмечал Зиновьев, — в последнее время устанавливаются такие отношения к Коминтерну, которые лишают нас возможности отвечать за работу». И приводил четыре примера, подтверждавших такую оценку:
«1. Тов. Вронский (работник Коминтерна — Ю. Ж.) вопреки всем решениям, не имея никаких мандатов, приезжает (в Германию — Ю. Ж.) с III конгресса и пытается устроить частное совещание с группой Леви (один из руководителей КПГ — Ю. Ж.).
2. Тов. Чичерин посылает две депеши т. Цукерману (в партии с 1918 г.), в которых (не сообщая нам и не спрашивая нас, поручает ему следить за мнимыми авантюристами Туркбюро Коминтерна (Сафаров, Рудзутак). Результатом будет чудовищная склока.
3. Чешский посол т. Мостовенко (полпред РСФСР в Праге и Каунасе — Ю. Ж.), поверивши Бенешу (министр иностранных дел Чехословакии —Ю. Ж.), пишет три позорнейших телеграммы самого подлейшего свойства… Вступает в переговоры с лидерами чешских коммунистов…
4. Из фондов, ассигнованных нам Центральным комитетом после II конгресса, мы дали указание выдать Дремеру (сотрудник ИККИ — Ю. Ж. ) 75 миллионов марок. Деньги крайне необходимы, иначе работа в ряде партий станет… А Литвинов… пишет своему агенту в Ревеле (ныне Таллинн — Ю. Ж. ): я (Литвинов) думаю, что столько давать не надо».
Завершала же записку конкретная просьба — «дать должное указание Наркоминделу, иначе мы слагаем с себя ответственность за работу».
На следующий день Чичерин, извещенный секретарем ЦК В. М. Молотовым о письме Зиновьева, пункт за пунктом, хотя и не по порядку, твердо отвергает все надуманные, по его убеждению, обвинения.
«О совещании т. Вронского с группой Леви я впервые слышу, и какое-либо его мнение бестактности не имеет к линии НКИД никакого отношения…
Валютные операции т. Литвинова не подчинены НКИД. Совнарком поставил его лично во главе всех валютных операций республики вне всякого отношения к НКИД…
Т. Мостовенко в своих тревожных шифровках сообщает советскому правительству о разговорах с чешскими министрами, обнаружившими, по его мнению, угрозу советской республике… Если же т. Мостовенко вел какие-нибудь вредные для Коминтерна переговоры с лидерами чешских коммунистических партий, пусть Исполком Коминтерна укажет НКИД, какие именно вредные переговоры он вел…
Остается мое поручение т. Цукерману следить и сообщать центру о затеях Туркбюро Коминтерна (оно же Ближневосточное, создано 15 января 1921 года, переведено из Ташкента в Бухару с председателем Я. Э. Рудзутаком — Ю. Ж. ), являющихся вторжением в иностранную политику и опасных для международного положения республики. Если из ответственных источников мне сообщают о поддержке молодыми секретарями из Туркбюро бандитов в Персии, прикидывающихся революционерами (Чичерин имел в виду повстанцев в Гиляне и Хорасане, связанных с Иранской коммунистической партией — Ю. Ж. ), об их действиях, могущих привести к немедленному союзу Афганистана с Англией против нас и т. д., то моя совершеннейшая обязанность — принять меры, и прежде всего потребовать сведений и материалов, т. е. чтобы т. Цукерман следил и сообщал».
Подводя же итог своим не столько оправданиям, сколько ответным нападкам на ИККИ, нарком с вызовом писал: «Приписанной НКИД линии не существует. Зло заключается в недостатках контактов у НКИД с Коминтерном. Линия НКИД заключается в том, чтобы через миллионы трудностей благополучно перешла советская республика, цитадель мировой революции». Добавил: «Только с антибрестской точки зрения, безразличной к существованию советской республики, можно эту линию отвергать». И предложил: «Необходимо неофициально устраивать совещания членов коллегии НКИД с руководящими членами ИККИ для взаимной информации и сообщения жалоб и пожеланий, чтобы международная политика РСФСР и Коминтерна не были в состоянии антагонизма между собой»282.
Рассмотрев письма, ПБ уклонилось от явной поддержки какой-либо из сторон. Ведь было совершенно понятно, что у НКВД и ИККИ не просто временные разногласия. У них взаимоисключающие цели, стремясь к которым, они всегда будут находиться в конфронтации. И как бы ни были близки РКП задачи Наркоминдела, для Советской России как государства более важной оставалась та политика, которую проводил НКИД. А потому и последовало 25 августа лишь формально «Соломоново» решение, по сути отклонившее все претензии ИККИ: «Тт. Зиновьеву и Чичерину устраивать специальные совещания, и на первом же совещании выработать форму контакта между Коминтерном и НКИД»283. Тем самым было предвосхищено и решение ПБ от 14 сентября — по поводу зарубежных валютных трат обоих ведомств.
Скорее всего, Зиновьеву не хотелось терпеть поражения. Почему это он, член ПБ, должен координировать свои решения с Чичериным, даже не входившим в состав ЦК? Видимо, потому и продолжал тлеть конфликт пять месяцев. Лишь 12 января 1922 года ПБ смогло «считать ликвидированными» вопросы, связанные с ИККИ и НКИД284.
Зато другое столкновение, более серьезное, только на этот раз не с другим ведомством, а со «своим» ПК, точнее — с избранным ими Бюро, а затем и с Лениным (!) закончилось для Зиновьева бесспорной полной победой.
Еще в середине февраля 1921 года Москва предложила снять секретаря ПК С. С. Зорина. Прямо не высказанное основание было достаточно понятно: массовые забастовки, демонстрации протестующих рабочих. На место же Зорина был рекомендован Н. А. Угланов. Человек, мало знакомый Зиновьеву — не работавший с ним до того времени. Вызывавший неприятие из-за необразованности — всего два класса сельской школы, да еще и сомнительной профессии — до революции работал приказчиком в скобяных лавках. Но тогда, в начале года, Григорию Евсеевичу пришлось смириться, даже когда на новом, абсолютно новом посту Угланов стал подтверждать изначальные опасения Зиновьева.
Всего за неделю до начала конфликта с Бюро ПК Зиновьева заботили лишь проблемы Коминтерна. 13 сентября он попросил для решения срочных вопросов, связанных с работой ИККИ, срочно, на следующий же день, созвать ПБ. Но семь дней спустя он забыл о международном коммунистическом движении. 20 сентября направил Ленину тревожное письмо, порожденное дошедшими до него разговорами о сути только что, 19 сентября, прошедшего в Петрограде собрания организаторов коллективов, то есть секретарей партячеек, ставшем прелюдией для созываемой вскоре губернской конференции РКП. Угрожавшей прежнему руководству. И ему лично, и тем, кто работал с ним рука об руку три года. М. М. Лашевичу — командующему 7-й армией, С. С. Зорину — уже снятому с поста секретаря ПК, Г. Е. Евдокимову — заместителю Зиновьева по Петросовету, даже С. С. Равич — вернувшейся
